Кто я такой, чтоб не пить - Жванецкий Михаил Михайлович - Страница 19

– Вы гость капитана, садитесь за стол, вам подадут.

– Нет, я здесь.

Я дожевал в углу. Корки сунул в карман. И пошел искать Петухова.

Ввиду полной невозможности дальнейшего пребывания в капитализме, ввиду униженности, незнания сортов пива и колбас, я попросил вывести меня обратно за борт, где и остался с наслаждением в общественном туалете морвокзала среди посетителей ресторана, многие из которых мочились, уже не расстегиваясь.

Я был среди своих… Среди своих я был недолго. Я стал сатириком.

Спасибо вам, Владислав Сергеевич, за первую экскурсию во враждебный мир, борьбу с которым мы с вашей помощью, слава Богу, проиграли.

Эльдару Рязанову

Эльдар Александрович!

Не знаю, что-то есть в нашей жизни, в этой пыли, в этой грязи такое очаровательное, такое приятное, что вызывает тоску по Родине прямо у живущих в ней.

Сегодняшняя жизнь – для всех загадка.

Всё странно.

Всё непонятно.

А посередине живем мы.

Смотрим вокруг глазами идиота.

Вроде нравится… Авто, магазины, огни, дома…

Но мат, но порнуха, но грязь…

Мы никогда не знали, что у мужчин и женщин главное – тело.

Даже не глаза – а задница.

Ну, коли сегодня мозги не главное – население как-то отошло в сторону.

Как-то свежим дыханием и торчащей грудью мы никогда не отличались.

Если что-то торчало за пазухой – это был ворованный водопроводный кран или банка кофе.

Так что по красоте тела мы здорово в стороне.

У нас вот это: образование… Потом литература… Потом наука…

А нам неожиданно замерили талию и таз.

А перхоть, а прокладки, а «Бленд-а-мед» – все, чтобы выглядеть, и ничего, чтобы соображать.

И в фильмах подробно – как проломить голову, и ничего – чтобы ее наполнить.

Как-то уж сильно больно мы не нужны.

Приходи, смотри, купи, звони.

От этой жизни в виде водорослей мы тупеем со скоростью сто человек за передачу.

И тихо смотрим на буйство красок вокруг.

Может, сейчас не наше время?

А когда оно было нашим?

Прежде – Советская власть.

Ныне – Рекламная власть.

Все тебе говорят, что делать, что носить, куда ходить.

Ну хорошо, с их помощью мы от перхоти избавились и кончики волос у нас мягкие.

Как-то не хотелось бы считать это смыслом жизни.

Добиться нашей сельской труженице размеров 90–60–90 при ватнике и сапогах?

И это все для кого?

Для мужа нашего?

Да у него самого 30 на 20 на 28, имея в виду глубину мысли и широту души.

Так что когда еще нам светит быть принятыми в европейских домах, даже без перхоти и с душистым дыханием.

В общем, жить мы среди мюзиклов и «дьюти-фри» живем, но как-то потерянно.

Всё ищем, ищем свое место и не можем никак отыскать.

Здорово все-таки нас приучили не думать о себе.

То время кончилось.

Язык кино и Чикаго стал переводим.

Мы уже знаем, что такое убивающий гангстер и преуспевающий адвокат.

Мы еще не знаем, что такое завод Форда и Катерпиллера, но хорошо знаем, что такое доллар, и ищем, ищем и находим понемногу, входя в этот мир с недоверием и удивлением.

И судорожно, как деревенский мальчик, держим свой фанерный чемоданчик, где среди самого необходимого – две-три книги Булгакова, два куска мыла, одна зубная щетка, две песни Окуджавы, три песни Высоцкого и три картины Эльдара Рязанова.

И, может быть, несколько строк автора этих строк. Целую, жду, пишу.

«Культурный слой…»

Культурный слой должен расти телами и текстами.

От нас останутся веселые размышления, мобильные телефоны, теракты и Интернет.

Немало.

Нам досталось телевидение, авиация, памперсы и Голливуд.

Тоже неплохо.

Предыдущим – паровозы, телефоны, «Титаник» и Толстой.

Нет, нет. Очень неплохо.

Слой от слоя не отставать!

Примите и прощайте.

Прощайте и примите.

Без шума и суеты.

Без речей и завещаний. Летайте.

Включайте.

Читайте.

Пользуйтесь.

Теперь это ваше.

Общество придает значение видимости.

У человека: автомобильные права, паспорт, диплом, удостоверение, членский билет, таможенная декларация, свидетельство о браке и куча всего.

А нужна только справка о состоянии здоровья.

И то устная.

Все остальное не соответствует действительности.

Он испытал в жизни две любви.

Один раз отчаянно.

Второй – чуть глуше.

В первый раз девушку двадцати пяти.

Второй раз женщину тридцати двух. И снова ту же.

Физически жизнь строится очень просто. Вначале тело заменяет мозги, потом мозги заменяют тело.

Вначале мы нуждаемся в страсти.

Потом в любви.

Потом в заботе.

Как бы вам сказать…

Она была ему не полностью верна.

Наши мысли – гул.

Наш протест – инфаркт.

Сидеть начеку и лежать насмерть.

Атаковать врага из больницы.

Убивать его своей смертью.

Расшатать его своим параличом.

А сейчас что затеяли, чтоб обратить на себя внимание – умирают молодыми!

Задача, люди, жить не лучше, а дольше.

Ей, конечно, достается.

Кто может выдержать такой характер – склочен, плаксив, жаден, скуп, прожорлив, болезнен.

Плюс мнителен.

Плюс без вкуса.

Плюс без внешности.

Плюс требует утешения.

По всем, по всем вопросам.

Как это можно выдержать?

Выдержать такое невозможно.

И она на это плюет.

Мы все занимаемся политической деятельностью.

Но в домашних условиях и между собой.

Она кричала и плакала.

– Какие вы, мужчины, все одинаковые – и отец, и брат, и ты. Вы все говорите одно и то же: не бросай незастеленную постель, не оставляй грязную посуду, не ешь семечки в постели, не бросай одежду посреди комнаты. Не оставляй мусор на ночь. Вы все такие одинаковые. И ты уже, казалось бы, в Москве, уже культурный человек – и то же самое.

Он пил и говорил:

– Миша, я женюсь только на той, что покончит с собой либо сразу, либо чуточку до моей смерти.

Но прежде всего свою основную линию мы проведем немедленно – мы выпьем.

– Гриша, ты куда?

– Нет, я иду домой.

Странный. То у него две женщины в серебристых пальто. То он ест шоколад – одну плитку за другой.

Абсолютное одиночество – это когда уже нет тех, кто тебя не понимает.

Как нерушимо соблюдается равновесие в нашей жизни.

Сейчас, когда столько всего в магазинах, – не хватает взгляда, слова, тайного рукопожатия, чего было так много, когда не хватало еды и одежды.

Она:

– Хочешь, я помолчу? Поверь мне, я еще никому этого не предлагала.

Друзья! Всё, я наливать уже не могу. Руки дрожат. Только солить, перчить и взбалтывать.

Мое первое хобби – вкусно поесть за обедом.

Второе – хорошо поспать после него.

Третье – разобраться в первых двух ощущениях.

И вот я счастлив.

И вот некому об этом сказать.

Попробуйте жить, имея вместо рук – ручки, вместо ног – ножки, вместо губ – губки. Прямо не знаешь, как это все оперировать.

Я старый холостяк.