Мегрэ и труп молодой женщины - Сименон Жорж - Страница 7

— Вовсе необязательно, чтобы это была причина, которую мужчина посчитал бы серьезной.

Мегрэ понял, что имела в виду жена, но это показалось ему неубедительным.

— Хочешь спать? Он кивнул головой. Утро было ветреное, по небу мчались тучи, и мадам Мегрэ велела мужу взять зонт. На службе он чуть было не прозевал телефонный звонок. Уже собирался с докладом к шефу, когда зазвонил телефон Одним прыжком он вернулся от двери.

— Алло. Комиссар Мегрэ

— Кто-то, не называя своего имени, срочно хочет поговорить с месье, — услышал он голос телефониста с центральной.

— Соединяйте.

Из трубки донесся такой крик, что, казалось, было видно невооруженным глазом, как дрожит мембрана Эта особа явно не привыкла к телефонным разговорам.

— Это комиссар Мегрэ?

— Да, это я. Кто говорит?

Тишина.

— Алло! Слушаю!

— Могу сообщить месье кое-что о той девушке, которую убили.

— На площади Вэнтимиль?

Снова тишина. Мегрэ подумал, не ребенок ли это.

— Говорите, пожалуйста. Вы ее знали?

— Да. Знаю, где она жила.

Он был уверен, что длинные паузы между репликами его собеседница делала не от нерешительности, а от того, что она… говорила по телефону. Вместо того, чтобы разговаривать обычным голосом, кричала и прижимала при этом губы к трубке. Где-то далеко играло радио. Слышался плач младенца.

— И где же?

— Улица Клиши, 113 бис.

— Кто вы?

— Прикажите допросить старуху с третьего этажа, ее зовут мадам Кремье…

Послышался другой голос, который звал:

— Роза, Роза! Что ты там…

Потом трубку повесили.

У шефа Мегрэ провел несколько минут, а когда явился Жанвье, взял его с собой.

Весь вчерашний день инспектор убил, безрезультатно мотаясь по городу. Лоньон, который занимался ночными заведениями и таксистами, не подавал признаков жизни.

— Она производит впечатление молоденькой служанки, которая только недавно приехала из деревни, — рассказал Мегрэ помощнику о звонившей по телефону. — У нее своеобразный акцент, только не могу сообразить, какой.

Дом ИЗбис на улице Клиши оказался обычным доходным домом, каких было много в этом районе. Сначала они зашли к консьержке, женщине лет сорока, которая встретила их не очень учтиво.

— Уголовная полиция, — сказал Мегрэ, показывая свой жетон.

— Что господам угодно?

— Живет ли здесь некая мадам Кремье?

— Третий этаж налево.

— Она дома?

— Если не вышла что-нибудь купить, я не видела.

— Она живет одна?

Казалось, что у консьержки не совсем чиста совесть.

— Одна и не одна.

— Что вы хотите этим сказать?

— Время от времени у нее кто-нибудь гостит.

— Родственники?

— Нет. Иначе зачем она стала бы делать из этого некую тайну? Пусть сама выпутывается. Живут у нее иногда квартирантки.

— Временные?

— Она хотела бы, наверное, иметь постоянных, но при ее характере… Каждая, верно, только и думает, как бы сбежать. Та, последняя, была пятая или шестая.

— Почему вы не сообщили об этом?

— Да потому, что она, когда первый раз взяла к себе какую-то продавщицу из картинной галереи, просила, чтобы я говорила, что это ее племянница.

— Она дала вам что-нибудь за это?

Консьержка пожала плечами.

— Во-первых, домовладелица не разрешает жильцам сдавать комнаты. Во-вторых, если уж сдавать, то нужно обратиться в полицию, заполнить бумаги… А она не хочет указывать это в декларации о доходах.

— И поэтому вы нам не сообщали?

Поняла, наконец, на что они намекают: вчерашняя газета лежала на стуле, раскрытая на странице с фотографией девушки.

— Вы ее знали?

— Это последняя.

— Последняя?

— Последняя квартирантка. Племянница, как бы сказала старуха.

— И когда вы видели ее в последний раз?

— Не помню. Не обратила внимания.

— Вы знаете, как ее звали?

— Мадам Кремье звала ее Луизой. А поскольку все время, пока она тут жила, никакая корреспонденция ей не приходила, я не знаю ее фамилии. Я вам сказала, что не обязана была знать, что это квартирантка. Люди имеют право принимать у себя родственников. А теперь из-за этого я могу потерять место. Наверное, об этом будет в газетах?

— Выть может. Что это была за девушка?

— Она-то? Бесцветное создание. Иногда, когда она проходила мимо моего окошечка, ей ударяло в голову, что она должна кивнуть, но ни разу нормально не поздоровалась.

— Долго она тут жила?

Жанвье все записывал. Это произвело впечатление на консьержку, и она думала над каждым словом.

— Если мне не изменяет память, явилась перед Новым годом.

— У нее был багаж?

— Только голубой чемоданчик.

— Откуда она знала мадам Кремье?

— Я должна была предусмотреть, что это плохо кончится. В первый раз дала себе так заморочить голову, но клянусь месье, что это никогда не повторится. Мадам Кремье жила тут еще до смерти мужа, вице-директора банка. Они уже жили здесь, когда я начала работать.

— Когда он умер?

— Лет пять или шесть назад. Детей у них нет. Она начала жаловаться, как ужасно жить одной в большом городе. Потом, уже позднее, начала разговоры о деньгах, о своей пенсии, которая не менялась, а жизнь все дорожала…

— Она богата?

— Еще как! Недавно призналась мне, что у нее два дома где-то в двадцатом округе. Когда первый раз сдала комнату, старалась меня убедить, что это ее родственница из провинции, но я подозревала неправду и зашла к ней. Тогда она пообещала мне четвертую часть квартплаты а я была настолько глупа, что согласилась. Это правда — ее квартира слишком просторна для одного человека.

— Она давала объявления в газеты?

— Да. Без адреса. Только номер телефона.

— Чем занимались ее квартирантки?

— Трудно сказать. Почти всегда это были девушки, которые где-то работали. Они были довольны, что имеют комнату, большую, чем в отеле, за ту же самую цену или даже дешевле. Только раз ей попалась девица, которая выглядела так же, как другие, а по ночам впускала мужчин. Но это продолжалось всего два дня.

— Вы ничего не рассказали о последней квартирантке.

— Что хочет знать месье?

— Все.

Консьержка непроизвольно посмотрела на фотографию в газете.

— Я уже сказала, месье: я видела ее только, когда она проходила мимо. Выходила утром в девять или в полдесятого.

— Вы не знаете, где она работала?

— Нет.

— Не приходила на обед?

— Мадам Кремье не позволяет готовить в комнате.

— А когда возвращалась?

— Вечером. Иногда в семь, иногда около десяти или одиннадцати.

— Она часто выходила развлечься? Бывали ли у нее какие-нибудь знакомые?

— Никто никогда не спрашивал.

— Видели ли вы ее когда-нибудь в вечернем платье?

Консьержка покачала головой.

— Месье не понимает? Это была девушка, каких много. Я никогда не обращала на нее внимания. А кроме того, догадывалась, что долго она здесь жить не будет.

— Почему?

— Уж догадывалась. Старуха охотно сдает комнату, но не хочет, чтобы ей что-то мешало. Она привыкла ложиться спать в пол-одиннадцатого, и если случалось, что жиличка возвращалась позднее, ее ждал скандал. По правде говоря, ей нужна не столько квартирантка, сколько компаньонка, чтобы играть с ней в карты.

Консьержка не могла понять, почему Мегрэ улыбается. А он вспомнил хозяйку магазинчика с улицы Дуэ. Та тоже принимала девушек, сбившихся с пути. Может, делала это от доброго сердца, может, защищала себя от одиночества, но поскольку они были ей всем обязаны, то становились чем-то вроде рабынь.

Мадам Кремье брала жильцов. В сущности, это та же история. Сколько же их было в Париже — стареющих женщин или старых дев, которые хотели, чтобы рядом было молодое и спокойное существо!

— Я могла бы вернуть ей те деньги, которые с этого имела, и избежать наказания?

— Значит, вы не знаете, кем она была, откуда взялась, чем занималась и с кем встречалась?

— Нет.

— Она вам не нравилась?