Любовь и магия-2 (сборник) - Флат Екатерина - Страница 43

Паоло дослушивал Марко уже на ходу; по счастью, ключи от мотороллера были в кармане. Он успеет долететь за полчаса.

Да, сегодня гондолам было негде протолкнуться. Калле ди Арка и так довольно узка, а теперь лодки буквально мешали друг другу.

Паоло рассеянно улыбнулся смотревшей на него со своего кресла снизу вверх японке в очках в строгой черной оправе и бросил взгляд на гондолу Марко. Тот лучезарно улыбнулся и показал оттопыренный вверх большой палец: «Все отлично! Сейчас…»

– Мадам, ваша камера, можете включать, – склонился к клиентке Паоло.

Его гондола медленно, словно величественная птица, вплыла в переулок, и он сначала ощутил присутствие, прежде чем на самом деле увидел и услышал. По разгоряченной коже пробежал холодок.

Для него пятно слепящего, почти прозрачного света медленно и неторопливо обретало плоть и ясный, сияющий голос.

Ее кожа показалась ему почти прозрачной. На белое тонкое платье падали длинные локоны удивительного цвета червонного золота. Именно этим цветом когда-то славились итальянские красавицы времен Тициана.

Она сидела на рассохшемся деревянном пирсе, опершись на вытянутые руки. Стройные ножки плескались в зеленой воде канала. Ее взгляд был устремлен на выцветшие черепичные крыши и бессовестно голубое небо. Лишь на мгновение она окинула веселым взглядом гондолы, с которых множество людей, словно одержимые, смотрели на нее через окошки телекамер.

Ее голос лился над ними, и в то же время будто наполнял собой все пространство, создавая какую-то новую, ощутимую реальность.

Паоло шевелил веслом, словно во сне. Не отрывая взгляда от незнакомки, он едва замечал, куда направляет свою гондолу. Эта девушка, ее песня что-то творили с ним. Какое-то чудо, названия которому он не знал. И вдруг она повернула голову и взглянула на него в упор. Глаза ее, так похожие на цвет воды в лагуне, смотрели на него с каким-то странным выражением, не то узнавая, не то приглашая подойти поближе…

Несколько дней он пропадал на каналах, ничего не объясняя семье. Он, словно одержимый, разыскивал ее на разных водных улицах и каждый раз ловил на себе ее взгляд, пристальный и странный. Он стал видеть эту необычную девушку в своих снах, тревожных и рваных. И каждую ночь он просыпался в поту, в доме своих друзей, от необъяснимого чувства тревоги. Ему снились плеск воды и странные протяжные звуки, и в ужасе видел он прекрасную свою певунью, приближающую к нему лицо, будто для поцелуя. И последнее, что видели его глаза, – это хищный блеск ее черных зрачков и острые зубы у своего горла. Сны эти пугали Паоло, но каждое утро, просыпаясь, он загонял свой страх глубоко внутрь.

Он чувствовал, что становится больным, не видя ее, не слыша ее чудесных песен. Друзья лишь посмеивались над его внезапной одержимостью. Для них это было очередное венецианское представление, на которые так богат этот чудесный город. Туристы теперь валили валом.

Неделя пролетела неощутимо.

– Эй, старик, ты ведь сегодня к своим? Домой? – прервал мысли Паоло голос Марко. – Возьмешь меня?

Ну, разве мог Паоло отказать? Марко, напросившись, явился на семейный обед вместе с ним. И все разговоры были только о новом венецианском чуде. Друг, не умолкая, расхваливал красоту и голос неизвестной девушки:

– Хотите послушать? Я записал несколько ее песен на телефон. – Марко, не дожидаясь согласия, защелкал кнопками.

И снова волшебный голос зазвучал, но уже не в антураже бессмертного города, а под сводами летнего сада.

Марко восторгался как ребенок.

– Скажи же, Паоло, не правда ли, она хороша?

Не успел Паоло что-либо ответить, как его ладонь тронула прохладная рука.

Юноша обернулся. Его дед молча смотрел на него снизу вверх из инвалидной коляски.

Глаза старика напоминали крупные маслины. Обычно дедушка был милым и безобидным существом. Он неважно говорил после инсульта, но все еще мог улыбаться смеху своих детей и внуков в этом огромном семейном гнезде. Но сейчас его полуискаженное лицо явно выражало страх, и рука, вцепившаяся в Паоло, ощутимо дрожала.

Старый синьор затряс головой, лицо его исказилось еще больше, он явно пытался что-то сказать, и наконец слезы бессилия потекли по сморщенному загорелому лицу. Паоло легко развернул коляску и покатил ее к дому. Нужно было увезти дедушку из сада. Заметив состояние старика, к Паоло присоединился и его отец, синьор Фантуччи. Старик продолжал вздрагивать.

– Что случилось? – Отец Паоло наклонился к деду.

– Она, это она, – с трудом разобрал он.

Паоло с удивлением наблюдал, как на лицо отца набегает хмурая туча. Он лишь на минуту прикрыл глаза, коротко вздохнул и обратился к деду.

– Не волнуйся, папа, – мягко сказал синьор Фантуччи, – мы уже давно все живем на твердой земле. А что до Паоло, я думаю, он переживет несколько недель здесь, будет помогать мне в саду. Его гондола спокойно подождет его.

– Что? – собрался уже возмутиться молодой человек, как внушительный родительский щипок чуть пониже спины известил его о том, что сейчас не время для дискуссий.

– Да, конечно, отец, дедушка, я так и поступлю, – согласился со взрослыми молодой человек.

– Что тут у вас? – На заднем дворе появилась мать Паоло. – Что с дедушкой, почему он плачет? Он нездоров?

– Мария, присмотри за ним, нам с сыном нужно поговорить.

Синьор Фантуччи решительно направился в дом, а дед продолжал с тревогой смотреть ему вслед.

Паоло шел следом за отцом и чувствовал себя странно виноватым, словно он сделал что-то плохое.

Его дед был чудесным человеком. Паоло до сих пор помнил сказки и семейные истории из эпохи напудренных париков, которые когда-то рассказывал ему старик.

Вот уже много поколений семья Фантуччи живет на твердой земле в округе Венето, словно забыв о зеленых волнах лагуны. Ни родители, ни сам Паоло в детстве никогда не выезжали в Венецию. Их огромное хозяйство требовало времени. Но когда-то давно предок Паоло жил в самой Венеции и был гондольером.

Отец уверенно шел по коридору к своему кабинету.

Это была комната деда, но теперь, как наследник семейного дела, все делал отец. Обстановку здесь не меняли сознательно: массивный стол и стулья остались прежними. Синьор Фантуччи опустился в привычное кресло, а Паоло сел перед ним, стараясь как можно удобнее разместиться на стуле с высокой деревянной спинкой. Отец несколько минут молчал и хмурил брови, будто думая о чем-то таком, что явно не доставляло ему удовольствия. Затем, нахмурился еще раз и начал говорить.

– Эта история, безусловно, прозвучит либо как старая сказка, либо как полный бред. Но страх, который ты видел на лице твоего деда, самый что ни на есть настоящий, – сурово взглянул на сына синьор Фантуччи. – Говорят, когда-то в прекрасной Венеции жила русалка…

Паоло фыркнул, съехал на стуле еще ниже и вытянул ноги.

– Да-да, уж не знаю, была ли она покрыта чешуей и был ли у нее хвост, но прекрасную и юную девушку в белом видел в Венеции каждый нищий…

«Сказки, опять сказки, словно мне по-прежнему пять, и скоро мама отправит меня спать», – пронеслось в голове у Паоло…

– Дня не проходило, чтоб в каналах Венеции не звучали ее прекрасные песни под ярким синим небом. Часто она сидела, свесив ноги в зеленую воду каналов, и пела чудесные песни. И в них было столько радости, красоты, неудержимого веселья, что среди моряков и гондольеров прекрасной Венеции родилось поверье – перед важным делом, далеким походом, войной или путешествием целовать морскую деву. Поцелуй «венецианской рыбки», верили отважные моряки, даровал удачу, радость, уверенность в возвращении домой. Говорили, что морская певунья со смехом дарила морякам касание своих губ. Но был поцелуй ее мимолетен и холоден, будто морская пена, бьющая о борт корабля.

И знала вся Венеция, что в сердце ее «рыбки» столь же темно и холодно, как в морской пучине. Хотя многие молодые люди, забыв очевидное, обольщенные волшебным пением и смехом морской девы, пытались искать ее любви. Самые сладкоголосые менестрели исполняли любовные песни, вызывая у нее лишь задорный и радостный смех. В ответ она пела сама, оставляя неизгладимый след в человеческих сердцах. К ногам ее аристократы и богачи бросали дорогие подарки. Но наутро находили они дары на порогах своих домов вместе с удивительными сокровищами с самого дна синего моря.