Самые страшные войска - Скутин Александр Витальевич - Страница 9

– Так, если тебе надо солярки, то набирай, а если нет – я поехал, у меня много работы.

Миша недовольно скосился, и стал все делать сам. Конечно, наглотался солярки, да еще и облился. Он снял с моей головы пилотку и стал вытирать ей руки.

Я обалдел! Но не надолго. Кинулся на Мишу и стал метелить его от души. Вмешались ребята-старослужащие, что ехали со мной в МАЗе, разняли нас. И хорошо, что разняли. Миша был парень поздоровей меня, еще неизвестно чем бы все закончилось. А потом он нажаловался командирам и я получил пять суток губы за то что «избил дорожного мастера». Это еще спорный вопрос, кто кого избил, но дело не в этом. Не по-мужски это как-то, жаловаться. На губу у нас попасть непросто, до нее сорок километров, да еще через пограничный КПП ехать, документы надо выписывать. Ну да Миша постарался для меня.

И вот сижу я на губе, в одиночке. Общая камера была переполнена, поэтому новеньких распихивали в одиночки. Это вообще-то, нарушение, но когда и что в армии делалось правильно?

Нам уже выдали ужин. Нары подняты к стене и закрыты на замок до отбоя. Но отбой будет в одиннадцать, а пока я просто сидел на узеньком пеньке. Самым строптивым устроили вечернюю прогулку – гоняли бегом по внутреннему двору. Потом и их разогнали по камерам. И наконец я услышал в караулке какие-то нехорошие разговоры. За двое суток в камере слух обостряется до чрезвычайности. Слышны разговоры по всему помещению. Я прислушался – так и есть, сейчас арестованных «воспитывать» будут. Процедура эта выглядит так. Весь караул, пьяный, естественно, заваливает в камеру. Начальник караула читает по журналу звание и фамилию арестованного. Тот должен ответить:

– Я!

Далее читается его провинность:

– «Плохо исполнял обязанности дежурного по роте». Ты почему плохо обязанности исполнял? Служить не хочешь?

– Да я… – пытался оправдаться арестованный, но его уже не слушали и начинали избивать. Многим там выбивали зубы, ломали ребра, много солдат потом попадали в санчасть и даже в госпиталь. Но никто из губарей наказан не был. Кстати, если в строевых частях часто стерегут губу солдаты с той же части, то в стройбатах для этого есть специальный комендантский взвод, «красноперые». У них были красные погоны, в отличие от черных стройбатовских.

Я стоял и слушал, как «воспитывали» в общей камере. Потом пошли по одиночкам:

– «Пререкался с командиром…» Ты почему с командиром пререкался?

– Да я только сказал ему…

И начиналось избиение.

Я молча ждал своей очереди и лихорадочно соображал, как бы отвертеться от этой процедуры. Объяснять им свою ситуацию бесполезно. Они и слушать не хотели, их ничем не удивишь. Стоп! Вот оно решение! Их надо удивить!

Когда губари вошли в мою камеру, я уже знал что скажу им.

– «Избил дорожного мастера». Зачитал сержант. – Ты, сволочь, зачем мастера избил?

– А я его в карты проиграл.

Спокойно так сказал. Словно речь шла о чем-то обыденном.

– Как так, проиграл? – они заинтересовались.

– Ну, вы же знаете, получка недавно в отряде была? (В Софпороге и на Хуаппе в один день выдавали зарплату)

– Ну знаем, знаем, говори дальше-то, не тяни соплю из носа.

И я начал вдохновенно врать. По мере моего рассказа глаза у губарей становились больше, а лица все более обалдевшими.

– Ну вот, сели с ребятами в «тыщу» поиграть. Сначала карта хорошо шла, я почти сотню выиграл. А потом чего-то не заладилась. Ладно, думаю, карты не лошадь, к утру повезет. Да только ни фига. Я уже и крестил колоду, и пальцы накрест держал, да не помогало. Эх, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Короче к утру я продулся на две сотни. В долг. Мне сказали – долг надо платить. Сейчас. Кровью. Ха, говорю, нашли фраера, человека за две сотни мочить. Меня ж на зоне уважать не станут. Тут надо не меньше, чем на кусок продуться. А мочить не надо, говорят, только морду ему набей. Кому – я и не спрашивал, понятно что Мише. Он давно уже всех задрал, дерьмо-мужик. Вот так я и попал сюда.

Губари молчали пораженные. А потом главный спросил:

– Это у вас в лесу такое творится? («А у вас на губе что творится?» – Подумал я). Да это же беспредел! Человека! В карты проиграть! Вы что, озверели там? А если бы пришлось замочить, ты что, в самом деле замочил бы его?

– Так ведь иначе меня бы замочили. И очень запросто: шило в бок и мясо в реку. У нас с этим строго.

– Так ведь тебя ж потом посадят! А это уже не губа, лет пять-десять получишь.

– А кто узнает? Вы слыхали, как два года назад один прапорщик в лес пошел и пропал (реальный случай). Кто знает, может вот также было, сели солдаты в карты поиграть и привет. Закон – тайга, медведь – прокурор. Я здесь лишь потому, что Миша жив остался.

– Ну ты и зверь. Убийца! Как таких земля носит.

И губари вышли, обалдевшие от услышанного. Теперь им еще долго это переваривать.

А через месяц на губу попал Коля Рыженков из Подмосковья, с нашей роты. Губари сразу спросили его:

– А как там у вас Саша, беспредельщик, мастера зарезать хотел?

– Какой Саша?

– Который на самосвале работает.

– А, крымский. Да вы что, он тихий, спокойный, никогда в драки не лезет.

– А как же – мастера в карты проиграл?

– Да вы что, с дуба свалились? Саша в карты вообще не играет!

– Знаешь что, фраерок, – сказали Коле губари, – не свисти! Мы понимаем, что ты дружка своего выгораживаешь, но мы тоже не лохи – в людях разбираемся. Мы тут уже всяких навидались и с первого взгляда видим, что за человек. Твой Саша, просто отморозок, для него ничего святого нет. Этот убьет и не задумается.

…

Вот как так бывает, а? Я соврал, а Коля сказал правду. Мне поверили, а ему нет.

PS: Хотя дисциплина в нашем гарнизоне действительно была отвратная, но в карты на людей у нас не играли. А у Миши дальнейшая карьера не заладилась. С офицерами у него тоже не сложились отношения. Вскоре его от нас убрали и прислали нового, уже четвертого, мастера.

Я сижу в одиночке на гауптвахте. Второй раз за свою службу. В первый раз было легче. Легче тем, что я знал, за что сижу, «за дело». А сейчас я даже не арестованный, а «задержанный». По официальной формулировке «за небрежный внешний вид». Надуманность формулировки была понятна даже начальнику губы Медведчуку, сказавшему это. Как будто он приехал за пятьдесят верст на лесную делянку лишь для того, чтобы убедиться, что сапоги у меня плохо начищены. Но от себя Медведчук добавил: «Командиры тобой недовольны». Странно, приказы я всегда исполняю, в пререкания не вступаю. Ну, разве что отвечу как-нибудь смачно. Так то ж для красного словца. И Устав при этом формально не нарушался.