Русские на Эвересте. Хроника восхождения - Мещанинов Дмитрий - Страница 23

Сергей Ефимов начал одеваться. Бершов и Туркевич настаивали, что вверх идти  надо им. Они давно ходят в одной связке, оба специалисты по скальным участкам и, следовательно, смогут двигаться быстрее. Их аргументы убеждали, особенно последний. Они действительно смогут быстрее добраться до передовой двойки и оказать столь необходимую им теперь помощь.

Бершов и Туркевич начали собираться, не успев полностью раздеться после дневного перехода в пятый лагерь. Иванов связался с базой и попросил к рации врача экспедиции: «Свет, вот мы берем наверх для них возбуждающее – центедрин, чтобы ночью шли. Правильно мы делаем?» Орловский подробно проконсультировал, что надо брать из аптечки для Балыбердина и Мысловского.

 Бершов и Туркевич надели все теплые вещи, чтобы быть готовыми пробыть наверху всю ночь и даже, если придется, переночевать без спальников и палатки. Взяли «карманное питание»[29] (изюм, инжир, орешки), фляги с горячим компотом, кошки для Мысловского, маску и редуктор для Балыбердина, медикаменты. Каждый положил в рюкзак по три кислородных баллона: по одному для застрявших на немыслимой высоте товарищей; по два... для себя. Они всё же надеялись использовать свой последний шанс, если Мысловский и Балыбердин смогут самостоятельно продолжить спуск.

В базовый лагерь о варианте ночного восхождения решили не сообщать, чтобы не накалять и без того накаленные страсти. Если возможности выйти на штурм Эвереста не представится, они оставят баллоны там, где встретят передовую двойку. Кислородом тогда смогут воспользоваться следующие за ними Иванов и Ефимов. Надо было предусмотреть все возможные варианты.

В шесть вечера Бершов и Туркевич покинули уютную и теплую палатку. Ефимов в последний момент успел сунуть им фонарь. Они быстро исчезли из поля зрения. На небе полная луна. Ветра почти нет. Погода на сей раз смилостивилась. Есть ещё немного светлого времени и его надо максимально использовать. Из нагрудного кармана ветрозащитной   куртки Туркевича торчала антенна радиопередатчика, включенного на прием, чтобы постоянно слушать находящихся наверху товарищей.

Поставив расход кислорода на два литра в минуту, Бершов и Туркевич быстро и мощно продвигались вперёд. Вышли на крутой осыпной склон, ведущий к Западному гребню. Взяли слишком высокий темп, дыхание начало сбиваться. Пришлось остановиться, чтобы немного отдышаться. Снова вверх, теперь чуть медленнее, стараясь найти оптимальный ритм движения.

19.00. Начался сеанс связи. Бершов и Туркевич хорошо слышали базу и передовую двойку. Переговаривались на ходу, ни на минуту не прекращая движения. Быстрее, быстрее вверх. Тем более несколько минут назад они слышали, как с грохотом по кулуару Бонингтона пролетел пустой баллон. Значит, кислород у Мысловского кончился. И без того медленный спуск наверняка замедлился, а может быть, и вовсе прекратился. Надо торопиться.

Наконец вышли за Западный гребень. Подступали сумерки. Ветра по-прежнему почти не было. С юга и со стороны Тибета надвигалась густая пелена облаков. Сверху сообщили, что их видят. Рация продолжала работать постоянно на приеме. От мороза садился аккумулятор. Связь могла прекратиться в любую минуту.

20.00. Бершов и Туркевич преодолели пояс рыжих скал. Подошли к основанию крутого скального взлета. У его основания неожиданно наткнулись на остатки палатки. Потом увидели тонкие красные верёвки, провешенные кем-то на скалах. (Начиная с Западного гребня путь советских альпинистов совпадал с маршрутами некоторых предыдущих экспедиций). Около верёвок заметили следы первой штурмовой двойки – значит, идут верно.

Стемнело. Начался снегопад. Правда, луна время от времени проглядывала сквозь облака, заливая все вокруг холодным серебряным светом. Горный рельеф приобрел совершенно иной вид. Стало трудно ориентироваться, правильно определять расстояния. Искрящиеся в лунном свете Нупцзе и Лхоцзе казались совсем рядом. Теневая сторона гребня, по которому они шли, выглядела абсолютно черной и бесконечной. Только бы не проскочить терпящую бедствие двойку: возможно Балыбердин и Мысловский спускаются по противоположной стороне гребня.

Конденсат, что выбрасывался   из клапанов кислородных масок, покрыл сплошной коркой льда ветрозащитные куртки. При каждом движении они потрескивали и, казалось, вот-вот рассыпятся на ледяные кусочки. По расчетам Бершова и Туркевича до вершины оставалось недалеко. Неужели за шесть часов спуска Балыбердин и Мысловский прошли так мало? Сняли маски и закричали – никто не отозвался.

21.30. Пройдя ещё немного, Сергей поднялся на вершину гребня и снова крикнул. Ему тут же ответили с другой стороны, с той, что освещалась луной. Наконец через три часа подъёма Бершов и Туркевич услышали голоса Балыбердина и Мысловского. Метров на двадцать ниже на фоне голубоватого снега чернели их фигуры. Один стоял, опираясь руками на камни. Другой сидел под огромной скальной глыбой.

Быстро спустились вниз по склону гребня. Эдуард Мысловский (это он сидел под скалой) поднялся навстречу товарищам... и сразу сел.

– Как вы? – спросил Туркевич.

– Нормально, – ответил Мысловский.

– Очень холодно... тяжело... – добавил Балыбердин.

Они с трудом выговаривали слова, делая длинные паузы, чтобы отдышаться. Силы совсем оставили их. Больше всего они нуждались сейчас в спасительном кислороде. Надели на них маски, подключили баллоны. Через несколько минут Мысловский и Балыбердин пришли в себя и смогли нормально разговаривать. Попили ещё теплого компота, пожевали инжира и орешков, проглотили тонизирующие таблетки, которые предусмотрительный Орловский посоветовал взять из аптечки пятого лагеря.