Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Библейские мотивы в русской поэзии (Сборник)

Анненский Иннокентий Федорович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Библейские мотивы в русской поэзии (Сборник) - Анненский Иннокентий Федорович - Страница 18

Изменить размер шрифта:

. . . . . . . . . . .

«Томимый грустью непонятной…»

Томимый грустью непонятной,

Всегда чужой в толпе людей,

Лишь там, в природе благодатной

Я сердцем чище и добрей.

Мне счастья, Господи, не надо!

Но я пришел, чтоб здесь дышать

Твоих лесов живой прохладой

И листьям шепчущим внимать.

Пусть росы падают на землю

Слезами чистыми зари…

Твоим глаголам, Боже, внемлю:

Открыто сердце, – говори!

Молитва о крыльях

Ниц простертые, унылые,

Безнадежные, бескрылые,

В покаянии, в слезах —

Мы лежим во прахе прах,

Мы не смеем, не желаем,

И не верим, и не знаем,

И не любим ничего.

Боже, дай нам избавленья,

Дай свободы и стремленья,

Дай веселья Твоего.

О, спаси нас от бессилья,

Дай нам крылья, дай нам крылья,

Крылья Духа Твоего!

Март

Больной, усталый лед,

Больной и талый снег…

И всё течет, течет…

Как весел вешний бег

Могучих мутных вод!

И плачет дряхлый снег,

И умирает лед.

А воздух полон нег,

И колокол поет.

От стрел весны падет

Тюрьма свободных рек,

Угрюмых зим оплот, —

Больной и темный лед,

Усталый, талый снег…

И колокол поет,

Что жив мой Бог вовек,

Что смерть сама умрет!

«О, если бы душа была полна любовью…»

О, если бы душа была полна любовью,

Как Бог мой на кресте – я умер бы любя.

Но ближних не люблю, как не люблю себя,

И все-таки порой исходит сердце кровью.

О, мой Отец, о, мой Господь,

Жалею всех живых в их слабости и силе,

В блаженстве и скорбях, в рожденьи

и в могиле,

Жалею всякую страдающую плоть.

И кажется порой – у всех одна душа,

Она зовет Тебя, зовет и умирает,

И бредит в шелесте ночного камыша,

В глазах больных детей, в огнях зарниц

сияет.

Душа моя и Ты – с Тобою мы одни.

И смертною тоской и ужасом объятый,

Как некогда с креста Твой Первенец

распятый,

Мир вопиет: Лама́! Лама́! Савахфани́.

Душа моя и Ты – с Тобой одни мы оба,

Всегда лицом к лицу, о, мой последний

Враг,

К Тебе мой каждый вздох, к Тебе мой

каждый шаг

В мгновенном блеске дня и в вечной

тайне гроба,

И в буйном ропоте Тебя за жизнь кляня,

Я всё же знаю: Ты и я – одно и то же,

И вопию к Тебе, как Сын Твой: Боже, Боже,

За что оставил Ты меня?

Бог

О, Боже мой, благодарю

За то, что дал моим очам

Ты видеть мир, Твой вечный храм,

И ночь, и волны, и зарю…

Пускай мученья мне грозят, —

Благодарю за этот миг,

За всё, что сердцем я постиг,

О чем мне звезды говорят…

Везде я чувствую, везде

Тебя, Господь, – в ночной тиши,

И в отдаленнейшей звезде,

И в глубине моей души.

Я Бога жаждал – и не знал;

Еще не верил, но, любя,

Пока рассудком отрицал, —

Я сердцем чувствовал Тебя.

И Ты открылся мне: Ты – мир.

Ты – всё. Ты – небо и вода,

Ты – голос бури, Ты – эфир,

Ты – мысль поэта, Ты – звезда.

Пока живу – Тебе молюсь,

Тебя люблю, дышу Тобой,

Когда умру – с Тобой сольюсь,

Как звезды с утренней зарей.

Хочу, чтоб жизнь моя была

Тебе немолчная хвала,

Тебя за полночь и зарю,

За жизнь и смерть – благодарю!..

Константин Дмитриевич Бальмонт

1867–1942

Звезда пустыни

Иногда в пустыне возникают голоса,

но никто не знает, откуда они.

Слова одного бедуина

О Господи, молю Тебя, приди!

Уж тридцать лет в пустыне я блуждаю,

Уж тридцать лет ношу огонь в груди,

Уж тридцать лет Тебя я ожидаю.

О Господи, молю Тебя, приди!

Мне разум говорит, что нет Тебя,

Но слепо я безумным сердцем верю,

И падаю, и мучаюсь, любя.

Ты видишь: я душой не лицемерю,

Хоть разум мне кричит, что нет Тебя!

О, смилуйся над гибнущим рабом!

Нет больше сил стонать среди пустыни.

Зажгись во мраке огненным столбом,

Приди, молю Тебя, я жду святыни.

О, смилуйся над гибнущим рабом!

Только что сердце молилось Тебе,

Только что вверилось темной судьбе, —

Больше не хочет молиться и ждать,

Больше не может страдать.

Точно задвинулись двери тюрьмы, —

Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,

Хочется в пропасть взглянуть и упасть,

Хочется Бога проклясть.

О Даятель немых сновидений,

О Создатель всемирного света,

Я не знаю Твоих откровений,

Я не слышу ответа.

Или трудно Тебе отозваться?

Или жаль Тебе скудного слова?

Вот уж струны готовы порваться

От страданья земного.

Не хочу славословий заемных, —

Лучше крики пытаемых пленных,

Если Ты не блистаешь для темных

И терзаешь смиренных!

О, как Ты далек! Не найти мне Тебя,

не найти!

Устали глаза от простора пустыни

безлюдной,

Лишь кости верблюдов белеют

на тусклом пути

Да чахлые травы змеятся над почвою

скудной.

Я жду, я тоскую. Вдали вырастают сады.

О, радость! Я вижу, как пальмы растут,

зеленея.

Сверкают кувшины, звеня от блестящей

воды.

Всё ближе, всё ярче! – И сердце

забилось, робея.

Боится и шепчет: «Оазис!» – Как сладко

цвести

В садах, где, как праздник, пленительна

жизнь молодая.

Но что это? Кости верблюдов лежат

на пути!

Всё скрылось. Лишь носится ветер,

пески наметая.

Но замер и ветер средь мертвых песков,

И тише, чем шорох увядших листов,

Протяжней, чем шум океана,

Без слов, но слагаясь в созвучия слов,

Из сфер неземного тумана

Послышался голос, как будто бы зов,

Как будто дошедший сквозь бездну веков

Утихший полет урагана.

«Я откроюсь тебе в неожиданный миг —

И никто не узнает об этом,

Но в душе у тебя загорится родник,

Озаренный негаснущим светом.

Я откроюсь тебе в неожиданный миг.

Не печалься, не думай об этом.

Ты воскликнул, что Я бесконечно далек, —

Я в тебе, ты во Мне безраздельно.

Но пока сохрани только этот намек:

Всё – в Одном. Всё глубоко и цельно.

Я незримым лучом над тобою горю,

Я желанием правды в тебе говорю».

И там, где пустыня с лазурью слилась,

Звезда ослепительным ликом зажглась.

Испуганно смотрит с немой вышины, —

И вот над пустыней зареяли сны.

Донесся откуда-то гаснущий звон,

И стал вырастать в вышину небосклон.

И взорам открылось при свете зарниц,

Что в небе есть тайны, но нет в нем границ.

И образ пустыни от взоров исчез,

За небом раздвинулось Небо небес.

Что жизнью казалось, то сном пронеслось,

И вечное, вечное счастье зажглось.