На высочайших вершинах Советского Союза - Абалаков Евгений Михайлович - Страница 34

сыплются... (Представляю, какой грохот был!). Устал очень.

— Ну, хоп. Подзакуси, да пойдем! Времени уже много.

Я расспросил зимовщиков о дороге к станции. Надо было идти по

леднику, а там на выступе будет видна станция куполообразной формы,

издали похожая на камень. Вышли на морену.

* Кутас, или як, - крупное жвачное животное.

150

На льду, поджидая отставших, сделал пару рисунков. Вдали увидел

что-то похожее на станцию. Расстояние показалось подходящим. Правда,

не совсем совпадала форма, но на камень во всяком случае было похоже.

Объявил о своем открытии. Все смело зашагали вперед.

Но чем ближе мы подходили, тем все больше нарастало

скептическое отношение к моему открытию. Подойдя вплотную,

убедились, что это таки действительно камень. Огляделись несколько

растерянно. Новых признаков станции не обнаруживалось. Уныло пошли

вперед, шаря глазами по склонам. Я опять наемного опередил остальных.

Маслаев несколько раз палил. Мы упорно кричали, но, увы, все без

ответа...

Солнце зашло за хребет. Холодная тень легла на ледник. В

коротеньких штанишках и рубашке начало крепко пробирать. Дошел до

последнего

большого

массива,

дальше

которого

предполагать

существование станции трудно — ни одного подходящего места. Решил

податься обратно. Посредине ледника резво прыгаю через трещины.

Вот и наши тащатся. Усомнились в существовании станции и тоже

очень озабочены. Достали карту, и тут я впервые установил, что эти две

точки, указанные нам Горбуновым, находятся здесь. Ближняя примерно у

места, куда мы подошли, а вторая у самого Кашал-аяка. Это

обстоятельство смутило. Что ж, придется еще пошагать!

Хребты потемнели, лишь левые вершины еще блестят на солнце,

отливая сталью; ледники бурно, ледопадами сбегают из боковых ущелий и

успокаиваются на леднике Федченко, покрытом темно-синей тенью, с

черными дорогами морен. Только «Шпора» с огромными пологими

фирнами сияет белизной.

Неожиданно впереди, вдали на морене, что-то задвигалось.

Всмотрелся — лошади и люди идут навстречу. Спешу вперед. Наконец,

поравнялись.

151

— Салям алейкум! Станция где?..

Караванщик показывает рукой на последний выступ. О-го-го!

Далековато! Считая дальнейшие расспросы бесполезными, пошел по

направлению к выступу. Пройдя порядочно, решил перейти ледник.

Маленькими точками движутся позади остальные спутники. Ледник в этом

месте спокойный. Переходить легко. Впереди впадина и моренка,

отделяющая ледник Федченко от ледника, впадающего слева.

Перешел по морене еще кусок ледника, и вот видна уже дорожка по

фирну вверх, к станции. Начало темнеть. Длинный кусок фирна вывел к

скалам, а по ним уже нетрудно было добраться и до цели. Вначале

показывается красный флаг, затем большое, как ангар, здание станции...

Прошло много времени, когда, наконец, появились остальные.

Встала проблема ночлега. Учитывая наше южное одеяние и

отсутствие рюкзаков, пришлось выдать нам серьезное отепление.

11 сентября. Спал совершенно изумительно. Наконец стало жарко,

пришлось раскрыться и одеться. Видимо, по случаю нашего прихода

налегли на мясо. Поваренок отлично с ним расправился и сотворил

вкусные вещи. Все попытки Маслаева связаться по радио с Ташкентом

пока еще не увенчались успехом. Оператор уже вдоволь натрещал

кинамой.

Покончив с делами и поручениями, я заинтересовался

исключительным по мощности пиком Комакадемии. Спешу сделать

набросок. Рядом с левой стороны, значительно глубже, еще пик. По моему

определению — Дарваз. Меня оспаривают. Разложив карту, по компасу

определяем направление — совпадает. Торжествую. Тут же подоспел

неутомимый оператор. Трещит кинамка, запечатлевая нас с картой в руках.

Я решил пойти исследовать Кашал-аяк.

Станция стоит на скалистом выступе, уходящем глубоко в ледник.

Ледяные массивы, наталкиваясь на него, образуют большой ледопад,

152

довольно значительно расщепленный. Первая же ледяная стенка заставила

меня прибегнуть к помощи ледоруба. Ступени приходится рубить

тщательно, ибо стена почти отвесна. Под душем струй с верхнего края

спешу пробиться кверху. Острый ледяной гребень — и опять без ледоруба

не обойтись. Срубаю острив гребня и, балансируя, продвигаюсь вперед.

До ровного места осталось траверсировать крутой склон. Но, сделав

два шага, вдруг проваливаюсь в яму, наполненную водой и затянутую

ледком. Хорошо — неширока, задержался руками. Выскочил по пояс

мокрый. «Приятная ванна».

Не успел пройти и пяти шагов, как нога опять свободно пошла вниз.

Вынуждено осев на одну ногу, почувствовал довольно резкую боль ниже

колена. Высвободить ногу — пустяк. Посмотрел на другую — неприятный

глубокий разрез от подвернувшегося острого камня. Удачно спустившись

до ровного фирна, протер рану снегом и перевязал платком. Рана

кровоточила слабо, хотя пробито до кости. Решив, что срывать поход из-за

ерунды не стоит, быстро зашагал к перевалу.

Вначале ровное поле расщепилось трещинами и чем дальше, тем

более неприятными.

Трещины здесь носят особый характер, отличаясь колоссальной

глубиной и шириной. Сверху они мало заметны, едва расходятся, но ниже

образуют громадные вместилища. Разодранные, соединенные мостами

карнизы нависают бахромой колоссальных сосулек. Заглянешь, внизу

сказочные, иглистые, переливающиеся отсветами гроты. Но попасть в них

— значит остаться там навеки.

Учитывая свое одиночество, пробираюсь особенно осторожно.

Аккуратно перепрыгиваю узкие щели, обхожу широкие. Понемногу щели

оттесняют меня вправо. Целая система еще более широких трещин

окончательно заставляет свернуть к цирку Комакадемии и сделать

большой обход, который очень удачно вывел меня из лабиринта трещин.

153

Памирская метеорологическая станция на леднике Федченко

Рисунок Е. Абалакова

Перейдя снежную гривку, иду дальше, уже по прямой, к перевалу.

Пологие скаты изобилуют трещинами колоссальной ширины и длины.

Прощупывая путь, продвигаюсь к черте перевала. Пик Комакадемии,

заслоняемый ближайшими вершинами, вновь выполз в новой форме, еще

более отвесный и мощный.

Солнце хорошо греет. Иду в очках, досадно, что очки так меняют

цвета, хотя яркость остается почти та же. Слева «Шпора» сияет фирнами,

лишь в некоторых местах обнажая скалы. У самого перевала плато

становится почти совсем горизонтальным и даже трудно установить, где

место перевала.

Прошел еще порядочное расстояние и, наконец, начался легкий

спуск. Направо открылись изумительной красоты вершины. Как

перламутр, переливаются отвесные стены и убегающие смелыми зигзагами

острые гребни. Ледники чешуйчатыми стенами заполняют низины. Я

дошел до встающей неожиданно, как нос корабля, гривки, разрезающей

ледник с правой стороны. Здесь начался лабиринт трещин.

Сел и принялся за наброски. Почти панорамой, подряд, зарисовал

все до пика Комакадемии. Затем отошел на середину ледника и набросал

154

его спуск и синеющий вдали хребет Ванча. Пройдя на левую сторону,

попытался оттуда разглядеть вершину, принятую мною за вершину пика

Коммунизма, и сделал еще один набросок. В дальнейшем при проверке

оказалось, что эта вершина к пику Коммунизма имеет мало отношения;