Мелкий Дозор (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 26

Когда преступник уже инициирован, когда уже распробовал открывшиеся возможности, силами милиции и прокуратуры с ним не управиться: такого и не поймаешь, и не осудишь, и не удержишь в человеческих местах лишения свободы. Ловить нарушителей-Иных – работа Дозоров, и разбираются с такими преступниками по-другому, и наказание они отбывают отнюдь не в обычных тюрьмах. А вот за теми, кто имеет предрасположенность, но пока еще ни разу не заглядывал в Сумрак, нужен глаз да глаз.

Условия в зонах такие, что спонтанная инициация может произойти в любой момент, а эмоциональное состояние зэков далеко от того, в котором первый шаг в поднятую тень сделает тебя Светлым. Соответственно, один Надзор стремился пополнить ряды Дневного Дозора умелыми бойцами из криминального мира, убийцами и ворами, а второй Надзор пытался не допустить, чтобы из мест заключения выходили сплошь Темные, занимался перевоспитанием, наставлял на путь исправления. Плюс ко всему, по обоюдному решению Дозоров (приложение к Великому Договору, двустороннее поддоговорное обязательство № 65/17), заключенным обеих мастей надлежало отбыть наказание за человеческие преступления в полной мере, и лишь потом – на свободу с чистой совестью и новой аурой. А как удержать в застенках урку, если он уже научился на первый слой перемещаться да сквозь решетки шастать? Вот и приходилось сотрудникам Надзоров контролировать своих подопечных, проводить с ними беседы, обучать простейшим заклинаниям и премудростям Иной жизни, но при этом – держать на строгом поводке, то есть не давать пользоваться магией нигде, кроме занятий. Помимо наложенных на зэков персональных заклятий, блокирующих их собственную Силу, по всей колонии – в бараках, в столовой, на плацу, в промзоне – были развешаны следящие и охранные амулеты.

Кстати, не допускать стычек между инициированными Светлыми и Темными уголовниками также было заботой Надзоров. Не магических стычек, невозможных по причине наложенных заклятий, а самых обычных, с мордобоем и членовредительством. Их – Светлых и Темных – даже в разные бараки селили. Во избежание.

И вот при всем при этом – четыре трупа на вверенной территории, ограниченной высоченным забором с колючей проволокой и следящими амулетами. Три Темных мага и один Светлый. Убиты и мгновенно развеяны в Сумраке воздействием третьего уровня. Все четверо – одновременно и в одном месте, буквально на одном пятачке.

Выезжая из конторы в колонию, Угорь был искренне уверен в том, что решить все вопросы он успеет до обеда, максимум – до вечера. Однако чем дольше он изучал материалы, тем более запутанным казалось дело. Вернее, информации, задокументированной и подшитой в папку, было столько, что приходилось изрядно напрягать извилины, сортируя факты, имеющие значение для расследования и не имеющие такового. В итоге Евгений натурально запарился и вышел подышать свежим воздухом.

Денек стоял такой, что дух захватывало: яркое солнце слепило глаза; сияла белизной, искрилась, переливалась, хрустела морозом сибирская зима. Отсюда, с высокого крыльца административного здания, Угрю была видна значительная часть территории жилой зоны – разделенные решетками локальные сектора, вычищенные площадки для прогулок, тщательно выметенные дорожки, приземистые одноэтажные бараки со свисающими с крыш мохнами снега. И такая тишина, такой покой вокруг, будто и не зона тут вовсе, а лыжная база, замершая в ожидании наплыва спортсменов. Впрочем, стоило глянуть сквозь Сумрак – все становилось на свои места. Эмоции тысяч заключенных захламили первый слой темными сгустками, бараки напоминали гигантские синие сугробы – так густо их покрывал мох, единственный постоянный обитатель Сумрака. Озлобленность и отчаяние пропитывали здесь каждое строение, каждую вещь, каждый квадратный метр.

Угорь сокрушенно качнул головой, затем втянул носом морозный воздух, потянулся.

– Степанов, вы зачем прячетесь? – вдруг спросил он вслух. – Что за детский сад? Выходите!

Светлый надзорный и впрямь появился из-за угла здания.

– Я не прячусь! – с обидой ответил он. – Просто не хотел вам мешать. Вы ведь размышляете…

Он казался неплохим парнем – интеллигентного вида, приветливый, деловитый, форма на нем ладно сидит… Надзорным полагалось иметь отдельные кабинеты на территории колонии и одно общее помещение снаружи. Снаружи – в том же здании, куда уже отбывшие срок заключенные заходили за своими документами и за сберкнижкой с заработанными за время отсидки деньгами. Здесь же сотрудники тюремных Надзоров ставили Иным метки – дескать, да, сидел, был инициирован, освободился, подлежит обязательной регистрации и временному курированию Дозоров по месту пребывания.

Ну а свой кабинет, находящийся внутри зоны и предназначенный для личных бесед и занятий с зэками, Степанов без раздумий уступил следователю. А сам, значит, за углом прячется… точнее, старается не мешать. Евгений глянул сквозь Сумрак: ну да, все верно – за скромностью, приветливостью и деловитостью скрываются стыд и чувство вины. Недоглядел, не предотвратил, не спас… Каково это – не уберечь того, за кого ты в ответе?

– Расскажите мне про Горина, – попросил Угорь и тут же замахал руками: – Только вот не надо протокольными словами! В бумажках я уже покопался. Вы мне нормальными, человеческими словами опишите, каким он был.

Степанов помолчал минутку, затем сделал знак рукой – давайте, мол, пройдемся.

– Вас, наверное, ввели в курс, – неторопливо начал он, – наша зона – черной масти. В красных зонах жизнь ведется по распорядку, всем заправляет начальство колонии, а порядки на местах устанавливают «активисты»[3]. Черная зона живет по воровским законам, по понятиям, и вор тут – вовсе не крадун, попавшийся на грабеже, не карманник и не медвежатник. Вор – это высшее звание преступного мира, человек, чей авторитет непререкаем для большинства уголовников, будь то блатные[4], понты колотящие, беспредельщики, «мужики» и представители прочих сословий. Для настоящего вора – лучше перо в бок, нежели сделка с вертухаем[5]. А вы же знаете: тюремные Надзоры существуют в зонах под маской особых отделов, мы для обычных заключенных – такие же представители госаппарата, как следаки, опера, прокуроры и вертухаи. А Горыныч… извиняюсь, Горин – он был как раз настоящим вором. То есть представляете, да? Ему через многое пришлось переступить, прежде чем начать общаться со мною. А мне, соответственно, пришлось долгое время вести подготовительную работу, чтобы он наконец научился доверять. Не только мне – вообще Светлым.

– Слу-ушайте, а как так получилось, что настоящий вор, криминальный авторитет, и вдруг – потенциальный Светлый? Давно вы вообще его разглядели? Давно инициировали?

Степанов усмехнулся.

– Ну да, условия на зоне еще те. Состояние угнетенное, положительным эмоциям проявиться шансов практически нет. – Надзорный один в один проговаривал то, о чем минутами ранее думал сам Евгений. – У нас своя специфика, свои хитрости в работе с потенциальными. Тут важен целый комплекс, стечение обстоятельств. Например, письмо хорошее арестант из дома получил, фильм смешной в кинозале крутили, сигареты в тюремный лабаз завезли не отсыревшие, чифир удалось заварить знатный… Пытаемся играть вот на таких мелких радостях. А Горин, ко всему прочему, на момент инициации был «смотрящим» – ну, вроде как воры на сходняке его старшим в бараке назначили. Следил за порядком, разъяснял понятия, решал спорные вопросы. Мужиком-то он был рассудительным, с каким-то таким… обостренным, что ли, чувством справедливости. И тут как раз ему пришлось сложную ситуацию разруливать. В общем, чтобы совсем уж в дебри не лезть: рассудил он спорщиков по понятиям, все правильно сделал, ну и по такому поводу испытывал гордость…

– Вот тут-то вы и подоспели!

– Ну да, подоспел… – Степанов, переживая, помолчал. – Это год назад было. Из «смотрящих» его тут же убрали. Мы-то свое общение с ним не афишировали, понятное дело, но здешние Темные не дремлют. Почуяли, что Горин стал Светлым Иным, – добились его перевода в другой барак, где в основном «мужики» живут. Подальше от блатных, короче.