Непрощенные - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 47

– Это можно. Сейчас черкну записку авиаторам. Где они, знаете?

– Найду.

– Вот и ладно. – Он набросал карандашом несколько слов на листке блокнота, вырвал и протянул. – Можете идти, товарищ лейтенант.

Козырнул и вышел. Как-то у меня неправильно мордобой с разборками вышел… Зато Любу на большую землю переправлю. И то хлеб!

«Эмка» доставила меня до позиций, записку отдал шоферу. Водитель у Кутепова был смышленый, пробивной, под стать шефу. Справится. Еще одно расставание с Любой переживать не хотелось.

– Найдешь, завезешь на аэродром и проследишь, чтобы улетела. Понял?

Шоферюга ухмыльнулся:

– Обижаете. Все сделаю в лучшем виде.

Ну и ладно. Хоть этот камень с души снял.

Остаток дня прошел в хлопотах. Следовало подготовить к бою танк: проверить работу механизмов, загрузить боеприпасы, «поиграть» с трофейными рациями. Сам разобрался в них быстро, но местного связиста следовало научить. Заодно проверить качество связи. Немецкое превосходство в этой отрасли было налицо; я только вздохнул, вспомнив, что подобных раций Красной Армии еще долго не видать. Коля с Ильей помогали. Готовились и Горовцов с уцелевшими бойцами. Прослышав, что их забирают в пехоту, пулеметчик пришел с флягой трофейного шнапса и одной просьбой: не отдавайте! Расставаться не хотелось и мне: привык к мужикам. Охранение моему отдельному танковому взводу требуется, и всегда лучше, когда с тобой свои, привыкшие к танку люди. Попросил за Алексея – не отказали. Горовцов сдал немецкий «МГ» – патроны к нему кончились, и обзавелся «дегтяревым». Весь вечер он с бойцами чистил новое оружие, выбивал и распределял боеприпасы и продукты.

Илья выглядел смуро: переживал гибель Али. Понять нетрудно: в нашем времени такую бабу поискать! Красивая, работящая, преданная… Нет ее, а Любу в тыл увезли… Вот ведь жизнь! Как мирное время, так бабы поганые, а как встретишь хороших, тут тебе и война! Не понос, так золотуха…

Коля с бойцами притащили из леса еловых лапок, побросали на них шинели и улеглись. Ребята сразу захрапели – умаялись, а ко мне сон не шел. Потому даже обрадовался, когда за мной пришли.

В блиндаже Кутепова оказалось не протолкнуться. Вошел, попытался доложить, но мне сделали знак молчать. Присмотревшись, понял причину. Кутепов допрашивал «языка». Худой, долговязый немец с нашивками гефрайтера, то есть ефрейтора, явно трусил: отвечал торопливо, подобострастно заглядывая в лицо полковнику. Под глазом немца темнел здоровенный синяк: видимо, разведчики, когда брали в плен, приложили.

Кутепов допрашивал без переводчика. По-немецки говорил бегло, уверенно, я аж обзавидовался. Умеют же люди! А мне языки давались плохо – как в школе, так и в училище. Да и зачем танкисту иностранный язык? Из-за брони переговоры вести? Ответы пленного полковник сам же и переводил. Командиры, сидевшие на нарах, внимательно слушали и помечали карандашами в блокнотах.

Допрос не затянулся. Пленного увели. Уходя, тот оборачивался, пытаясь заглянуть в глаза полковнику, но Кутепов на него не смотрел. «Каюк немцу! – подумал я. – Куда его в окружении пристроить? Отведут в кусты и…»

– Всем понятна диспозиция противника?

Офицеры закивали.

– Тогда на сегодня все. Свободны, товарищи! – сказал Кутепов.

Командиры встали и направились к выходу. Я двинулся следом, но полковник остановил.

– Вас, товарищ Волков, я попрошу остаться.

Сухо так сказал, официально. Внутри кольнуло – не к добру. Замер у двери. Кутепов сделал знак подойти и указал на нары. Присел. Тускло светила керосиновая лампа. Возникший из-за спины сержант притащил закопченный чайник и две кружки, после чего исчез. Кутепов бросил в чайник щепоть заварки, подождал немного и разлил дымящийся чай по кружкам. Одну, присовокупив кусок сахару, придвинул мне. Ложечек, чтоб размешать сахар, не было, и я поступил по примеру полковника: бросил кусок в рот и стал глотать кипяток. Пили молча, обжигаясь и хукая. Если пригласили пить чай, то бить или по мозгам ездить явно не будут – уже хорошо. Чуть отлегло, расслабился, на стену облокотился.

Чай кончился быстрее, чем сахар; оставшийся кусок я разгрыз и проглотил. Кутепов, заметив, укоризненно покачал головой и снова наполнил мне кружку. Пришлось пить несладкий.

– Хороший чай, – сказал полковник, когда мы закончили, – довоенный.

Лично мне чай хорошим не показался – веник веником, но спорить не стал.

– О вашем выходе из немецкого тыла я доложил в штаб корпуса и получил разрешение оставить группу в полку.

Ну, неплохо: ожидал что-то подобное. Можно даже порадоваться: воевать с умным командиром – удача.

– Это хорошая новость, – продолжил Кутепов, – но есть и плохая. НКВД не подтвердил присвоение званий вам и Палянице. Вот эти петлицы, – полковник указал на мой воротник, – вам придется снять.

Ну, суки! Гэбня поганая! Чувствовал… Что ж это такое! Там разжаловали, теперь – и здесь? Так там хоть было за что!

– Известно это стало не сегодня, – полковник смотрел на меня, и глаза его почему-то искрились. – За разгром аэродрома вашу группу представили к наградам. Всех. Немцы прекратили налеты на Могилев – весь день по всем каналам координировали поиски диверсионной группы. В штабе армии стали заполнять представления, обратились в НКВД, а те отворот выдали. Нет представления к званиям, нет приказа, нет удостоверений.

А ведь точно. Не привозил гэбэшник корочек. Сказал, что к званиям представлены, формальности решатся в течение недели, и исчез.

Полковник продолжил:

– Ваши довоенные звания были известны, но в штабе армии сочли неудобным писать представление на сержанта, который командовал вместо младшего лейтенанта. Словом, товарищ Волков, вы больше не лейтенант госбезопасности. Можете, конечно, пройтись по инстанциям, поискать правду? – Он сделал паузу. – Желаете?

– Да ну их! – буркнул я. – Не больно-то хотелось! В гэб… в штабе сидеть.

– Это кому как, – не согласился он. – Ладно, не буду томить. Представления на вас с Паляницей все же послали. Только перед этим подписали один приказ. Отныне вы и Паляница – лейтенанты Красной Армии, самые обыкновенные. Доволен?

Отлегло… Вскочил и зарычал:

– Служу России!

– Что?!

– То есть… Трудовому народу!

Полковник смотрел хмуро, постукивая пальцами по столу. Я обливался потом: в блиндаже было душно. Это же надо так ляпнуть!

– Вот что, Василий Кузьмич! – Он встал. – У меня есть привычка: гулять перед сном. Свежий воздух здоровью полезен, да и спится после хорошо. Врачи рекомендуют. Не желаете составить компанию?

Попробовал бы я не пожелать! Мы вышли на поляну. Полковник завел меня в самый центр. В лунном свете было видно: вокруг – никого. Умно. В блиндаже не посекретничаешь: люди кругом. Кто-нибудь да услышит.

– Ну? – спросил Кутепов.

– Что?

– Не хочешь мне рассказать?

– Что?

– Правду.

– Какую?

– Кто вы и откуда.

– А есть сомнения?

Он поджал губы:

– Я не могу доверять командиру, который что-то скрывает.

Чего он от меня хочет? Полковник, заметив сомнения, чуть отступил, руку на пояс сдвинул. А кобура-то у него расстегнута.

– Никакой ты не сержант, Василий Кузьмич Волков! Сержанты так не воюют. Слишком хорошо осведомлен о тактике действий немецких войск, особенно – танковых. Откуда? Даже я такого не знаю. Это во-первых. Во-вторых, твоя… ваша речь, манеры выдают человека с высшим образованием, причем, скорее всего, военным. Я окончил Александровское военное училище до революции, впоследствии – Академию Генерального штаба, так что разбираюсь. И не надо историй о вашем разжаловании!

– Вы знаете?

– В полку есть особый отдел! – пожал плечами Кутепов. – Всех выходящих из окружения проверяют, ваша группа – не исключение. В силу обстоятельств вашего появления здесь допрашивать вас не стали, но с людьми поговорили…

«Коля! – понял я. – Больше некому. Его и за язык тянуть не нужно».

– Историю о том, как воевали в Испании, где командовали ротой и были разжалованы за некрасивый проступок, можете рассказывать дамам – им такие нравятся. В армии такого быть не могло. Вас бы просто выгнали – и все! К тому же после Испании были Польша, Франция. Из ваших обмолвок я понял: вы знаете историю тех кампаний, причем неплохо. Спрашивается, откуда? Учились в академии Генштаба? Так сержантов туда не берут… А ваше странное: «Служу России!» Так что, Василий Кузьмич, давайте. Раскрывайте карты, пока не позвал особиста!