Планета Вода (сборник) - Акунин Борис - Страница 53

– Как распятие оказалось у игуменьи? – перебил Эраст Петрович.

– Жила близ Заволжска одна богатая старуха, так сказать, первая здешняя гранд-дама, внучка того самого графа Демидова, баснословного богача, который, если помните, однажды поразил парижан фонтаном из…

– Помню. – Фандорин уже не скрывал раздражения. – Вернемся к распятию.

– Ах да, распятие, – поскучнел Виктор Игнатьевич. – В последние годы жизни старуха сделалась набожна и полюбила ездить к матушке Февронии, в Утолимоипечалинскую обитель.

– К-куда?

– Так называется монастырь: Утоли-мои-печали, по одноименной иконе, список которой хранится в тамошней часовне. Как, вы не знаете икону «Утоли мои печали»? – Исправник оживился. – Я вам сейчас покажу репродукцию. У меня есть, преотличная!

Еле-еле, чуть ли не клещами, Фандорин выдрал важный факт: по завещанию старой помещицы драгоценное распятие досталось игуменье – притом не монастырю, а лично Февронии. Хранилось у нее в келье, в ларце. После убийства исчезло.

А больше ничего полезного об обстоятельствах преступления Платонов не сообщил.

Еще безнадежней был второй собеседник – товарищ окружного прокурора титулярный советник Клочков, вялый господин, лишь сонно моргавший подслеповатыми глазками. Он, вероятно, был лет тридцати пяти, как и Платонов, но, в отличие от свежего, аккуратного и бодрого исправника выглядел совершенной руиной: сюртук потрепан, на черном бархатном воротнике перхоть, жидкие жирные волосы давно не стрижены и не мыты, лицо нездорового воскового оттенка.

Должность лишь звучала солидно. Таких «товарищей» у окружного прокурора было по одному в каждом уезде, и вообще, как выразился, представляясь, сам Сергей Тихонович, «гусь свинье не товарищ». Он всячески подчеркивал свою незначительность, сидел на краешке стула, а на прямые вопросы лишь растерянно щурился и пожимал плечами, после чего на выручку немедленно кидался исправник с очередным всплеском эрудиции.

Очень скоро Фандорин приметил, что в моменты, когда он начинал слишком уж дотошно наседать на темнолесских правоохранителей, оба поворачивались к окну, за которым потихоньку начинали сгущаться сумерки – будто надеялись, что настырный гость с наступлением темноты растворится в ней и перестанет им докучать.

Загадка прояснилась, когда утомительная и бесплодная беседа тянулась уже целый час.

Вдруг исправник, просветлев, с преувеличенным удивлением воскликнул:

– Смотрите-ка, Сергей Тихонович, кто к нам пожаловал!

Товарищ прокурора, глянув в окно, тоже изумился – но вяло:

– В самом деле…

У крыльца слезал с лошади рыжебородый детина в черном мундире и фуражке с синим кантом – служащий тюремного ведомства.

– Это Никодим Ильич Саврасов, комендант нашего тюремного замка, – воскликнул исправник, потирая ладони. – Вот с кем вам будет интересно познакомиться. Ярчайший человек, могучая натура. Такие вот богатыри – Ермаки, Дежневы и Атласовы – некогда завоевали Сибирь и расширили нашу державу до самого Тихого океана!

Фандорин вспомнил, что рассказывал о «Хозяине», острожном начальнике, Трифон, и шарада разгадалась. Эти двое шутов, несмотря на свои должности, ничего не значат и не решают. Послали настоящему властителю Темнолесска весточку о том, что из столицы прибыл следователь с внушительным письмом – и потом тянули время до приезда Хозяина.

Что ж, плевать, какая у них тут в уезде иерархия. Хозяин так хозяин – был бы прок.

Перестав обращать внимание на никчемных чиновников, Эраст Петрович обернулся к двери.

Громко топая, скрипя начищенными до антрацитового блеска сапогами, вошел тюремный комендант, вблизи оказавшийся настоящим великаном: двухметровый рост, богатырская стать, огромные руки, сжатые в кулаки – каждый с небольшую дыню.

Одного взгляда на багровую физиономию этого субъекта было довольно, чтобы составить психологический портрет. Кустистые насупленные брови, свирепые навыкате глаза, плотно сжатый мясистый рот. Сразу видно, что главная функция сего индивида – внушать страх. Это он отлично умеет, а ни на что другое, пожалуй, и не годен, как все держиморды. Satrapus rossicus medium vulgaris – российский сатрап среднеразмерный обыкновенный.

Руку сжал очень крепко, как заведено у людей данной породы. Один из них когда-то говорил Фандорину, что по рукопожатию вмиг «срисовывает», с кем имеет дело: сильным человеком или слабаком, охотником или добычей. Эраст Петрович легко мог бы сыграть в эту глупую игру, так что господин Саврасов потом долго не смог бы и ложку удержать, однако нарочно оставил пальцы расслабленными – чтобы объект ощутил себя вожаком стаи и не церемонился.

Комендант церемониться и не стал.

– Письмо, – коротко сказал он Платонову, протянув руку, но не повернув головы.

Тот бабочкой слетал к столу, доставил фандоринский креденциал. Проглядев бумагу с внушительными печатями, Саврасов небрежно вернул ее исправнику.

– Значит, так, – сказал Хозяин, подойдя вплотную к Эрасту Петровичу и глядя на него сверху вниз. – Чтоб вы поняли. За всё происходящее в уезде отвечаю я. Со всеми возникающими проблемами разбираюсь тоже я. И никто со стороны в мои дела нос совать не будет.

– П-понятно, – кивнул Фандорин, слегка попятившись, чего несомненно и ожидал невежа. – До Бога высоко, до царя далеко, а здесь царь и бог – вы. Следует ли ваши слова толковать в том смысле, что никакой помощи в расследовании мне не будет?

– И расследования тоже не будет. Коли уж приехали – поживите, конечно. Рыбку половите, хорошую охоту вам устроим. Убийцу я сыщу без вас. И начальству доложу тоже без вас.

Это было нечто новенькое. Раньше в российской провинции с предъявителями министерских мандатов так не разговаривали.

– А если я не последую вашему совету? Мои полномочия это п-позволяют…

Эраст Петрович произнес эти слова так, как следовало в данной ситуации: вроде бы с апломбом, а в то же время с долей растерянности.

Медведь, почуяв слабину, разумеется, встал на задние лапы и ощерил пасть:

– Полномочиям теперь грош цена. Жаловаться будете? Валяйте. На меня кто только не жаловался. Мое настоящее начальство выше вашего сидит. И Саврасова ценит. Потому что я – сила, а нынче сила – это всё. Поняли наконец наши пастухи, что стадо только силой и удержишь. Сейчас в цене зубастые овчарки, кто в клочья рвет. Вроде меня.

Теперь имело смысл поменять тактику – повести дело на обострение. Косолапый уже в атакующей позе, назад на четыре лапы не опустится, попрет напролом.

– Овчарку можно и на цепь п-посадить, – сказал Фандорин, меняя тон. – Я это умею.

В комнате стало тихо. Исправник Виктор Игнатьевич вжал голову в плечи, снулый товарищ прокурора несколько раз моргнул.

– У вас, господин Саврасов, прилила кровь к лицу. Не случилось бы апоплексии, – плеснул Эраст Петрович керосину в огонь.

– Вы вот что, выйдите-ка, – медленно произнес комендант, обращаясь к чиновникам, но глядя на Фандорина.

Исправник и не подумал возмущаться, что его выставляют из собственного кабинета – так и кинулся к двери. Приволакивая ноги, за ним вышел прокурорский.

– Край у нас, сударь, дикий… – Хозяин сделал неопределенный жест своей ручищей – и она как бы случайно сжалась в кулак прямо перед лицом собеседника. – Всякое бывает. Несчастные случаи и прочее. Вот, весной ревизор Казенной палаты приезжал. Споткнулся на улице, голову себе проломил. Даже и следствия не было – воля Божья… Вы бы тоже того, поосторожней по улице ходили. А еще лучше, ехали бы восвояси.

После паузы, покосившись на волосатый кулак, Эраст Петрович задумчиво спросил:

– То есть у вас тут законы не действуют? Совсем?

– Закон теперь в России там, где сила. А сила у меня.

Фандорин массировал пальцы правой руки, концентрируя в них энергию.

– С первым утверждением, пожалуй, соглашусь, раз вы настаиваете. Со вторым – нет.

– Как это?

На багровой физиономии сатрапуса отразилось умственное усилие – Саврасов пытался вникнуть в смысл сказанного.