Ранчо “Кобыла потерялась” - Сименон Жорж - Страница 22

Все лошади были на месте. Желтая машина тоже. Что Чайна Кинг пошел пешком по плохо проходимой тропке к большой дороге, вызывало большие сомнения.

Кэли Джона начала мучить тоска. Что если его слугу убили? А тело спрятали где-нибудь в соломе или сене?

Несколько нетвердо держась на ногах из-за вчерашней попойки, он вилами переворошил и сено, и солому, но ничего не нашел. Тогда, чтобы осмотреть ранчо, он сел на лошадь и наугад несколько раз объехал его, зовя китайца по имени.

Вернулся он раздосадованный, ничего не обнаружив. Толкнул дверь в кухню.

— Не знаю, что с ним приключилось… Если бы он отправился повидаться с друзьями, то взял бы лошадь… Я спрашиваю…

Он замолк из-за Пиа, перед которой ему не хотелось рисовать мрачные картины.

— Вещи у него в комнате?

— Все развешано.

— А дорожный чемоданчик?

Об этом он не подумал. О чемоданчике Чайна Кинга, которым китаец очень дорожил, вспомнила Матильда. У китайца была старомодная дорожная сумка, и в эту сумку ни всегда закрывал чемоданчик современного фасона такие продают в любой аптеке, — к которому, казалось, питал особую привязанность.

Джон вернулся в комнату, открыл дорожную сумку — замки были закрыты на ключ, который валялся на полу. В сумке были старые сапоги, белье, кинжал с ручкой из слоновой кости, фаянсовые статуэтки, выигранные на ярмарках. Чемоданчика там не было.

— Понимаешь, Джон, никому не нужно было красть вместе с чемоданчиком китайца твои бумаги. По крайней мере я так предполагаю, потому что ты мне еще ничего не сказал…

— Сейчас скажу…

— Я уверена, что Чайна Кинг уехал по собственной воле.

— Он живет с нами уже пятнадцать лет. Я знал его отца в Санбурне…

С завтраком справились быстрее, чем обычно. Пиа отправилась спать.

Когда отец, который работал более чем в десяти милях отсюда на ранчо, не приезжал навестить ее, самой большой радостью для Пиа было проспать всю вторую половину дня. Матильда вымыла посуду, и брат помог ей еще раз. Он предпочел бы помолчать, когда они мирно и спокойно уселись один напротив другого. Зажег сигару, потребовал чаю.

Он даже попросил Матильду, как обычно, заняться вязанием, для того чтобы все было как принято дома в зимние вечера.

— Это Пегги Клам заставила меня купить на распродаже на мебельном складе зеленый баул, который ты видела. Принадлежал он Роналду Фелпсу…

— начал Кэли Джон.

Затем он рассказал о документе, который там обнаружил. Он мог пересказать текст наизусть, так как читал и перечитывал его достаточное количество раз.

— Понимаешь, это Г., или Э., или Р., а может быть, Б…

Он честно рассказал все, спокойным, слегка глухим голосом; временами у него закрывались глаза от дремоты, которой он стыдился, потому что причина ее ему была слишком хорошо известна.

— Я не хотел тебе об этом… говорить, потому что ты всегда защищала Энди… Поехал в Санбурн… Расспросил людей… Сделал кое-какие открытия… Например, узнал, что даже в твое время…

Когда в доме говорили «во времена Матильды», это означало, что речь шла о тех годах, когда они обосновались на ранчо. Матильда с ними в Санбурн не приехала. Родители ей не разрешили. Или в то время в Фарм Пойнт ее еще что-то задерживало?

Они никогда об этом не говорили между собой, но в жизни у сестры была несчастная любовь. И это был не Энди Спенсер, о ком ей, может быть, и случалось временами мечтать, во всерьез никогда.

Она приехала к ним обоим. И именно она случайно дала имя ранчо, потеряв свою первую кобылу. «Во времена Матильды», именно так. Это были именно те времена, когда они жили втроем и девушка окружала обоих мальчиков, как она говорила, одинаковыми заботами, испытывая и к одному и к другому почти одинаковое чувство, одинаковую братскую любовь.

— Я узнал, — говорил он, — что даже в твои времена он частенько ездил туда играть, и играл по-крупному…

Она искоса рассматривала его, желая удостовериться, что с ним, наконец, можно говорить откровенно, и тогда, к изумлению своего брата, тихо произнесла:

— Я это знала…

— Как это — знала? Давно?

— Всегда, потому что он мне об этом говорил… Не гордился, конечно нет… Послушай! Он был немного похож на тебя, каким ты сегодня утром появился из своей комнаты… Хорохорился, чтобы скрыть раскаяние…

Когда он был таким, я спрашивала: «Сколько? «

— Почему ты никогда не говорила мне об этом?

— А зачем?

Он не рассердился. Он удивленно и восхищенно смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Ему вдруг показалось, что он ничего не знает, что он прожил жизнь, не зная ничего, что происходило вокруг него, что Пегги Клам, совсем как Матильда, обращалась с ним как с ребенком, говоря ему только то, что считала нужным сообщить.

— Ты давала ему деньги в долг?

Об этом уж он догадался сам, с некоторой гордостью.

— Мне приходилось это делать, и даже хозяйственные деньги…

Ему пришло в голову другое, и он встал, обошел комнату, еле сдерживая нетерпение.

— Не понимаю, Матильда, что нужно предпринять по поводу китайца. Если его убили…

— Его наверняка не убили…

— Почему?

— Не знаю. Мне так кажется. Я всегда доверяю своим чувствам…

— И про Энди Спенсера тоже! — не удержался он.

— Мы сейчас поговорим об Энди Спенсере… А с китайцем… ну что бы ты хотел предпринять? Предупредить шерифа, полицию штата или даже федеральную полицию? Для того чтобы всюду — на дорогах Аризоны, в деревеньках, на ранчо и в городах принялись бы искать старика китайца? А если его найдут и он ответит, что хватит с него ранчо «Кобыла потерялась» и что он уехал по собственной воле?

— Не взяв с собой вещей?

— Но с дорожным чемоданчиком…

— Если, конечно, именно он его взял… Кстати, а почему он уехал?

— Может быть, его увезли…

— Силой?

— Не обязательно. Я думала об этом, пока ты искал китайца, где его наверняка нет… Представь себе, что кто-то приехал за твоими бумагами… Этот кто-то знает нас, знает наши привычки… Кто-то, кто знает, что мы все вместе ездим к одиннадцатичасовой проповеди…

— А ключ! — победно воскликнул он.

Еще одна из того же ряда мелочей, что и чашки. В доме уничтожили всякий намек на пребывание туг Спенсера и сохранили этот тайник для ключа.

— Думаешь, о нем знал только он? У нас были ковбои и до Гопзалеса с Чайна Кингом. Когда-то у нас был и управляющий. Ну и что, ключ… Кто-то приехал. О китайце не подумал… Тот, наверное, удивился, увидев перед распахнутой дверью дома машину. Подошел. От него мы могли бы узнать, кто украл бумаги. Вот его и увезли…

— Ну так я и сказал: силой!

— Хочешь завтра прочесть эту историю в газетах, Джон? Почему силой?

Разве Чайна Кинг не пойдет все равно за кем за какую-нибудь сотню долларов?

Он не любил, когда ему говорили подобные вещи, потому что убаюкивал себя иллюзией, что люди работали на него из любви. Он загасил сигару, имевшую отвратительный вкус, сходил за трубкой, которую курил редко и которая стала почти реликвией, потому что сохранилась еще со времен Санбурна.

Первый раз за год окна были закрыты, и стена дождя снова обрушилась на них. Холодно не было, но пришлось зажечь камин, чтобы смотреть, как трещат поленья.

— Это Энди, — вдруг решил он.

Он дважды или трижды повторил:

— Энди! Энди! У меня есть доказательство…

Он ожидал, что сестра начнет протестовать, но она продолжала мирно вязать.

— Вот послушай… Существует две копии документа… Согласна?

Во-первых, сам документ, потом, две фотографии… Здесь была только одна… Вторая — у Энди. Представь теперь, что тот, кого уличает этот документ, не Энди. Видишь, я честен… Все равно кто; кто-то, кого мы не знаем или на кого мы не думаем… Итак! Он неминуемо знает, что у меня оба эти документа, оригинал и копия, — вот почему он потрудился приехать во время службы, украсть и увести с собой Чайна Кинга, чтобы не оставлять свидетеля.

Он был возбужден: уверенный в непреложности и вескости своих рассуждений, он уже с некоторым снисхождением поглядывал на сестру.