Рука - Сименон Жорж - Страница 25

Мне было очень грустно.

Потом моя грусть перешла в более нежное чувство, в котором оставался лишь привкус горечи. Освободившись из моих объятий, Мона сказала:

— Все же мне лучше одеться до завтрака…

Я видел, как она направилась в комнату, которая, по моему предположению, должна была быть спальней. Я решил сесть и почитать в ее отсутствие газету, но неудовольствие, по-видимому, так ярко отразилось на моем лице, что она вполне естественно предложила:

— Если хотите, идемте со мной…

Я последовал за ней в комнату, в которой одна из постелей была смята.

Дверь в ванную стояла открытой, и следы воды на плитках пола показывали, что до моего прихода Мона успела принять ванну. Она села возле туалетного столика и, прежде чем подкраситься, принялась расчесывать волосы.

Я восторженно следил за ее жестами, за игрой света на ее коже.

Несмотря на то, что мы уже принадлежали друг другу, я ощутил это разрешение присутствовать при ее интимном женском одевании как некую особую, более проникновенную близость.

— Вы смешите меня, Доналд.

— Чем?

— У вас такой вид, словно вы впервые присутствуете при женском туалете.

— Так оно и есть.

— Но Изабель…

— Это совсем другое дело.

Я редко видел Изабель сидящей перед зеркалом за столиком, где стояло только самое необходимое, а не как у Моны, множество различных баночек и флаконов.

— Вам не будет скучно позавтракать со мной дома? Я попросила Жанет приготовить нам что-нибудь вкусное.

Мне припомнились львята в зоопарке, которые кувыркались с полным доверием у всех на глазах. Почти то же чувство вызывала у меня теперь Мона.

Закончив причесываться, она направилась к шкафу за бельем. Она, не стесняясь, сняла свой пеньюар и, вовсе не провоцируя меня, предстала передо мной обнаженной. Она одевалась в моем присутствии столь же естественно, как если бы была в одиночестве, а я не сводил с нее глаз и не упустил ни одного ее жеста, ни одного движения.

Так ли уж я прав, утверждая, что не был в нее влюблен? Думаю все же, что прав. Мне и в голову не приходило жить с ней, связать с ней свою судьбу, как я это сделал когда-то с Изабель.

Я смотрел на нераскрытую постель Рэя, и она меня нисколько не стесняла, не вызывала в сознании никаких неприятных картин.

Я знал, что в квартире есть еще две комнаты. В одной из них я как-то спал, опоздав на поезд. Жанет занимала другую, меньшую, находившуюся ближе к кухне.

Странно, но в квартире не было столовой, вероятно, потому, что отвели как можно больше места для салона.

— Так хорошо? Я не слишком вырядилась?

Она надела платье из тонкой черной шерсти, освеженное серебряным плетеным пояском. Наверное, она знает, что черное ей к лицу.

— Вы великолепны, Мона…

— Нам надо и о делах поговорить. Столько всего на меня навалилось, не будь вас, я просто не знала бы, что мне делать.

Жанет накрыла маленький столик, пододвинув его к застекленной стене и украсив бутылкой с длинным горлышком рейнского вина в ведерке со льдом.

— Мне надо переехать. Найти квартиру поменьше. Вообще-то мы оба эту недолюбливали. Рэй пускал ею пыль в глаза. Хотел поразить своих клиентов… Думаю, его забавляло также давать шикарные приемы, объединять вокруг себя людей, интриговать, наблюдать, как люди теряют свое человеческое достоинство.

Она вдруг посмотрела на меня серьезно.

— А ведь я никогда не видела вас пьяным, Доналд.

— И тем не менее я напился в вашем присутствии…

В субботу, у Эшбриджа…

— Вы были пьяны?

— Разве вы не заметили?

Она поколебалась:

— Не тогда…

— Когда же?

— Трудно сказать… Я не уверена… Не сердитесь, если я ошибусь.

Когда вы вернулись после неудачных поисков Рэя, мне показалось, что вы не в себе.

Омар, различные сорта холодного мяса были расставлены у нас под рукой, на передвижном столике. У меня кровь прилила к голове.

— Тогда это было не от опьянения.

— От чего же?

Тем хуже. Я решился.

— Дело в том, что я вовсе не пытался отыскать Рэя.

Я был слишком вымотан. Я задыхался в буране, и мне все время казалось, что сердце у меня останавливается. Не было никакого шанса найти его в темноте, среди урагана, когда снег хлестал прямо в лицо и слепил глаза.

… Вот тогда-то я и направился в сарай.

Она перестала есть и смотрела на меня с таким изумлением, что я чуть было не пожалел о своей искренности.

— В сарае я уселся на садовую скамейку, спрятанную туда от дождя и снега, и закурил.

— Вы пробыли там все время?

— Да. Я бросал окурки прямо на землю. Выкурил по крайней мере десять сигарет.

Она была потрясена, но явно не рассердилась на меня.

В конце концов она протянула свою руку и пожала мою.

— Спасибо, Доналд!

— За что — спасибо?

— За доверие. За то, что сказали мне правду. Я почувствовала: нечто произошло, но не знала что именно. Я даже думала, не поссорились ли вы с Рэем.

— Из-за чего же могли бы мы поссориться?

— Из-за той женщины…

— О какой женщине вы говорите?

— О госпоже Эшбридж. Патриции. Когда Рэй увел ее, мне показалось, что вы ревнуете.

Меня потрясло, что ей все известно.

— Вы их накрыли? — спросил я.

— В тот момент, когда они выходили. Я не следила за ними. Случайно наткнулась… Вы не приревновали Рэя?

— Не из-за нее…

— Из-за меня?

Она спросила это без тени кокетства. Мы действительно говорили по душам. Совсем не так, как с Изабель, — там сплошная война взглядов.

— Из-за всего… Я толкнул дверь, из которой потом вы видели, как они выходили. Я ни о чем не думал… Просто выпил лишнее. И вот наткнулся на них. Совершенно необоснованно, словно прилив крови к голове, меня охватила чудовищная ревность к Рэю.

В Йеле я был зубрилой, но все считали меня куда более способным, чем Рэй, простите за хвастовство.

Когда он решил обосноваться в Нью-Йорке, я ему предсказывал долгое прозябание… Сам я окопался в Брентвуде, всего за тридцать миль от отчего дома, как если бы побоялся очутиться без поддержки… И почти тотчас же, словно желая обеспечить себе еще большую поддержку, женился на Изабель.

Она ошеломленно слушала меня, осушила свой стакан, показала мне на мой.