Рассказы о живой природе - Яковлев Петр Иванович - Страница 15

Дома белочку сначала держали в клетке и поили молоком, а потом выпустили на волю, и Миша стал давать ей очищенные кедровые орехи. Но белочка и сама скоро научилась лущить орехи и сосновые шишки. Делала она это презабавно.

Захватит шишку острыми резцами и шмыгнет в укромный уголок. Держа шишку в передних лапах, она обгрызает сначала зеленые чешуйки, а потом вытаскивает семена. А орех расколет резцами и жует мягкий плод коренными бугорчатыми зубами.

Так имя ей постоянное и не нашли: кто звал Рыжиком, кто Красавкой, а бабушка, упорно храня свою неприязнь ко всей этой затее, иначе как Бесенком ее не называла. И в самом деле: это был на редкость вертлявый, назойливый, но премилый бесенок. Куда самому резвому котенку до этого летающего создания! Орудуя своим пушистым хвостом, как парашютом, белочка прыгала всюду, где только можно было зацепиться: на шкаф, на припечек, на дымоход и даже на абажур висячей лампы. Миша хохотал, гоняясь за Бесенком, а Агафья Петровна брала полотенце, но как только это грозное оружие появлялось в ее руках, Бесенок исчезал где-нибудь в темном углу.

Иногда белочка была тише воды и ниже травы. Сидит, бывало, Миша вечером и решает задачи, Андрей Иванович щелкает счетами на другом конце стола (он работал дорожным мастером, и ему приходилось кое-что планировать и учитывать), а Рыжик усядется на столе между ними и наблюдает за этой забавной работой. То потрогает костяшки счетов лапкой, то погрызет карандаш у Миши, будто заточить хочет,- помогает хозяевам в работе. А то сядет на плечо к Марии Степановне и внимательно наблюдает, как та орудует иголкой и наперстком. Наперсток этот не давал покоя грызуну: уж очень он похож на серебряный орех, но вот беда – никак его не раскусишь, да и внутри пусто…

Даже бабушка смирилась, наконец, с присутствием Бесенка и позволяла ему садиться на плечо. Однажды Агафья Петровна стряпала калитки и пироги. Красавка сидела у нее на плече и наблюдала. В большой кастрюле бабушка замочила изюм для пирогов. Белка заметила изюм и, полагая, что это какие-то орехи, прыгнула в кастрюлю. Надо было видеть, как она выскочила оттуда и потом мокрая и перепуганная долго сидела на печке, приводя свой попорченный наряд в порядок.

Один раз бабушка принесла из чулана связку сушеных грибов и повесила ее около посудного шкафа, собираясь на завтра пустить в дело. А утром хватилась – нет связки.

«Вроде бы принесла вчера грибы, а их нет…» – думала бабушка. Пошла в чулан, и там нет.

В субботу, когда Мария Степановна мыла полы, Миша помогал ей передвигать мебель. Отодвинули сундук, что стоял в самом дальнем углу, а там… целый склад и шишек, и орехов разных, и бабушкины грибы, да не одна, а даже две связки. Стальной наперсток Марии Степановны тоже был тут.

Зимой, когда в седьмом классе стали изучать отряд грызунов, Миша принес в школу красавицу-белку. Резвая, грациозная, она продемонстрировала школьникам все свои способности. Урок прошел живо и на редкость интересно.

После этого к Мише каждый день заходил кто-нибудь из товарищей, чтобы полюбоваться красивым, занятным зверьком.

Но вот в квартире начали пропадать разные мягкие вещи – чулки, носки, рукавички. Оказалось, что Красавка стала вить гнездо,- приближалась весна, пора деторождения во всем животном мире. В мае белка стала очень злой. Она вела себя буйно, рвала одежду, кусалась. Агафья Петровна не выдержала и заперла ее в клетку. С тех пор у белки появилась еще одна кличка – Зверь. Иначе бабушка никак не хотела ее называть.

– Ты скоро ли своего Зверя выбросишь, али дождешься, когда я сама это сделаю,- ворчала старушка, когда белка, выскочив из клетки во время кормления, поднимала в квартире переполох.

Пришлось отнести Бесенка в лес и выпустить на волю.

Белка в одно мгновение очутилась на вершине сосны.

– Прощай, Красавка! – крикнул ей Миша сквозь слезы, а Дымка, взвизгивая и роя задними лапами мох, тявкнула несколько раз, как бы желая сказать: «Осенью не попадайся, на охоту пойдем!»

Охотник до курятинки

Летом куры у тети Пани гуляли на дворе, а иногда выходили и в поле – оно было тут же, рядом, так как дом стоял на самой окраине селения. Зимой же тетя Паня загоняла их на сарай, и там, поблизости от теплого коровьего хлева, они жили не так чтобы уж очень сытно, но безбедно. Иногда лишь, в самые сильные морозы, Прасковья Степановна пускала кур на кухню, отогреться.

И вот неожиданно пришла беда. Запустила однажды, в морозный день, тетя Паня своих несушек в кухню, смотрит: нет одной. Было восемь, стало семь. Пошла искать – ни на сарае, ни в хлеву, ни на подволоке, куда они иногда взлетали, чтобы погреться у теплого дымохода, не нашла.

Прошло дня два. Не стало еще одной курицы. Только перья белые по сараю разбросаны. И тут припомнилось тете Пане, что вроде слышала она ночью кудахтанье, да подумала, что это ей снится…

Вечером, когда дядя Тима вернулся с работы, Прасковья Степановна набросилась на мужа:

– Колхозный курятник строишь, а на своих кур тебе наплевать! Неужто нельзя дознаться, кто кур ворует? А еще охотник. Зверь ведь, поди, а не люди таскают! Твое это дело…

Тимофей Семенович не стал спорить с женой. Что правда, то правда – надо ловить хищника. Но кто он? Как ловить? Взять ружье и сидеть около дома всю ночь, мерзнуть?

А может, зверь не придет в эту ночь, не придет неделю,- посиди-ка на таком морозе. Да и как его выследишь: ведь закурить захочется, а то и кашлянуть, а он, может, тут как тут – услышит человека и удерет… Капканом? Опять же надо знать: какой капкан поставить и куда. Если это, скажем, лиса, то она обычно лазает в подворотни. А их две: внизу и наверху, на въезде в верхний сарай… Хорек – он лазает не хуже кошки, поди-знай, в какую дыру полезет, одних окон в хлеву и на сарае не меньше трех, под стрехами дыры есть – медведь и тот пролезет… А может, ласка или даже куница, а то и волк – зима-то стоит холодная и для всякого зверя голодная…

Так рассуждал дядя Тима, раскуривая после ужина самокрутку. А тетя Паня все не унималась:

– У других мужья – как мужья, а у меня…- Но говорила она это лишь для того, чтобы затронуть в супруге его охотничью жилку – дядя Тима был неплохой охотник.

В тот же вечер Тимофей Семенович обследовал в доме все ходы и выходы, закрыл все дыры так, что даже крыса, если бы ей взбрело в голову пойти к курам в гости, не смогла про- Подволока – чердак под крышей. лезть в сарай. Оставив один, неизвестно кем прорытый ход в старый пустующий овечий хлев, он поставил около него лисий капкан, заправив его для верности приманкой. Дня три капкан стоял нетронутым, и его совсем замело снегом. Дядя Тима даже подумал, что вмерзший в снег железный механизм может не сработать, когда на него наступит зверь, но все же оставил его еще на одну ночь.

Утром, как обычно, тетя Паня пошла доить свою Пеструху и услышала за хлевом необычную возню.

– Иди, охотник, снимай свою добычу – попал кто-то,- радостно сообщила она мужу, который точил бруском притупившийся топор.

В избе в это время был мальчик Витя – сын бригадира, зашедший передать Тимофею Семеновичу какое-то поручение, и с ним еще двое ребят. Они с любопытством ждали, кого принесет дядя Тима в капкане.

Зверь оказался совсем не крупный – не больше обыкновенной тощей кошки. Длинная шерсть его на спине была коричневой, на животе – несколько темнее, с красно-коричневой полосой. Подбородок, кончики ушей и острый, как у лисы, нос, только более короткий, были желтовато-белые, и лишь самый кончик носа чернел круглым пятачком, а над глазами во весь лоб расплылось дугообразное белое пятно.

Пытаясь вырвать из железных скоб капкана свои короткие передние лапы с длинными черными когтями, зверь метался, грыз железо острыми, как у щуки, зубами и, сверкая дикими, злыми глазами, рычал. Но это рычанье, скорее похожее на стрекот сороки, чем на рык зверя, и вздыбленная на спине и длинном хвосте шерсть – совсем не испугали ребят, а даже рассмешили их.