Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Василий Тёркин

Твардовский Александр Трифонович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Василий Тёркин - Твардовский Александр Трифонович - Страница 18

Изменить размер шрифта:

Дед и баба

Третье лето. Третья осень.

Третья озимь ждёт весны.

О своих нет-нет и спросим

Или вспомним средь войны.

Вспомним с нами отступавших,

Воевавших год иль час,

Павших, без вести пропавших,

С кем видались мы хоть раз,

Провожавших, вновь встречавших,

Нам попить воды подавших,

Помолившихся за нас.

Вспомним вьюгу-завируху

Прифронтовой полосы,

Хату с дедом и старухой,

Где наш друг чинил часы.

Им бы не было износу

Впредь до будущей войны,

Но, как водится, без спросу

Снял их немец со стены:

То ли вещью драгоценной

Те куранты посчитал,

То ль решил с нужды военной, —

Как-никак цветной металл.

Шла зима, весна и лето.

Немец жить велел живым.

Шла война далёко где-то

Чередом глухим своим.

И в твоей родимой речке

Мылся немец тыловой.

На твоём сидел крылечке

С непокрытой головой.

И кругом его порядки,

И немецкий, привозной

На смоленской узкой грядке

Зеленел салат весной.

И ходил сторонкой, боком

Ты по улочке своей, —

Уберёгся ненароком,

Жить живи, дышать не смей.

Так и жили дед да баба

Без часов своих давно,

И уже светилось слабо

На пустой стене пятно…

Но со страстью неизменной

Дед судил, рядил, гадал

О кампании военной,

Как в отставке генерал.

На дорожке возле хаты

Костылём старик чертил

Окруженья и охваты,

Фланги, клинья, рейды в тыл…

– Что ж, за чем там остановка? —

Спросят люди. – Срок не мал…

Дед-солдат моргал неловко,

Кашлял:

– Перегруппировка… —

И таинственно вздыхал.

У людей уже украдкой

Наготове был упрёк,

Словно добрую догадку

Дед по скупости берёг.

Словно думал подороже

Запросить с души живой.

– Дед, когда же?

– Дед, ну что же?

– Где ж он, дед, Будённый твой?

И едва войны погудки

Заводил вдали восток,

Дед, не медля ни минутки,

Объявил, что грянул срок.

Отличал тотчас по слуху

Грохот наших батарей.

Бегал, топал:

– Дай им духу!

Дай ещё! Добавь! Прогрей!

Но стихала канонада,

Потухал зарниц пожар.

– Дед, ну что же?

– Думать надо,

Здесь не главный был удар.

И уже казалось деду, —

Сам хотел того иль нет, —

Перед всеми за победу

Лично он держал ответ.

И, тая свою кручину,

Для всего на свете он

И угадывал причину,

И придумывал резон.

Но когда пора настала,

Долгожданный вышел срок,

То впервые воин старый

Ничего сказать не мог…

Все тревоги, все заботы

У людей слились в одну:

Чтоб за час до той свободы

Не постигла смерть в плену.

* * *

В ночь, как все, старик с женой

Поселились в яме.

А война – не стороной,

Нет, над головами.

Довелось под старость лет:

Ни в пути, ни дома,

А у входа на тот свет

Ждать в часы приёма.

Под накатом из жердей,

На мешке картошки,

С узелком, с горшком углей,

С курицей в лукошке…

Две войны прошёл солдат

Целый, невредимый.

Пощади его, снаряд,

В конопле родимой!

Просвисти над головой,

Но вблизи не падай,

Даже если ты и свой, —

Всё равно не надо!

Мелко крестится жена,

Сам не скроешь дрожи!

Ведь живая смерть страшна

И солдату тоже.

Стихнул грохот огневой

С полночи впервые.

Вдруг – шаги за коноплёй.

– Ну, идут… немые…

По картофельным рядам

К погребушке прямо.

– Ну, старик, не выйти нам

Из готовой ямы.

Но старик встаёт, плюёт

По-мужицки в руку,

За топор – и наперёд:

Заслонил старуху.

Гибель верную свою,

Как тот миг ни горек,

Порешил встречать в бою,

Держит свой топорик.

Вот шаги у края – стоп!

И на шубу глухо

Осыпается окоп.

Обмерла старуха.

Всё же вроде как жива, —

Наше место свято, —

Слышит русские слова:

– Жители, ребята?..

– Детки! Родненькие… Детки!..

Уронил топорик дед.

– Мы, отец, ещё в разведке,

Тех встречай, что будут вслед.

На подбор орлы-ребята,

Молодец до молодца.

И старшой у аппарата, —

Хоть ты что, знаком с лица.

– Закурить? Верти, папаша. —

Дед садится, вытер лоб.

– Ну, ребята, счастье ваше —

Голос подали. А то б…

И старшой ему кивает:

– Ничего. На том стоим.

На войне, отец, бывает —

Попадает по своим.

– Точно так. – И тут бы деду

В самый раз, что покурить,

В самый раз продлить беседу:

Столько ждал! – Поговорить.

Но они спешат не в шутку.

И ещё не снялся дым…

– Погоди, отец, минутку,

Дай сперва освободим…

Молодец ему при этом

Подмигнул для красоты,

И его по всем приметам

Дед узнал:

– Так это ж ты!

Друг-знакомец, мастер-ухарь,

С кем сидели у стола.

Погляди скорей, старуха!

Узнаёшь его, орла?

Та как глянула:

– Сыночек!

Голубочек. Вот уж гость.

Может, сала съешь кусочек,

Воевал, устал небось?

Смотрит он, шутник тот самый:

– Закусить бы счёл за честь,

Но ведь нету, бабка, сала?

– Да и нет, а всё же есть…

– Значит, цел, орёл, покуда.

– Ну, отец, не только цел:

Отступал солдат отсюда,

А теперь, гляди, кто буду, —

Вроде даже офицер.

– Офицер? Так-так. Понятно, —

Дед кивает головой. —

Ну, а если… на попятный,

То опять как рядовой?..

– Нет, отец, забудь. Отныне

Нерушим простой завет:

Ни в большом, ни в малом чине

На попятный ходу нет.

Откажи мне в чёрствой корке,

Прогони тогда за дверь.

Это я, Василий Тёркин,

Говорю. И ты уж верь.

– Да уж верю! Как получше,

На какой теперь манер:

Господин, сказать, поручик

Иль товарищ, офицер?

– Стар годами, слаб глазами,

И, однако, ты, старик,

За два года с господами

К обращению привык…

Дед – плеваться, а старуха,

Подпершись одной рукой,

Чуть склонясь и эту руку

Взявши под локоть другой,

Всё смотрела, как на сына

Смотрит мать из уголка.

– 3акуси ещё, – просила, —

Закуси, поешь пока…

И спешил, а всё ж отведал,

Угостился, как родной.

Табаку отсыпал деду

И простился.

– Связь, за мной! —

И уже пройдя немного, —

Мастер памятлив и тут, —

Тёркин будто бы с порога

Про часы спросил:

– Идут?

– Как не так! – и вновь причина

Бабе кинуться в слезу.

– Будет, бабка! Из Берлина

Двое новых привезу.