Мистер Ф. это мистер Ф. (пер. В.Гольдича) - Баллард Джеймс Грэм - Страница 3

По счастью, он продолжал мыслить как взрослый человек. Дайте ему бумагу и карандаш, и он сумеет продемонстрировать свой зрелый ум и знание социальных законов, которыми не обладает ни один вундеркинд.

Значит, первым делом необходимо добраться до больницы, а если не получится, то до полицейского участка. Да и вообще, достаточно попасть на ближайшую центральную улицу – четырехлетнего ребенка, разгуливающего в одиночку, сразу остановит какой-нибудь постовой.

Он услышал, как по лестнице поднимается Элизабет с бельевой корзинкой, поскрипывающей в руках. Фримен попытался забраться в постель, но смог только стащить на себя простыню. Когда Элизабет открыла дверь, он забежал за кровать, чтобы спрятать свое маленькое тело, а подбородок положил на постель.

Элизабет остановилась, глядя на маленькое пухлое личико. Мгновение они смотрели друг на друга; у Фримена отчаянно колотилось сердце, пока он мучительно размышлял о том, почему жена не замечает происходящих в нем перемен. Но она только улыбнулась и прошла в ванну.

Опираясь на тумбочку у кровати, он наконец забрался в постель и отвернулся от двери в ванную. На обратном пути Элизабет наклонилась над ним, поправила одеяло и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Остаток дня Фримен ждал подходящей возможности для побега, но Элизабет постоянно что-то делала около его спальни, а вечером, прежде чем он успел хоть что-нибудь предпринять, его сморил сон. Спал он крепко, и ему ничего не снилось.

Проснулся Фримен в огромной белой комнате. Голубой свет заливал высокие стены, на которых резвились гигантские фигуры животных. Оглядевшись, он понял, что по-прежнему находится в детской. На нем была пижама в горошек (выходит, Элизабет переодела его, пока он спал?), но и она казалась слишком большой для его съежившихся ручек и ножек.

Крошечный халатик лежал в ногах кровати, на полу стояла пара шлепанцев. Фримен слез с кровати и надел халат и шлепанцы. Его качало. Дверь была закрыта, но он придвинул стул, забрался на него и повернул ручку, сжав ее двумя маленькими кулачками.

На лестничной площадке он остановился, прислушиваясь к звукам, доносящимся из кухни. Элизабет что-то там делала, тихонько напевая. Фримен начал осторожно спускаться, наблюдая за женой сквозь перила. Она стояла у плиты, практически закрывая ее широкой спиной, и разогревала какую-то молочную смесь. Фримен подождал, пока она отвернется к раковине, и проскочил мимо кухни в прихожую. Толстые подошвы тапочек заглушали его шаги.

Оказавшись в саду, он сразу бросился бежать. Ему с трудом удалось открыть тяжелые ворота. Когда он возился с задвижкой, проходившая мимо женщина средних лет остановилась и посмотрела на него сверху вниз, а потом, нахмурившись, перевела взгляд на окна дома.

Фримен сделал вид, что возвращается обратно в дом, надеясь, что Элизабет еще не заметила его исчезновения. Когда женщина пошла дальше, он открыл ворота и побежал по улице в сторону торгового центра.

И неожиданно попал в огромный мир. Двухэтажные дома уходили в небо, точно стены каньона, конец улицы в ста ярдах впереди терялся далеко за горизонтом. Камни на мостовой оказались массивными и неровными, а кроны гигантских сикомор и вовсе было невозможно разглядеть. Ехавший навстречу ему автомобиль притормозил, а потом помчался дальше.

Фримену оставалось пройти пятьдесят ярдов до угла, когда он споткнулся об один из камней на мостовой и вынужден был остановиться. Задыхаясь, он прислонился к дереву, от усталости у него подкашивались ноги.

Он услышал, как открылись ворота, и через плечо увидел Элизабет, оглядывающую улицу. Фримен быстро спрятался за дерево, дождался, пока она вернулась в дом и только после этого зашагал дальше.

Вдруг откуда-то с неба опустилась здоровенная рука, подхватила его и подняла в воздух. Вскрикнув от удивления, он поднял голову и узнал мистера Саймондса, своего банковского менеджера.

– Вы что-то рано поднялись сегодня, молодой человек, – сказал Саймондс и, крепко держа Фримена за руку, поставил его на землю.

Его машина стояла рядом, у тротуара. Оставив двигатель включенным, он повел Фримена обратно по улице.

– Ну, давай-ка посмотрим, где ты живешь. Фримен попытался вырваться, отчаянно дергал руку, но Саймондс не обращал никакого внимания на его попытки освободиться.

Элизабет вышла из ворот, даже не сняв передника, и поспешила к ним навстречу. Фримен попытался спрятаться за Саймондса, но вдруг почувствовал, как сильные руки банковского служащего подняли его и передали Элизабет. Она крепко прижала голову беглеца к своему мощному плечу, поблагодарила Саймондса и понесла Фримена в дом.

Когда они переходили через дорогу, Фримен расслабленно сидел у Элизабет на руках, мечтая оказаться где-нибудь за тридевять земель от нее.

Попав в детскую, он решил, что сразу же заберется в кровать и юркнет под одеяло, но Элизабет опустила его на пол, и Фримен понял, что находится в детском манеже. Он неуверенно взялся за перильца, а Элизабет наклонилась, чтобы поправить ему халатик. Потом, к радости Фримена, она отвернулась.

Минут пять, потрясенный случавшимся, Фримен стоял в манеже, держась за перила. Постепенно его дыхание пришло в норму, и тут он наконец осознал то, чего смутно опасался последние несколько дней, – по какой-то необъяснимой причине Элизабет идентифицировала его с ребенком в своем чреве! Она ведь совершенно не удивилась, когда увидела, что Фримен превратился в трехлетнего малыша. Его жена воспринимала происшедшее как естественное следствие своей беременности. Она убедила себя в том, что ее сын уже родился. В то время как Фримен становился все меньше, зеркально отражая развитие человека, ее взгляд застыл в их общем фокусе, и она видела лишь образ своего ребенка.

Продолжая строить планы побега, Фримен обнаружил, что не может выбраться из манежа. Легкие деревянные прутья оказались слишком прочными для его маленьких ручек – сломать их он был не в состоянии. Утомившись от бесплодных усилий, он сел и начал катать большой разноцветный мяч.

Фримен решил, что, вместо того чтобы избегать Элизабет и скрывать происшедшие с ним изменения, он должен постараться привлечь внимание жены и заставить признать, что он ее муж, а не сын.

Поднявшись на ноги, он принялся раскачивать манеж из стороны в сторону, и вскоре один из углов оказался у стены. Раздался стук. Еще раз. И еще.

Элизабет вышла к нему из своей спальни.

– Дорогой, что ты расшумелся? – спросила она улыбаясь.– Хочешь бисквит?

Элизабет опустилась на колени у манежа, и ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Фримена.

Набравшись мужества, Фримен посмотрел прямо на нее, стараясь заглянуть в большие немигающие глаза. Он взял бисквит, откашлялся и старательно произнес:

– Я не бвой енок.

Элизабет взъерошила его длинные светлые волосы:

– Разве, дорогой? Какая ужасная неприятность!

Фримен топнул ногой и скривил губы:

– Я не бвой енок! – завопил он.– Я бвой бупуг!

Посмеиваясь, Элизабет начала освобождать шкаф, стоящий около кровати. Пока Фримен пытался протестовать, сражаясь с потоком согласных, она взяла его клубный пиджак и пальто. Потом постелила простыню, побросала на нее рубашки, носки и все прочее и связала в большой узел.

Элизабет вынесла вещи Фримена, вернулась, сняла с его постели белье, отодвинула кровать к дальней стенке, а на ее место поставила детскую кроватку.

Вцепившись в манеж, Фримен смотрел, как исчезают предметы из его прежней жизни, и не мог произнести ни слова.

– Лисби, бомоби ме, я!..– Он сдался и стал искать что-нибудь, чем можно было бы писать.

Собрав все силы, он сдвинул манеж к стене и большими буквами, слюной, которая текла у него изо рта, написал:

ЭЛИЗАБЕТ, ПОМОГИ МНЕ! Я НЕ РЕБЕНОК.

Затем он начал стучать кулаком в стену, и ему удалось привлечь внимание Элизабет, но когда он показал ей на записку, буквы успели высохнуть. Расплакавшись от огорчения, Фримен прошлепал к стенке и стал восстанавливать свое послание. Прежде чем он успел написать две или три буквы, Элизабет подхватила его на руки и вынула из манежа.