Почтамт - Буковски Чарльз - Страница 15

Она вернулась к себе в комнатенку и надела лучшее платье, высокие каблуки, попыталась примарафетиться. Но в ней была какая-то ужасная печаль.

Мы взяли квинту виски и немного пива, поехали ко мне на четвертый этаж старого многоквартирного дома. Я снял трубку и сказал, что заболел. Сел напротив Бетти. Она скрестила ноги, скинула туфли, немного посмеялась. Как в былые времена. Почти. Чего-то не хватало.

А в то время, когда сказывался больным, почтамт присылал медсестру проверить больного на месте: не в ночном ли ты клубе, не режешься ли в покер. Квартира у меня была близко от центрального участка, поэтому проверять меня им было удобно.

Мы с Бетти просидели так часа два, когда в дверь постучали.

– Что это?

– Все нормально, – прошептал я, – закрой рот! Снимай эти свои каблуки, иди на кухню и ни звука. МИНУТОЧКУ! – ответил я стучальщику.

Я зажег сигарету, духан перебить, подошел к двери и приоткрыл ее на щелочку.

Там стояла медсестра. Та же самая. Она меня знала.

– Ну, так что с вами? – спросила она.

Я выпустил облачко дыма:

– Расстройство желудка.

– Вы уверены?

– Мой ведь желудок.

– Распишитесь вот здесь, чтоб видно было, что я заходила и что вы были дома.

– Конечно.

Сестра боком втолкнула форму в щелочку. Я подписал. Протолкнул обратно.

– Завтра на работу выйдете?

– Откуда мне знать? Если поправлюсь – выйду, если нет – останусь.

Она гадко на меня взглянула и ушла. Я знал, что она унюхала запах вискача.

Достаточное доказательство? Возможно, нет, слишком много технических подробностей, а может, она и смеялась, залезая в машину со своим черным саквояжиком.

– Ладно, – сказал я, – надевай туфли и выходи.

– Кто это был?

– Медсестра с почтамта.

– Ушла?

– Ага.

– Они так все время делают?

– До сих пор ни разу не пропустили. Давай теперь нальем по полной и хорошенько отпразднуем!

Я зашел на кухню и налил два полных. Вышел и протянул Бетти ее стакан.

– Салуд! – сказал я.

Мы подняли стаканы повыше, чокнулись.

И тут зазвонил будильник, причем громко.

Я дернулся, будто мне выстрелили в спину. Бетти подскочила на фут, прямо вверх. Я подбежал к часам и заткнул звонок.

– Господи, – сказала она, – я чуть не уделалась со страху!

Мы оба расхохотались. Потом сели. Хорошенько выпили.

– У меня был парень, на округ работал, – сказала она. – Так там тоже инспектора отправляли, мужика, но не каждый раз, а может один из пяти. И вот в тот вечер пьем мы с Гарри – так его звали: Гарри. В тот вечер пью я с Гарри, и тут стук в дверь. Гарри сидит на кушетке, весь одетый. Ох, Господи Исусе! – говорит он и прыгает в постель как есть, прямо в одежде, и натягивает покрывало. Я сую стаканы с бутылками под кровать и открываю дверь.

Заходит этот мужик и садится на кушетку. А Гарри даже башмаков с чулками не снял, но он весь под покрывалом. Мужик говорит: Как ты себя чувствуешь, Гарри? А Гарри отвечает: Да не очень. Она вот пришла за мной ухаживать. И на меня показывает. А я там сижу пьяная такая. Что ж, надеюсь, ты поправишься, Гарри, – говорит инспектор и уходит. Я уверена, он заметил эти бутылки и стаканы под кроватью, и я уверена, что он понял, что ноги у Гарри не настолько большие. Перетрухали мы.

– Черт, мужику житья вообще нет, правда? Им вечно надо, чтоб он за штурвалом стоял.

– Точно.

Мы еще немного покиряли, а затем отправились в постель, но так, как раньше, уже не было, так никогда не бывает: теперь между нами было пространство, много разного произошло. Я смотрел, как она уходит в ванную, видел складки и морщины у нее под ягодицами. Бедняжка. Бедная, бедная бедняжка. Джойс была гладкой и твердой – хватал ее пятерней, и хорошо. Бетти же на ощупь была не так хороша.

Печально, печально, печально. Когда Бетти вернулась, мы не пели, не смеялись, мы даже не спорили. Мы сидели и пили в темноте, курили сигареты, а когда засыпали, ни я на нее ноги не складывал, ни она на меня. Мы спали, не прикасаясь.

Нас обоих ограбили.

2

Я позвонил Джойс.

– Как получается с Лиловой Булавкой?

– Я ничего не могу понять, – ответила она.

– Что он сделал, когда ты сказала ему, что развелась?

– Мы сидели друг напротив друга в кафетерии для сотрудников, когда я ему сказала.

– И что произошло?

– Он уронил вилку. У него открылся рот. Он сказал: Что?

– Значит, он понял, что ты не шутила.

– Я не врубаюсь. С тех пор он меня избегает. Когда я вижу его в коридоре, удирает. Больше не садится за мой столик в обеденный перерыв. Он кажется… ну, почти… холодным.

– Бэби, есть и другие мужики. Забудь ты про этого парня. Поднимай паруса к кому-нибудь новому.

– Его трудно забыть. В смысле, то, каким он был.

– А он знает, что у тебя есть деньги?

– Нет, я ему никогда этого не рассказывала, он не знает.

– Ну, если ты его хочешь…

– Нет, нет! Я не хочу его так!

– Ну тогда ладно. До свиданья, Джойс.

– До свиданья, Хэнк.

Вскоре после этого я получил от нее письмо. Она вернулась в Техас. Бабуля была совсем плоха, долго не протянет. Люди про меня спрашивали. И так далее. С любовью, Джойс.

Я отложил письмо в сторону. Я мысленно видел того карлика: он недоумевал, где же это я облажался. Бедный трясущийся уродец, ведь он считал меня таким умным мерзавцем. Тяжело вот так вот его обломить.

3

Потом меня вызвали в отдел кадров в старое Федеральное Здание. Продержали в приемной обычные 45 минут или полтора часа.

Затем:

– Мистер Чинаски? – осведомился голос.

– Ну, – ответил я.

– Пройдите.

Человек подвел меня к столу. Там сидела эта женщина. Немного сексуальная на вид, плавится лет в 38—39, но похоже, что ее сексуальные амбиции либо отложили ради более важных дел, либо просто игнорировали.

– Садитесь, мистер Чинаски.

Я сел.

Бэби, подумал я, я в самом деле мог бы прокатить тебя верхом.

– Мистер Чинаски, – сказала она, – нам неясно, должным ли образом вы заполнили бланк заявления о приеме на работу.

– А?

– Мы имеем в виду список судимостей.

Она протянула мне листок. В ее глазах не было секса.

Я перечислил там восемь или десять обычных пьяных приводов. То была приблизительная оценка. Я понятия не имел о точных датах.

– Итак, вы все здесь перечислили? – спросила она.

– Хммм, хммм, дайте подумать…

Я знал, чего ей хотелось. Ей хотелось, чтобы я ответил да, и тогда бы она взяла меня в оборот.

– Сейчас-сейчас… Хммм. Хммм.

– Так? – спросила она.

– О, о! Господи!

– Что такое?

– Был еще привод либо за пьянство в автомобиле, либо за пьяное вождение.

Года четыре назад или около того. Не помню точной даты.

– И этого вы просто не припомнили?

– Да, в самом деле, я не собирался этого утаивать.

– Хорошо. Внесите.

Я вписал.

– Мистер Чинаски. У вас ужасная биография. Я хочу, чтобы вы объяснили выдвинутые против вас обвинения и, если возможно, оправдали свой настоящий найм у нас.

– Хорошо.

– На ответ вам дается 10 дней.

Не так уж и нужна мне была эта работа. Но баба меня раздражала.

В тот вечер я взял больничный, купил немного разлинованной и пронумерованной бумаги юридического формата и синюю, официальную на вид папку. Еще купил квинту виски и шестерик пива, сел и все напечатал. Под локтем у меня лежал словарь. То и дело и отслюнивал страницу, находил крупное невнятное слово и строил предложение или целый абзац на его идее. Получилось 42 страницы. Закончил я такими словами: Копии этого заявления сохранены для распространения в прессе, на телевидении и в других средствах массовой коммуникации.

Говно меня переполняло.

Она поднялась из-за стола и лично приняла папку.