Самые страшные войска - Скутин Александр Витальевич - Страница 30

По окончании поверки Федя, приложив руку к козырьку, отправился в канцелярию докладывать, что «Вечерняя поверка в пятой роте произведена. Лиц, незаконно отсутствующих нет».

И тут Саня цинично и нагло заржал:

– Федя, ну ты и дебил, бля! Я ебу и плачу…

Поймите, я не одобряю его действия, просто честно описываю обстановку в нашем стройбате. Из песни слов не выкинешь.

Федя обернулся, побагровел, а потом кинулся в канцелярию, уже бегом. Оттуда через минуту выскочили сразу три командира: Федя, наш ротный и замполит с верёвкой в руках. Он любил при стычках с военными строителями, особенно с пьяными, сразу связывать их. Не буду долго расписывать, что было потом, но, короче, раскидал Лукаш всех троих и со словами: «Загребётесь вы меня связывать!» лёг спать. Да, забыл сказать, он был крепко поддавший в то вечер. Водки купить у нас в лесу, да ещё в приграничной зоне, было негде, но водители лесовозов приторговывали ей. Продавали солдатам по цене десять рублей бутылка, при стоимости в магазине 4,12.

Похмелье было тяжким. С утра Саня вспомнил, что он натворил с вечера. Ё-моё, это ж губой не отделаешься, могут в дисбат посадить. А это не губа, игрушки кончились.

Сразу после подъёма его вызвали в канцелярию. Там сидела вчерашняя троица командиров, что хотела давеча связать его. И ему торжественно объявили пять суток ареста. При этом замполит добавил, что на губе ему обеспечен ДП. Доппаёк то есть, в смысле – на губе ещё несколько суток добавят. И после завтрака Саня стал собираться на губу: тёплые суконные портянки, потом валенки, шинель поверх телогрейки, тёплые рукавицы, поверх них – брезентовые, рабочие. Морозы на улице под тридцать-сорок, а на губе почти не топят, одна тоненькая дюймовая труба с отоплением на всю камеру, на ней часто портянки сушат. А то и стекло в зарешечённой форточке часто выбито, губари нарочно не вставляют, чтоб служба мёдом не казалась.

И вот, после завтрака, ротный подъехал на ЗИЛ-130 к казарме, где построились на работу военные строители, и громко крикнул:

– Лукашёв, в машину!

Перед этим замполит созвонился с губой, узнавал – есть ли места на губе для посадки. А то могут и обратно завернуть, как это было со мной летом, за полгода до того. Впрочем, отвлёкся.

…

Примерно в тридцати километрах от Хапы, ближе к поселку Тунгозеро, им навстречу попался уазик с начальником леспромкомбината полковником Х…-м. Выглядел он как Настоящий Полковник: весом в полтора центнера, кулаки как огромные гири, голос его напоминал рёв паровоза, а голенища его сапог были разрезаны, иначе их было не одеть на ноги. Его водитель Ласин рассказывал, что когда в уазике сидит Х…, то машина даже не подпрыгивает на кочках.

Полковник махнул рукой, чтобы ЗИЛ остановился. Из ЗИЛа выскочил ротный и подбежал к полковнику с докладом:

– Та-рщ п-лк-вн-к, везу арестованного на гауптвахту!

– Кого, – спросил только полковник, глядя на ротного мутным взглядом.

– Военный строитель Лукашов.

– Ты чо, блядь, глухой! Я тебя, мудак, спрашиваю: КОГО везёшь?

– Тракторист он, – сообразил, наконец, ротный, чего от него хотят.

Полковник сначала побагровел, а потом заревел, как буксир в тумане:

– Что-о-о!!!??? Саботаж!!! Да я тебя… сопляка… в дерьмо сотру!!! Комбинат план не выполняет! А он… тракториста… отрывать от производства… расстреляю тебя, мерзавца! Страна требует героев… а пизда рожает дураков… таких как ты! Ах ты… продукт аборта… А ну, сюда этого военного строителя!

Из кузова вылез Лукаш и подошёл. Приосанясь, насколько это возможно при его комплекции, полковник выдал своё командирское решение:

– В лес его! Пусть честным трудом искупает свою вину.

И Саню на том же ЗИЛе отвезли на делянку, прямо к его трактору.

И Саня служил дальше. Только снова переметнулся к «ссученным». Он стал заместителем командира взвода – «замком». Такое положение давало ему массу привилегий. На дисциплину можно забить уже официально – командиру положено. Можно безнаказанно выпивать, а главное – это давало ему почти неограниченную власть над солдатами. Теперь уж можно было вволю орать на них, бить, измываться. Под предлогом укрепления дисциплины. Работал он, правда, отлично, потому претензий к нему быть не могло.

И вот как-то летом 81-го, через полгода после этого случая, случилось ЧП. Мы стояли тогда на вахте возле дороги на Калевалу, лес валили. Как-то вечером они вчетвером свалили на МАЗе в самоволку, в посёлок Кепа. Замполит догнал их на летучке ЗИЛ-157, потребовал вернуться. Замполита они отметелили, скинули в подсад (кювет), и поехали дальше уже на двух машинах.

Саня получил тогда четыре года. Те, кто был с ним, тоже сели.

Как говорится, награда нашла героя.

Нет – это просто кайф, вот так лечь после работы на койку в вагончике-бытовке, закурить, пуская дым кольцами, ноющие от ходьбы по глубокому снегу ноги положить на спинку и балдеть. Чуть мигает лампочка под потолком, питающаяся от бензинового мотор-генератора в крайнем маленьком вагончике. Уютно потрескивают горящие поленья в железной печке – один из самых приятных звуков на свете для сердца военного строителя, тянущего службу на лесоповале.

Сам я не курю, но от этого мой кайф только полнее – не надо искать курева, не надо терпеть завистливые взгляды товарищей: «Оста-а-авишь покурить, ладно?»

И не оставить нельзя, не по-товарищески, но и кайф от курения ломается, когда сидящий рядом напряженно смотрит на то, как убывает твой чинарик при каждой затяжке.

Но этот кайф недолговечен – подкрадывается, нет, не песец, скука. Приёмник у нас был, старенький раздолбанный транзистор «Филипс», запитывали его от тракторного аккумулятора, но он накрылся, а спецов по радио у нас не нашлось. Это же стройбат, а не ПВО или РВСН. Образованные люди есть и в стройбате, конечно, но больше по строительным и автотракторным специальностям. И без радио настал уже чёрный песец. Поэтому бешенным спросом пользовались газеты, которые привозили нам в лес вместе с продуктами. Из-за отсутствия свежих газет бригадиры поднимали такой хипежь, как и при нехватке курева. А с книгами вообще проблем не было, потому как и книг не было.