Трудности языка (СИ) - Кононова Ксения "MidnightLady" - Страница 61

Открываю дверцу и пытаюсь найти хоть что-нибудь съедобное, кроме убитой горем, повесившейся мыши. Так, есть прокисшее молоко. Обнадеживающе. Пачка апельсинового сока. Уже лучше. Яйца. Куда ж без них? Сиротливая сарделька. Тоже вариант…

— Сань, где София?

— Блинчики будешь? — поворачиваюсь к другу. Вновь натыкаюсь на его взгляд и, вздохнув, захлопываю дверцу. — Она, скорее всего у Ириши. Вчера вечером пришла вся зареванная ко мне в гостиницу и сказала, что ты ее достал. А Ире удалось ее как-то успокоить и завлечь походом в салон красоты. Наверное, она осталась у нее.

Вижу, как мой друг с облегчением выдыхает и слегка расслабляется.

— Давай, — устало.

— Чего давать?

— Блинчики свои давай.

Улыбаюсь и вновь открываю холодильник. Достаю свое прокисшее молоко и два яйца.

— Так из-за чего вы поссорились? — всыпаю муку в кастрюльку и заливаю молоком.

— Да на ровном месте. Я просто поинтересовался, что это за «Саша» такой? Соня опять его имя в какой-то тетради малевала. А она возьми и распсихуйся.

Ой, блин. А я-то уже надеялся, что мы все выяснили и забыли. Похоже, вариант с сеппукой все еще в силе, как альтернатива Сениной расправе надо мной, если он все-таки узнает, что это за «Саша» такой.

— Значит, пока не трогай эту тему, раз она так болезненно на нее реагирует. Захочет, сама расскажет.

— Сань, знаешь, что самое печальное? Она отвыкла от меня за эти два года. Раньше все рассказывала, а теперь слова не вытащишь. Закроется в комнате, нацепит наушники, и ее нет. А если чего и спрошу — я лезу в ее личную жизнь. И главное, где она его откопала? Она ж никуда не ходит практически.

— Поменяй тактику, — замешивая тесто и делая вид, что без понятия, о чем вообще речь. — Докажи, что ты не против, чтобы у нее была личная жизнь, что она может тебе доверять. А вот такие расспросы в лоб мало способствуют желанию поговорить. Особенно в четырнадцать лет. Кстати… — вдруг замолкаю.

— Что? У тебя почти лампочка над головой засветилась, — хмыкает мой друг.

— Ты мог бы попросить Иришу помочь. Поговорить с Соней. Они же обе девушки и может быть, если она сможет выговориться ей, то не будет так взрываться. Ты ей не звонил?

— Ирише?

— И ей тоже. Но я сейчас про Софию.

— Она телефон дома оставила.

— Понятно. Сейчас только начало девятого. Выпьешь кофе, успокоишься, а потом позвонишь Ире. Только не вздумай устраивать разбор полетов. Ты еще спасибо должен ей сказать. У Сони лицо прямо светилось от того, что ей будут делать маникюр, — Арсений сосредоточено молчит. — Или ты принципиально не собираешься с Ирой общаться теперь из-за того, что вы спали? Пришел, увидел, уложил и все?

— Саня, веришь, Ира была последней, с кем я спал. У меня сейчас столько головной боли, что встает только по утрам. И то, спросонок, а стоит вспомнить, сколько еще всего предстоит сделать и сколько еще денег вложить, как все тут же падает, будто флаг на флагштоке в полный штиль. Так что мне сейчас некогда ни звонить кому-либо, не искать. И так затраханный дальше некуда.

— Бедняга, — доставая сковородку.

— Ну давай, позлорадствуй.

— Я не злорадствую. Просто предложил. Раз ты так занят и Соня почти все время одна, то понятно откуда у нее масса времени для всяких этих фантазий. А так хоть развеялась бы как-то. Вспомни себя в ее возрасте.

— В том-то и проблема, что помню…

На некоторое время замолкаем. Делаю Сене кофе и разливаю тесто на сковородку. Через несколько минут по квартире начинают плыть ароматные запахи. Арсений наблюдает за возрастающей горкой блинов на плоской тарелке, делая небольшие глотки из чашки. Разлив последнюю порцию, составляю кастрюльку в раковину, залив ее водой и иду к холодильнику. Достаю пакет с соком и, открутив крышку, прикладываю горлышко к губам. На миг прирастаю к месту, так и не успев сделать глоток. Ты сонно входишь на кухню, не заметив сразу Арсения без своих линз. Слава богу, на тебе джинсы. Хотя я предпочел бы видеть тебя без них. В кровати. Под собой. Или над. Без разницы. Подходишь ко мне.

— No bebas el juego del paquete / Не пей сок из пакета, — немного рассеянно низким хриплым после сна голосом, от которого нервно встают все волоски на моей коже и не только они. Спокойно забираешь пакет из моих рук и легко целуешь в губы. — Buenos dias, сarino. Vasos? / Доброе утро, милый. Стаканы?

— Hola. Alli / Привет. Там, — указываю рукой в сторону навесного кухонного шкафчика. Пока ты достаешь стаканы и наполняешь их соком, бросаю взгляд в сторону Сени. Мой друг прирос к месту, и не подает никаких признаков жизни. Он явно не думал, что я могу быть не один. А тем более с тобой. И хотя он, очевидно, не понял, что ты сказал, догадаться, что это был испанский не сложно. А уж твой внешний вид и поведение весьма красноречиво говорят о том, ЧТО ты можешь делать у меня в квартире с утра.

Протягиваешь один из стаканов мне, а из другого делаешь глоток сам. Разворачиваешься, опираясь бедром о разделочный стол и, наконец, натыкаешься взглядом на Арсения. Застываешь. Вопросительно приподнимаешь бровь и, не отрывая губ от ободка стакана, поворачиваешь голову ко мне.

— Este es mi amigo. Arsenio / Это мой друг. Арсений, — отвечаю на твой взгляд.

— Amigo especial? / Особенный друг? — твое личное ругательство.

— No. Solo un amigo / Нет. Просто друг, — улыбаюсь и поворачиваюсь к Сене: — Это и есть Винсенте, Сень.

— Евпатий Коловрат! — Арсений отмерзает от табуретки и привстает, протягивая тебе руку. Обмениваетесь коротким рукопожатием. — Я, наконец, увидел от кого тебя так клинит с периода полового созревания. Ты чего сразу не сказал, что не один?

— Совсем вылетело из головы после того, как ты чуть не выбил мне входную дверь в восемь утра, — язвительно. Ты отодвигаешься в сторону, и я снимаю со сковороды последнюю партию блинов. Улыбаешься, делая еще один глоток из стакана.

- ?Hojuelas para mi? / Блинчики для меня? — никогда не думал, что у меня такая богатая фантазия, но глядя, как ты неосознанно облизываешь губы, после чего они начинают влажно блестеть, по картинам в моем воображении уже можно снимать полуторачасовой порнографический фильм.

— Это он сейчас обо мне? — Сеня подозрительно из-за спины.

Отвлекаюсь от тебя и смеюсь, качая головой.

— Сень, «охуэлос» по-испански блинчики, а не то, что ты подумал. И кстати, Винс отлично знает английский.

Через минуту Сеня уже вовсю делится с тобой рассказом о своей бессонной ночи и утренними приключениями, объясняя, что он делает на моей кухне спозаранку, но когда ты понимаешь, что речь идет о его сестре, твое выражение лица на секунду меняется. Становится чуть напряженнее. У тебя тоже есть сестра? Ставлю на стол тарелку с блинами и баночку с Нутеллой. Да, я таким страдаю больше, чем вареньем и сгущенкой. Делаю нам кофе. Сене уже по второму кругу, хотя если он действительно почти не спал ночью, ему и этого мало.

Усаживаемся за стол, и ты несколько секунд с интересом наблюдаешь, как Сеня берет блин руками, окунает чайную ложку в шоколадную пасту и, намазав щедрым слоем, откусывает от него. А я эти несколько секунд внимательно наблюдаю за тобой.

— Вилку с ножиком? — предлагаю, приподнимая бровь.

Переводишь на меня взгляд. Улыбаешься и, чуть наморщив нос, качаешь головой.

— Ни в коем случае.

Берешь блин с тарелки и повторяешь за Арсением. Почему-то хочется рассмеяться тому восторгу, который проскальзывает в твоих глазах, когда ты облизываешь палец, перепачканный шоколадом. А еще больше хочется самому его облизать. Но, естественно, я не стану травмировать психику своего лучшего друга. Хоть он у меня в этом вопросе и человек широких взглядов, сомневаюсь, что мы сможем остановиться. Сомневаюсь, что я смогу остановиться. Арсений интересуется, чем ты занимаешься, и ты рассказываешь о своей работе. Потом разговор переходит на клинику Сени и когда твои босые ступни в очередной раз касаются моих, я уже готов выставить его за дверь, посадить тебя на стол, обмазать шоколадной пастой… Логический ряд моих одуревших мыслей нарушается звонком мобильного телефона Арсения. Хотя когда удается различить сомнительное содержание песни, сложно сказать, что совсем уж нарушается, скорее как нельзя точно продолжает их. Пока Сеня вытирает руки и вытаскивает телефон из кармана светлых летних брюк, моя кухня просто утопает в глубинном смысле текста: