Рука - Сименон Жорж - Страница 26

— Пейте…

— Я вам все сказал. Об остальном, о моих мыслях в ту субботу, вы догадываетесь сами… Рэй заполучил вас и стал компаньоном в деле Миллер и Миллер. Ему все было подвластно, и он мог себе позволить небрежно взять по дороге любую женщину, как, например, эту Патрицию…

Она медленно выговорила:

— И вы ему завидовали?

— Я вас возмущаю, Мона?

— Напротив…

Она была явно взволнованна. Верхняя губа у нее дрожала.

— Как хватило у вас, Доналд, мужества рассказать мне все это?

— Вы, Мона, единственный человек, с которым я могу говорить.

— Вы ненавидели Рэя?

— Той ночью, когда сидел на скамейке, да…

— А раньше?

— Я считал его своим лучшим другом. Но вот, сидя тогда на скамейке, я установил, что лгал себе.

— А если бы вы могли его спасти?

— Не знаю. Возможно, что и спас бы, через силу… Я больше ни в чем не уверен, Мона… Можете ли вы это понять, за одну ночь я совсем переменился…

— Я заметила это. Изабель тоже.

— Да, она сразу заподозрила что-то, пошла в сарай и обнаружила там набросанные мною окурки…

— Она сказала вам об этом?

— Нет. Она всего лишь убрала окурки. Я уверен, она испугалась, подумав, что лейтенант Олсен тоже сможет их обнаружить.

— Уж не считает ли Изабель, что вы… что вы могли сделать нечто другое?..

Я предпочел идти напролом.

— …что я столкнул Рэя со скалы… Не знаю. Вот уже целую неделю Изабель смотрит на меня, словно не узнавая, стараясь что-то осмыслить, понять. А вы поняли?

— Мне кажется, да…

— И не возмущаетесь?

— Да нет же, Доналд.

Тут я впервые почувствовал тепло горячего женского взгляда.

— Я ждала, что вы заговорите со мной об этом… Мне было бы грустно, если бы вы промолчали. Вам потребовалось большое мужество.

— Ну, в том положении, в каком я нахожусь…

— Что вы имеете в виду?

— Я зачеркнул все семнадцать лет своей семейной жизни, а может быть, и все сорок пять лет своей жизни вообще. Все осталось в прошлом. Вчера я испытал стыд перед своими дочерьми, чувствуя себя и их совершенно чужими друг другу… И все же я продолжаю произносить прежние слова, делаю прежние жесты.

— Это необходимо?

Я взглянул на нее. Поколебался. Было бы так просто. Если я все зачеркнул, разве не имею я права начать по-новому? Мона была передо мной. Трепещущая, строгая.

Эта минута была решающей. Мы ели, пили рейнское вино, а Ист-Ривер текла у наших ног.

— Да, — пробормотал я. — Это необходимо.

Не знаю почему, но когда я произнес это «да», у меня перехватило горло, и я пристально посмотрел на Мону. Я был почти готов. Нет, не совсем еще, но все же я мог, и очень скоро, полюбить Мону. Я мог бы обосноваться в Нью-Йорке… Мы бы могли…

Не знаю, была ли она оскорблена. Во всяком случае, она этого не показала.

— Спасибо, Доналд.

Мона встала, стряхнула крошки с платья.

— Кофе?

— Пожалуйста.

Она позвонила Жанет.

— Что вы предпочитаете — остаться здесь или перейти в будуар?

— Перейти в будуар.

На этот раз я прихватил свой портфель. Потом медленно пошел рядом с ней, положив руку ей на плечо.

— Вы понимаете меня, Мона? Вы ведь тоже чувствуете, что у нас ничего бы не получилось…

Она пожала мне руку, и я мысленно вновь увидел ее руку на паркете нашей гостиной, освещенную огнем камина.

Я чувствовал себя отдохнувшим. Немного позже я подсел к старинному столику, на который положил бумагу и карандаш.

— Ну так как, что вы знаете о своих делах?

— Ничего не знаю… Рэй никогда не говорил со мной о делах.

— У вас есть наличные деньги?

— У нас общий счет в банке.

— Вы знаете, сколько денег на этом счету?

— Нет.

— Рэй застраховал свою жизнь?

— Да.

— Вы в курсе его взаимоотношений с Миллерами?

— Он был их компаньоном, но если я правильно поняла, не на равных правах. Каждый год его вклад увеличивался.

— Он не оставил завещания?

— Сколько я знаю, нет.

— Вы посмотрели в его бумагах?

— Да.

Мы прошли вместе в кабинет Рэя и начали просматривать его бумаги.

Между нами не ощущалось никакой неловкости, никаких задних мыслей.

Полис страховки в пользу Моны выражался в двухстах тысячах долларов.

— Вы известили агентство?

— Нет еще…

— И банк не известили?

— Нет. Я ведь почти никуда не выходила с четверга. Только в воскресенье утром прошлась возле дома по тротуару, чтобы подышать воздухом.

— Разрешите мне поговорить по телефону.

Я вступил в свои адвокатские и нотариальные обязанности. Она слушала мои телефонные разговоры, изумляясь, что все так легко улаживается.

— Вы хотите, чтобы я поговорил от вашего имени с Миллерами?

— Прошу вас об этом.

Я позвонил Миллерам, чтобы предупредить их о моем визите.

— Я тотчас же вернусь к вам, — сообщил я Моне, захватив свой портфель. В салоне, когда я повернулся к ней, она совершенно естественно, как я и ожидал, прижалась ко мне и поцеловала.

Контора братьев Миллеров занимает два этажа одного из новых небоскребов на Мэдисон-авеню, почти рядом с серым зданием Архиепископства. В одном из громадных залов работало не меньше пятидесяти служащих; каждый сидел за своим бюро, на котором стояло по два и больше телефонов.

Братья Миллеры дожидались меня. Дэвид и Билл, жирные коротышки, были так похожи друг на друга, что человеку мало с ними знакомому легко было их спутать.

— Мы счастливы, господин Додд, что госпожа Сэндерс выбрала вас своим представителем. Если бы она этого уже не сделала, мы бы сами обратились к вам, как я вам и говорил на кладбище…

Их кабинет был обширен, обставлен мягкой мебелью, торжествен, как раз для серьезных занятий.

— Что вам предложить? Виски?

Ширма красного дерева прикрывала бар.

— Я полагаю, вы в курсе дела, хотя бы в общих чертах? Вот наш договор с Сэндерсом, таким он был заключен пять лет тому назад.

В договоре было страниц десять, и я только бегло просмотрел его. С первого взгляда доля Рэя в их деле выражалась примерно в полумиллионе долларов.

— Вот последний краткий обзор. Вы сможете на досуге изучить эти документы и потом опять встретитесь с нами. Когда вы уезжаете в Брентвуд?

— Вероятно, завтра.