Разум и чувство (другой перевод) - Остин Джейн - Страница 27

– Вы помолвлены уже четыре года! – сказала она твердо.

– Да, и только Бог знает, сколько нам еще придется ждать. Бедный Эдвард! Это его так расстраивает! – Затем, вытащив миниатюру из кармана, она добавила: – Чтобы больше не было никаких сомнений, взгляните на его портрет! Он, конечно, не отдает должное его красоте, но, мне кажется, ошибиться в том, с кого он был рисован, нельзя. Я храню его уже три года!

С этими словами она вложила в руку Элинор миниатюру, и, когда та увидела портрет, все сомнения, какие ей подсказывали поспешность и желание поймать Люси на лжи, исчезли, потому что усомниться в том, что это лицо Эдварда, она не могла. Она тут же вернула миниатюру, отметив, что сходство поразительное.

– У меня никогда не было возможности, – продолжила Люси, – подарить ему взамен мой портрет. К моему большому сожалению, потому что он очень хотел иметь его! Но я исполню его просьбу при первой возможности.

– Это ваше право, – спокойно ответила Элинор.

Несколько шагов они прошли в молчании. Его нарушила Люси.

– Я уверена, – сказала она, – я не сомневаюсь в том, что вы сохраните мой секрет. Вы ведь понимаете, как важно держать все в тайне от его матери, боюсь, она никогда не даст своего согласия. У меня нет никакого состояния, а она, я полагаю, очень гордая дама.

– Я совершенно не просила вас откровенничать, – сказала Элинор, – но вы правы, считая, что на меня можно положиться. Я сохраню вашу тайну. Но извините, если я несколько удивлена этим абсолютно ненужным признанием. Ведь вы должны понимать, что приобщение к любому секрету постороннего лица всегда нежелательно.

При этих словах она пристально посмотрела на Люси, надеясь прочесть что-нибудь по выражению ее лица – возможно, большая часть ее слов была ложью, однако оно не изменилось.

– Боюсь, вам показалось, что я взяла на себя слишком большую смелость, рассказав все. Мы с вами, конечно, знакомы недолго, лично по крайней мере, но по описанию вы и ваше семейство известно мне давно, поэтому, едва увидев вас, мне показалось, что мы с вами дружим с детства. К тому же сейчас я подумала, что должна объяснить причины такого интереса к матери Эдварда, тем более что, к несчастью, мне не у кого просить совета. Анна – единственный человек, кто знает о нас, но на ее суждения нельзя полагаться, кроме того, от нее больше вреда, чем пользы, потому что я все время боюсь, что она меня предаст. Она не умеет держать язык за зубами, как вы могли заметить, и, когда недавно сэр Джон назвал имя Эдварда, я страшно перепугалась, что она сейчас все расскажет. Вы даже представить себе не можете, сколько душевных мук мне пришлось претерпеть. Даже странно, что я еще жива после всего, что мне пришлось пережить ради Эдварда за эти четыре года. Все так неопределенно и практически безнадежно, и я вижу его так редко – два раза в год. Я удивляюсь, как мне удается выдерживать все это.

Тут она вытащила носовой платок, но Элинор не почувствовала к ней особого сострадания.

– Иногда, – продолжила Люси, промокнув глаза, – я даже думаю, не лучше ли для нас обоих разорвать помолвку. – Сказав это, она посмотрела прямо в лицо собеседнице. – Но мне недостает решимости. Мне противна мысль, каким несчастным его сделает мысль о нашем разрыве. Да и я тоже… он мне так дорог, я не думаю, что смогу с ним расстаться. Что вы мне посоветуете в таком случае, мисс Дэшвуд? Как бы вы сами поступили?

– Извините меня, – ответила Элинор, шокированная этим вопросом, – но я не могу вам ничего посоветовать. Вы должны положиться на собственные суждения.

– Оно, конечно, так, – ответила Люси после короткого молчания, которое хранили обе, – матушка так или иначе должна обеспечить его когда-нибудь, но бедняжка Эдвард пока так страдает! Он не показался вам унылым, когда гостил в Бартоне? Он выглядел таким несчастным, когда отправлялся из Лонгстейпла к вам, что я боялась, как бы вы не подумали, что он болен!

– Так он приехал к нам от вашего дяди?

– О да! Он гостил у нас две недели. А вы подумали, он приехал прямо из города?

– Нет, – с грустью ответила Элинор, все больше убеждаясь в искренности Люси. – Помнится, он сказал, что две недели гостил у друзей недалеко от Плимута. – Вспомнила она и свое удивление тогда, так как он больше ничего про этих друзей не сказал, даже их имен.

– И вы заметили его уныние?

– О да! Особенно в первые дни!

– Я умоляла его постараться взять себя в руки, опасаясь, что вы догадаетесь о причине. Но он впал в такую меланхолию, потому что не мог провести с нами более двух недель и потому что видел, как я страдаю. Бедняжка! Боюсь, легче ему не стало: его письма столь печальны! Я получила это от него, когда мы уезжали из Эксетера. – Она достала письмо и небрежно показала Элинор адрес получателя. – Полагаю, вы знаете его почерк, он бесподобен, хотя на этот раз он писал не так хорошо, как обычно. Устал, наверное, потому что исписал весь листок как только мог тесно.

Элинор узнала знакомый почерк и больше не сомневалась. Миниатюра, она заставила себя поверить, могла попасть к Люси случайно и не могла быть подарком Эдварда, но переписка между ними означает, что они на самом деле помолвлены – только помолвка дает им подобное право. На несколько мгновений она утратила контроль над собой – сердце сжалось, ноги подкосились, но взять себя в руки было необходимо во что бы то ни стало, и она сумела вернуть себе спокойствие и сохранить его до конца разговора, подавив бурю бушующих в ней чувств.

– Переписка, – сказала Люси, пряча письмо в карман, – единственное утешение в долгие месяцы разлуки. Да, у меня, правда, есть его портрет, но у Эдварда нет даже моей миниатюры. Он говорит, что, если бы у него был мой портрет, ему было бы проще. Я подарила ему свой локон, когда он в последний раз был в Лонгстейпле, и он говорит, что на сердце у него стало легче, но портрет помог бы гораздо лучше. Вы, наверное, заметили кольцо у него на руке, когда он был у вас?

– Да, заметила, – ответила Элинор ровным голосом, твердость которого скрывала такую душевную боль и горечь, каких она еще никогда не испытывала. Она была потрясена, шокирована, уничтожена.

К счастью для нее, они как раз подходили к коттеджу и разговор оборвался. Посидев с ними несколько минут, сестры Стил вернулись в Парк. Элинор могла теперь свободно думать и страдать.

Глава 23

Элинор мало доверяла правдивости Люси, однако на этот раз по зрелому размышлению она не нашла причины заподозрить ее во лжи. У Люси не было никаких оснований для столь глупой выдумки. Истинность слов Люси подтверждалась множеством свидетельств и доказательств, а опровергнута могла быть только желанием Элинор, которая более не смела сомневаться, что все, услышанное ею, – правда. Эти двое, без сомнения, могли познакомиться в доме мистера Прэтта, а значит, и все остальное было неопровержимым и от этого невыразимо тягостным. Эдвард действительно гостил у кого-то в окрестностях Плимута, кроме того, он не мог скрыть своей меланхолии и горечи, когда говорил о неопределенности своего будущего. Его поведение с Элинор всегда было странным и противоречивым, но только сейчас оно получило правдоподобное объяснение. Сестры Стил обладали удивительно подробными сведениями о Норленде и всей их семье, а наличие миниатюры, письма и кольца – все это слагалось в доказательства, которые уже не давали оснований опасаться, что ее обвинения в адрес Эдварда несправедливы, а, наоборот, свидетельствовали о том, что он поступил с ней дурно. Ее возмущение таким поведением и негодование из-за того, что невольно стала жертвой обмана, первое время мешали ей думать о чем-нибудь, кроме собственной обиды. Однако вскоре она обрела способность думать и рассуждать. Намеренно ли Эдвард ее обманывал? Были ли его чувства неискренними и притворными? Пусть он действительно помолвлен с Люси, но произошло ли это по велению его сердца? Нет! Что бы ни было раньше, сейчас она в это поверить не могла. Его сердце принадлежит только ей одной. В этом она не могла обмануться. Пока они жили в Норленде, ее мать, сестры, Фанни постоянно замечали, что он оказывает ей внимание, так что она отнюдь не тешит свое тщеславие. Он действительно любит ее! Эта мысль довольно быстро ее успокоила, и у нее даже появилось искушение немедленно его простить. Разумеется, он виноват, очень виноват в том, что остался в Норленде уже после того, как почувствовал, что ее чувства к нему становятся все сильнее и сильнее. В этом ему нет и не может быть оправдания. Конечно, он ранил ее, но на какие страдания он обрек себя? Ее положение тяжко, а его тогда и вовсе безнадежно! Его неблагоразумие сделало ее несчастной, но лишь на какое-то время, себя же он навсегда лишил шансов что-нибудь изменить. Она со временем, воз можно, обретет покой, но он, что ждет его впереди? Сможет ли он найти с Люси Стил хотя бы подобие счастья? Сумеет ли он, несомненно испытывая нежные чувства к Элинор и вместе с тем обладая благородством, деликатностью и развитым умом, быть счастливым с такой женой, как Люси, – неграмотной, лживой, эгоистичной?