Дом судьи - Сименон Жорж - Страница 25

— Туз, король и дама козырей.

— Это ничего не значит, папаша. Пятьдесят!

— Покажи-ка! Сейчас мы их убьем, твои пятьдесят…

Который теперь час? Рекламные часы на стене остановились. Лампы уже включены. Тепло. Рюмки наполнялись уже несколько раз, и к запаху трубочного табака примешивается коньячный аромат.

— Тем хуже! Хожу с козырей! — объявил Мегрэ, открывая карту.

— Вы в невыгодном положении, комиссар. Даже с девяткой на руках вам…

Играли уже четвертую или пятую партию в тысячу. Мегрэ курил, слегка откинувшись на спинку стула. Его партнером был хозяин, а против них играло двое рыбаков, в том числе старик Барито, ловец угрей. Инспектор Межа, оседлав стул, следил за игрой.

— Я-то знал, что у вас девятка.

— Скажи-ка, Межа, ты помнишь, как зовут судебно-медицинского эксперта?

— У меня в блокноте записано.

— Позвони ему. Спроси, может ли он определить, за сколько примерно времени до смерти человек ел в последний раз. И что это была за еда. Понимаешь?

— У кого там было пятьдесят? И тридцать шесть?..

Хозяин считал. Казалось, Мегрэ купается в незатейливом, теплом блаженстве; если бы его сейчас неожиданно спросили, о чем он думает, он и сам бы удивился.

Давнее воспоминание! Дело Бонно — в те времена Мегрэ был тощ, носил длинные остроконечные усы и бородку, крахмальные пристежные воротнички высотой в добрых десять сантиметров и цилиндр.

— Видишь ли, старина Мегрэ, — говорил ему в те времена шеф, комиссар Ксавье Гишар, ставший позже директором уголовной полиции, — вся эта болтовня о чутье (в газетах именно тогда заговорили о безошибочном чутье Гишара) годится только для развлечения читателей. Когда ведешь расследование, самое важное — иметь про запас какой-нибудь строго установленный факт, а лучше два или три, вполне надежных, на которые потом можно будет опереться. А дальше остается только продвигаться вперед, потихоньку, словно тачку везешь. В этом и состоит наше ремесло, а это их так называемое чутье на самом деле просто-напросто везение.

Как ни странно, именно это воспоминание и заставило его согласиться сыграть в карты, к великому изумлению Межа.

Вслед за автомобилем Валентины Форлакруа и голландца укатили машины следователя и адвоката. На какое-то время Мегрэ оказался посреди улицы один и почувствовал легкую растерянность. Форлакруа в тюрьме. Дочь Лиз в клинике. Перед отъездом следователь опечатал дом. Уезжал он довольный, словно увозя с собой законную добычу. Отныне все в его руках! Сидя у себя в кабинете Дворца правосудия в Ларош-сюр-Йон, он будет вести допросы, очные ставки…

— Ну-ну, — буркнул Мегрэ и вошел в зал гостиницы. Почему на душе у него тяжело? Разве так бывает не всегда? И не смешно ли с его стороны терзаться чувством, — Смахивающим на ревность?

— Чем займемся, шеф?

— Где список, который я продиктовал?

— Дидина с мужем… Марсель Эро… Тереза… Альбер Форлакруа…

— С кого начнем?

Он начал с игры в карты.

— Скажите, у вас тут всегда так дрейфят?

— Только когда ходят с козырей. А в Париже?

— Смотря по обстоятельствам… Восьмерка…

В какой-то момент, пока партнер подсчитывал очки, Мегрэ вытащил из кармана карандаш и блокнот — это он-то, который почти никогда ничего не записывал, — и вывел с сильным нажимом так, что даже грифель сломался:

«Доктор Жанен приехал в Эгюийон во вторник между четвертью и половиной пятого.»

Ксавье Гишар сказал бы, что это первый бесспорный факт. Ну, а потом? Мегрэ чуть не добавил, что вечером этот Жанен был убит в доме судьи. Но этот факт уже не столь бесспорен. Через три дня после смерти судебно-медицинский эксперт сумел установить время ее с точностью лишь до нескольких часов. И нет никаких доказательств…

В среду утром труп Женана лежит на полу в кладовке для фруктов в доме судьи.

Из уважения хозяин не бросил традиционное: «Дураку, который спрашивает». Время от времени Мегрэ поглядывал на две короткие фразы — все, что было в деле достоверного. Межа под лестницей разговаривал по телефону; как обычно при этом голос его срывался на визгливый фальцет.

— Ну, что?

— Врач перечитал свое заключение. Судя по содержимому желудка, пострадавший поел нормально. Довольно значительные следы алкоголя…

Межа не понял причины внезапного удовлетворения Мегрэ, который так откинулся со стулом назад, что потерял бы равновесие, не ухватись он за стол.

— Скажите, на милость, — бросил он, посмотрев к себе в карты, — парень, оказывается, даже поел!

Ничего особенного в этом, вроде, и не было. И все же… Жанен не ел ни в гостинице «Порт», ни в закусочной напротив, ни в Эгюийоне.

— Терц.

— Какой?

— Королевский. Кстати, у младшего Форлакруа есть грузовик?

— Есть, но он уже две недели в ремонте. Никто не сообщал, что подбрасывал куда-нибудь Жанена на машине. Значит, раз он поел…

— Межа, беги к мяснику… Скажите, хозяин, мясник у вас один?

— Да, но он забивает скот только раз в неделю.

— Спроси, не приходили ли к нему в тот вторник, между четырьмя и семью, за хорошим кусочком.

— Кто?

— Неважно.

Межа натянул пальто и со вздохом ушел. Дверь открылась и снова затворилась, по ногам потянуло холодом. Тереза, сидя у печки, вязала. Дверь опять распахнулась: Межа делал комиссару какие-то знаки.

— Чего тебе?

— Можно вас на одно словечко, шеф?

— Сейчас… Козыри! Старшие трефы! И этого туза бубен вы не убьете! Вам крышка, господа! — воскликнул комиссар и обратился к Межа:

— В чем дело?

— Там Дидина. Хочет, чтобы вы пошли с ней. Кажется, что-то очень срочное.

Перед уходом Мегрэ раскурил трубку. Ночь была непроглядная. Сильно подмораживало. Свет горел лишь в нескольких окнах да в витрине бакалейщика, залепленной прозрачными рекламами. Маленькая фигурка Дидины вроде как прилепилась к силуэту комиссара.

— Пойдемте со мной. Но не рядом — идите следом, иначе подумают, что я вас веду.

В одной руке она держала полупустой мешок, в другой — серп, словно собиралась накосить кроликам травы. Они пошли; у дома Альбера Форлакруа из тени выдвинулась фигура: дежуривший там жандарм отдал комиссару честь. Время от времени Дидина оборачивалась, чтобы убедиться, что Мегрэ идет следом, но вдруг исчезла, словно проглоченная черной пустотой между двумя домами. Мегрэ углубился в проход. Ледяные пальцы дотронулись до его руки.