Мелкий Дозор (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 38

– Ждите здесь, – произнес увешанный амулетами рослый китаец из тех, что прибыли в Санью позавчера.

Мы с Колей и Антонином отошли в сторонку, под прикрытие пальмовых листьев. Нам и так нехотя позволили присутствовать. Всю операцию китайцы готовились провести сами. Ну еще бы, кто ж нас допустит к такому артефакту. Поработали, глупые лаоваи, спасибо и до свидания. Поэтому я не удивилась присутствию в группе четверых боевых магов с материка: двух Темных и двух Светлых, у одного из которых был полновесный первый уровень.

Дом окружили, и по сигналу дозорные скользнули внутрь. Часть прошла сквозь Сумрак, часть ломанулась в хлипкую дверь. Раздался громогласный приказ на китайском – наверное, так у них звучит классическое: «Выйти из Сумрака!» А потом… потом что-то произошло.

В доме пронеслось несколько вспышек, раздался чей-то вопль. И неожиданно – игнорируя деревянные стены хижины – из дома вышагнул зверь.

Четыре глаза уставились на нас, растянулся в жабьей улыбке рот, растопырились шесть человечьих рук, копыта взрыли влажную землю, а за спиной медленно поднялись изломанные остовы крыльев.

– Назад! – крикнули одновременно Антонин и Колька.

Крикнули мне, выступая вперед и загораживая собой.

В ладони у Темного появился сгусток Тьмы, Кедрин изо всех сил сжал свой ониксовый шар. Я не успела ни послушаться, ни совершить глупость, выскочив из-за их спин с каким-нибудь дурацким боевым кличем. Сквозь стены дома прорвалось еще одно существо. Большая сумеречная птица метнулась вверх, с беззвучным клекотом заметалась перед чудовищем, распростерла крылья, становясь то ли охраной для монстра, то ли щитом для нас. Шестирукий отмахнулся от нее, оскалил зубы и шагнул прочь от дома. Тут же вновь затрепетали нарисованные птичьи крылья, а тонкий заостренный клюв изо всех сил вонзился монстру в переносицу. Зверь рыкнул, схватил настырную птицу и смял ее, сжал всеми шестью руками, превращая в бесформенный ком.

– Пора! – скомандовал чех.

Но ни ему, ни Кедрину действовать не пришлось. Из дома выскочили три боевых мага. Ударили не заклинаниями, не переработанной силой, просто выпустили из амулетов чистую энергию.

И оба сумеречных создания, захлебываясь этой дармовой мощью, извиваясь от сумеречной боли, истаяли… исчезли, будто их и не было. Превратились в пар.

Коля метнулся помочь китайцам, однако те жестом остановили его, мол, все в порядке, не нужно. Светлый отступил.

Я выдохнула. Сердце колотилось часто-часто, и я прижала руку к груди, чтобы унять его. Возле ног будто повеяло холодом. Я опустила взгляд. Кошка сидела рядом со мной, мирно обернув хвост вокруг лап.

– Прячься, – шепотом сказала я. – А то они и тебя тоже…

Живая сумеречная картинка дернула усами, а в следующее мгновение уже растворилась в густых зарослях.

Больше сюрпризов не случилось. Видимо, ничем, кроме рисования, загадочный художник не владел.

Китайцы опять нырнули в хижину. Первый появился на пороге, вынося резную деревянную шкатулку. Очевидно, с кистью. Посмотреть бы на нее хоть одним глазком! Остальные вывели из дома мага, которому случайно – случайно ли? – достался один из самых мощных артефактов Иных. Мага, который, по легенде, обладал способностью различать красоту и уродство вокруг.

И нет… Я не ожидала увидеть того, что увидела.

Они вышли, прихрамывая и спотыкаясь. Бесформенный силуэт в накинутом поверх плеч драном одеяле. Я угадала. Их действительно было двое.

Две девочки лет тринадцати.

Иные.

Темная и Светлая.

Сиамские близнецы.

– Это у тебя что?! – возопил Колька, разглядев, кого я держу в руках.

– Сумеречная кошка, – робко ответила я. – Она сама ко мне пришла.

– И ты собираешься тащить ее в Россию? Как?!

– В Сумраке.

– Идио… Ох, послал мне Свет напарницу.

Он молча зашагал к нашему гейту.

– А что, я давно кошку хотела, а мне хозяева квартиры запрещают. А тут сумеречная… ее никто и не увидит, – прошептала я в пустоту.

– Кошка. Надо же. Ты опять меня удивила, Светлая.

Я оглянулась.

Его рейс только завтра. Приехал меня проводить? Свет и Тьма…

– Будешь в Праге, заглядывай… Дора.

Я стояла. Просто стояла. Наверное, я должна была что-то сказать, но не выходило. Я знала, что он хочет сейчас сделать. А он знал, что сделаю в ответ я.

Поэтому Антонин развернулся и пошел к выходу.

– Прощай, Темный.

Он чуть замедлил шаг, но не обернулся.

Все-таки Вячеслав Константинович был прав, послав со мной Кольку. Не задание он видел в вероятностях. Не задание. Вот что он видел в своем прозрении…

Даже не то, что Темный захочет меня поцеловать.

То, что я захочу ответить на поцелуй.

Дарья Зарубина. Кира возвращается в полночь

Брешь росла, расширяясь. От нее, ветвясь едва различимой снизу паутиной, ползли все новые трещинки. Кира сосредоточилась на первой трещине, попыталась мысленно стянуть. Та поддалась. Разлом медленно сомкнулся, превратившись в тоненький шрам с рваными краями раскрошенной штукатурки, потерялся между мозаичными квадратами. Но тотчас две боковые паутинки с треском разошлись. С потолка посыпалась смальта.

Она летела почти бесшумно – все звуки покрывал гул удаляющихся от платформы поездов. Кира сумела бы остановить крошечные кусочки в воздухе, но не могла позволить себе отвлечься на мелочи – она чувствовала, как в глубине, под слоем поделочного камня и разноцветного стекла, разрастаются все новые трещины, крошится бетон, лопаются, натягиваясь, провода. Стонут, принимая на себя удар, струны арматуры и сосуды труб. Кира прижалась к стене, продолжая стягивать разлом за разломом.

Кусочки мозаики осыпались на пол и плечи прохожих. Пожилой мужчина в синей потертой куртке поднял голову вверх. Мгновение смотрел недоуменно, а потом торопливо начал прокладывать себе дорогу к выходу, прижав к груди клеенчатую сумку, из которой торчал бумажный пакет с французской булкой. Старик задел хлебом кого-то в толпе. Его обругали тихо и интеллигентно. Девчушка лет шестнадцати, с запятой наушника в правом ухе, едва не поскользнулась на кусочке мозаики. Рассеянно глянула под ноги, потом подняла глаза и тотчас закричала, потому что приличный кусок декоративного панно словно в замедленной съемке начал отслаиваться от потолка и повис, обнажив то, что так старалась стянуть Кира. Готовое обрушиться на головы грешников бетонное небо метрополитена.

– Завалит всех! – закричал кто-то. Крик тотчас оборвался. Может, не в меру голосистого сбили с ног или пихнули, выбив из легких необходимый для крика воздух. А может, он сам, бросив в благодатную почву зерно паники, рванул к выходу.

Людская река забурлила, ускоряясь. Сыпавшиеся сверху пласты штукатурки становились все крупнее. Первый же упущенный Кирой кусочек бетонного перекрытия угодил в самую гущу толпы, рассек бровь мужчине, торопливо подталкивающему к выходу беременную жену. Молодая женщина не плакала, она только прикрывала руками живот и растерянно озиралась, ища просвет в людском потоке.

Кира чувствовала, как тают силы. С каждым мгновением удерживать свод становилось все труднее. Она услышала, как за спиной распахнулись двери вагонов, на платформу хлынула новая волна пассажиров, которых тотчас захватил и потащил за собой вихрь паники. Многие рванули обратно к поездам.

– Кира! – раздалось оттуда. Борясь с неудержимой волной напуганных до злобы людей, Майк шел к ней. Он прокладывал дорогу локтями и бранью. На мгновение исчез, потом появился уже совсем рядом. В его желтеющих глазах плескалась ярость. – Какого черта, Кира?! Уходим!

– Я не могу, – прошептала она побелевшими губами. Силы таяли. Люди толкались, мешая друг другу, и двигались чертовски медленно. «Почему они не выходят? Чего ждут?» – билась в голове отчаянная мысль.

– Подумай! Ведь не удержишь, Кира!

Майк рванул ее за руку, прижал к груди, закрывая собой от злобных и затравленных взглядов, локтей. Он почти поглощал ее, как черная тень. Кажется, один шаг – и обступит сизый Сумрак. Померкнут цвета и звуки. Отступит ад.