Смерть Беллы - Сименон Жорж - Страница 4

II

Это было одно из нескольких «стыдных» воспоминаний, которые годами мучили его перед сном. Однажды зимой, в субботу, он с приятелем, оба тринадцатилетние, сидели на сеновале, дело было в Вермонте; снегу выпало столько, что, казалось, в плену их держит сама бесконечность. Мальчики вырыли себе в сене по ямке и грелись; оба молча глядели на черный запутанный узор веток.

Такое молчание, такая неподвижность были уже почти пределом их возможностей. Приятеля звали Брюс. Эшби до сих пор гонит от себя это воспоминание. Брюс вытащил из кармана какую-то вещицу и протянул ему, при этом в голосе друга ему почудилось нечто настораживающее:

— Видел?

Это была порнографическая фотография: на фоне нездоровой белизны тел все детали прорисовывались очень четко, как ветки на фоне снега. У Спенсера застучало в висках, перехватило горло, глазам стало горячо и мокро — все это в одно мгновение. По телу разлился какой-то незнакомый доныне трепет; он не смел смотреть ни на два голых тела на фотографии, ни на приятеля и отвернуться тоже не смел.

Долгое время он считал эту минуту самой тягостной в жизни; хуже всего было, когда, с трудом подняв глаза на Брюса, он заметил у того на лице гнусную ухмылку — издевательскую и заговорщицкую. Брюс понимал, что творится с другом. Он нарочно все подстроил, поймал Спенсера врасплох. Они были соседями, родители их дружили, но с тех пор Эшби всегда избегал встречаться с Брюсом вне школы. И вот теперь, через столько лет, при виде этой комнаты — тот же внезапный пульсирующий жар по всему телу, и так же щиплет глаза, так же перехватывает горло, так же стыдно.

И снова рядом наблюдатель, который смотрит на него с тем же примерно выражением, что Брюс. Даже не глядя на доктора Уилберна, Эшби не сомневался в этом.

Жалюзи были подняты, шторы раздвинуты, чего прежде почти никогда не бывало; поэтому комнату со всеми ее углами и закоулками заливал резкий свет снежного утра, не оставлявший ни тени, ни тайны. Сразу почудилось, что здесь холоднее, чем в остальном доме.

Белла была распростерта посреди комнаты, поперек зеленого ковра; глаза и рот открыты, синее шерстяное платье задралось до середины живота, так что виден пояс с черными подвязками, к которым, как полагается, пристегнуты чулки, а светло-розовые трусики валяются поодаль, скомканные, как носовой платок.

Спенсер не подошел, не шелохнулся; он был благодарен Кристине за то, что она почти сразу затворила дверь таким движением, словно покрывала труп простыней.

И тут же он навсегда возненавидел доктора Уилберна за его усмешку, говорившую, что Спенсер с его смятением виден ему насквозь.

— Я позвонил от вас коронеру[2], он приедет с минуты на минуту, — подал голос Эрл Уилберн.

Втроем они вернулись в гостиную, где по-прежнему горели лампы, потому что утро было пасмурное; доктор, единственный из них, уселся в кресло.

— Что с ней сделали?

Спенсер не то собирался спросить. Он хотел сказать:

«От чего она умерла?» Вернее: «Как ее убили?»

Эшби не заметил крови — ничего, кроме неестественно белой кожи. Взять себя в руки он был не в силах.

Теперь он уверился, что жена и врач заподозрили его, может быть, подозревают до сих пор. С ним скрытничали: не случайно же, обнаружив труп Беллы, Кристина первым делом позвонила не ему, хотя по логике именно Спенсеру полагалось бы принять решение, разобраться, как поступить в подобном случае.

— Доктор Уилберн — судебно-медицинский эксперт общины, — сказала она, словно угадав его мысль, и тоном, усвоенным во всех этих комитетах, добавила:

— В случаях смерти, вызывающей подозрения, полагается в первую очередь ставить в известность его. — Кристина понимает толк в том, что касается должностных обязанностей, назубок знает функции и прерогативы каждого. — Белла задушена. Это не вызывает сомнений. Поэтому доктор позвонил в Личфилд и известил коронера.

— А не полицию?

— Коронер сам обязан обратиться в полицию округа или в полицию штата.

— Думаю, надо бы позвонить моему директору, предупредить, что сегодня я уже не приеду в школу, — вздохнул Эшби.

— Я позвонила. Он тебя не ждет.

— Ты сказала…

— Сказала, не вдаваясь в подробности, что с Беллой несчастье.

Он не сердился на жену за то, что она сохраняет присутствие духа. Он знал: это у нее не от черствости, а от долгой выучки. Он готов был побиться об заклад, что она беспокоится, как воспримут это событие окружающие, взвешивает все «за» и «против», ломает себе голову над тем, стоит ли звонить тем или иным знакомым.

Только теперь он снял пальто, шляпу, достал из кармана трубку и сказал наконец обычным голосом:

— Сейчас наедут машины. Загоню-ка я нашу в гараж, чтобы освободить аллею.

Он смутно подумал, что ему не повредит глоток виски, но не задержался на этой мысли. Выходя из гаража, он заметил машину Билла Райена — она ехала вверх по холму, рядом с Биллом сидела незнакомая молодая женщина. Когда говорили о коронере, ему и в голову не пришло, что это не кто иной, как Райен. Спенсер был поражен. Может быть, потому, что изредка он встречается с этим Райеном в гостях у знакомых, и тот всегда разглагольствует громче других и держится со всеми запанибрата. Входя в дом. Спенсер опять заметил в окне Кацев розовый пеньюар.

— В чем дело, Спенсер? Если я правильно понял, кто-то убит?

— Доктор все вам расскажет. Это он вас вызвал.

Когда у кого-нибудь из учеников Эшби такое настроение, как сегодня у него, он заранее знает, что от мальчишки ничего путного не добьешься. Спенсер ни на кого не злится, разве что на доктора. Кристине он, скорее, благодарен: время от времени она бросает на него ободрительные взгляды, словно подтверждает, что она ему друг. И это, в сущности, правда: они с женой добрые друзья.

— Познакомьтесь: мисс Меллер, моя секретарша.

Снимите пальто, мисс Меллер, и приготовьтесь записывать.

Райен всякий раз спотыкается на ее фамилии: ему, наверно, привычнее обращаться к ней по имени. Он извинился перед Кристиной, что распоряжается как у себя дома.

— Разрешите?

Он отвел Уилберна в сторону. Они тихо о чем-то заговорили, поглядывая то на Эшби, то на его жену, наконец пошли в комнату Беллы, дверь сперва оставили настежь, но потом предпочли ее затворить. Почему Спенсер злится при виде этой мисс Меллер, которая сняла шляпку, пальто, сапоги и теперь причесывается, глядя в карманное зеркальце? И расческа у нее не слишком чистая — он готов спорить на что угодно. Обычная девка, крепкая, вульгарная, но есть в ней какая-то притягательность. А Райену лет сорок, полнокровный, широкоплечий, и жена у него без конца болеет.

— Не откажетесь от чашечки кофе, мисс Меллер? — предложила Кристина.

— С удовольствием.

Только теперь Эшби заметил, что, пока он ездил в школу, где провел считанные минуты, жена успела переодеться и привести себя в порядок. Лицо у нее не бледнее обычного, даже напротив. Волнение читается только в фиолетовых кружочках зрачков, которые не в состоянии ни на чем остановиться. Взгляд ее устремляется на один предмет, тут же перескакивает на другой, и, кажется, она ни того, ни другого не видит.

— Если позволите, я разок-другой воспользуюсь телефоном.

Это вернулся Райен. Он позвонил в полицию штата, поговорил с лейтенантом, который, судя по всему, ему знаком, затем позвонил еще в какое-то учреждение, начальственным тоном дал инструкции.

— Боюсь, сегодня мы будем вынуждены изрядно вас потревожить, — обратился он к Кристине. — Хочу попросить у вас разрешения расположиться в этой комнате.

Мисс Меллер, вам, наверно, нужен столик?

— Меня вполне устроит подлокотник дивана.

С этими словами она одернула платье. Она утопала в диванных подушках. Ноги ее были словно светлые колонны, и она постоянно и безуспешно пыталась прикрыть их подолом. Спенсер уже чуть не зубами скрипел, глядя на нее.