Феномен Андропова. 30 лет из жизни Генерального секретаря ЦК КПСС - Хлобустов Олег Максимович - Страница 81

Эти реорганизации свидетельствуют о том, что количество и масштаб проявлений был незначителен (бывали правда, отдельные факты попыток покушений на выборных партийных работников, председателей колхозов и сельсоветов, других местных номенклатурных «государственных или общественных деятелей, представителей власти», что первоначально могло квалифицироваться как «террористический акт», однако впоследствии при исследовании субъективной стороны этих деяний они, как правило, получали иную уголовно-правовую квалификацию), и что это направление оперативной работы органов КГБ отходило на задний план.

Так, 8 августа 1980 г. в поселке Чолпон-Ата невдалеке от Фрунзе (ныне г. Бишкек, Киргизия), был убит председатель Совета министров этой республики С.Ш.Ибраимов, что первоначально также было квалифицировано как «террористический акт» (в действительности же, как установило следствие, он стал жертвой психически больного человека).

Общей установкой в плане противодействия террористическим проявлениям являлась организация работы по недопущению хищения и розыск похищенного оружия и боеприпасов, их незаконного оборота на территории СССР, которая ставилась перед всеми подразделениями органов КГБ.

Одной из первых акций террора после создания КГБ стал расстрел присутствовавших на праздничной трибуне во время демонстрации 1 мая 1955 г. в Архангельске.

Еще одним бессмысленным кровопролитным актом драмы стала бойня, учиненная 8 сентября 1968 г. двумя дезертирами на железнодорожном вокзале в Курске, в результате которой погибли 8 человек, включая 4 заложников.

В тот же день «Радио «Свобода» сообщила, что якобы эта преступная акция является «восстанием несогласных с вводом войск Варшавского Договора в Чехословакию».

Следующей и получившей значительную огласку акцией терроризма стал обстрел 22 января 1968 г. дезертировавшим из части младшим лейтенантом В. Ильиным правительственного кортежа у Боровицких ворот Кремля, в результате чего погиб водитель-сотрудник управления охраны КГБ[211].

Однако еще до этого трагического происшествия, в системе КГБ, в его 5-м управлении в июле 1967 г. был образован 5-й отдел, на который возлагалась функция предупреждения и пресечения террористических акций и намерений.

При образовании 5 управления согласно приказу председателя КГБ от 25 июля 1967 г. N 0096 на его 5 отдел были возложены задачи:

— оказания практической помощи местным органам КГБ по предотвращению массовых антиобщественных проявлений;

— розыск авторов анонимных антисоветских документов — листовок, «воззваний», «обращений», инструкций и т. п., — содержащих угрозы или призывы к совершению государственных преступлений, насильственных противоправных действий;

— проверка и организация работы по сигналам о вынашивании террористических намерений.

При создании этого отдела руководство КГБ исходило из того, что террористические акции могут быть следствие враждебного идеологического воздействия на социальные группы и отдельных граждан, вовлеченных в разного рода негативные социальные процессы, а также вызваны «подражанием» зарубежным террористическим группам, весьма активно действовавшим как на Ближнем Востоке, так и в ФРГ, Великобритании, Франции.

По поводу розыска авторов анонимных документов, содержавших угрозы осуществления террористических действий, Ф.Д. Бобков отмечал, что, как показывал опыт, к ним следовало относиться серьезно, поскольку нередко их исполнители извещали о своих намерениях рассылкой анонимных требований или ультиматумов. С рассылки анонимных угроз начал В.Ильин, в декабре 1968 г. осуществивший покушение на кортеж Л.И. Брежнева. С этого же начал и А. Шмонов, стрелявший в М.С. Горбачева на Красной площади 7 ноября 1990 г.[212].

Организация работы по сигналам о возможных террористических действиях со стороны иностранных граждан по-прежнему оставалась за ВГУ КГБ (в конце 70-х годов она была возложена на 11 отдел, который нередко осуществлял оперативные мероприятия совместно с 7 отделом 5 управления).

Позднее, в августе 1969 г. на базе «антитеррористического» отделения 5 отдела был образован самостоятельный 7 отдел, функции которого были определены как «выявление и проверка лиц, вынашивающих намерение применить взрывчатые вещества и взрывные устройства в антисоветских целях»[213].

Перед этим подразделением ставились задачи выявления и розыска авторов анонимных антисоветских документов, содержащих угрозы террористического характера, а также оперативной разработки и предупреждения враждебной деятельности лиц, вынашивавших террористические намерения. Здесь в виде контрольно-наблюдательных дел (КНД) концентрировалась информация по оперативным разработкам, проводившимся территориальными органами КГБ. Также сотрудники отдела нередко выезжали в командировки для оказания помощи разработчикам на местах.

В 7 отделе 5 Управления сосредотачивалась вся база данных, поступавших в органы КГБ по различным каналам, касавшихся террористических настроений, намерений и действий. Хотя, справедливости ради следует сказать, что объем его работы не идет ни в какое сравнение с тем валом террористических угроз, который пришелся на Россию с 1992 г.

Ставя задачи по противодействию террористическим проявлениям, руководство КГБ исходило из того, что подобные жестокие бездумные акции могут являться как следствие целенаправленного зарубежного идеологического воздействия на отдельных граждан нашей страны, так и следствием разного рода негативные социальные процессы, исключительным стечением личных неблагоприятных условий, влияния разного рода криминогенных факторов, а также наличия причин и условий, благоприятствующих совершению преступлений.

Последнее направление — криминологическая профилактика преступных проявлений, не что постоянно обращал внимание руководящего и оперативного состава, присутствовало в деятельности всех подразделений КГБ СССР.

С.В. Чертопруд в одной из книг, посвященных Ю.В. Андропову, писал, что «что в 60-е — 70-е годы прошлого века начался обратный процесс — подготовка социальной базы терроризма»[214].

Соглашаясь с тем, что в конце 70-х годов в СССР действительно начался некоторый рост социальной напряженности, на что председатель КГБ Ю.В. Андропов настоятельно неоднократно обращал внимание своих коллег по Политбюро, тем не менее, вряд ли возможно согласиться с приводимой столь категоричной оценкой социальных процессов в СССР.

А процесс роста социальной напряженности, на контроль над которым и заблаговременное выявление «очагов социального возбуждения» указывал Андропов чекистам, был связан как с возникновением социальных и экономических проблем в СССР, так и с «новым курсом» администрации Дж. Картера, взявшей курс на «защиту прав человека во всем мире».

Автор этих строк еще в 1998 г. в работе, подготовленной по заказу Совета безопасности России, писал, что «не следует думать, что-де, в СССР не существовало определенных проблем в сфере соблюдения и реализации прав человека, как подобные проблемы всегда существовали и существуют во всех странах мира. Другое дело, что их острота и масштабы не идут ни в какое сравнение с тем, что нашим гражданам пришлось испытать и пережить позднее, в годы начавшейся «перестройки»[215].

Еще одним фактором роста социальной напряженности в стране и обществе являлись активизировавшиеся и расширявшиеся объективные процессы глобализации, дополнявшиеся целенаправленными действиями и акциями иностранных спецслужб — от США и Великобритании, до Саудовской Аравии, Пакистана, Ирана и других.

Одним из проявлений объективного процесса глобализации являлось распространение информации о террористических акциях, совершавшихся рубежом палестинскими, итальянскими, западногерманскими, французскими и латиноамериканскими террористами, многие из которых позиционировали себя как «левые», «коммунистические» силы сопротивления».