Вестфолд - Куно Ольга - Страница 21

Было видно, что Шелдон польщен.

– Вынужден признать, леди, что моя заслуга тут действительно есть, – склонил голову он.

– И как же вам это удается? – осведомилась я, беря кастеляна под руку. – Особенно в такое неспокойное время? Наверняка у вас есть какой-то секрет? Поделитесь с нами, будьте так добры! Уверена, ваши советы очень нам пригодятся.

Кларисса, кажется, не разделяла моего энтузиазма и вскоре, сославшись на жару, отправилась на поиски прохладительных напитков. Мы с Шелдоном остались вдвоем.

– Что тут можно сказать, мисс Стабборн, – принялся рассуждать Антоний. – Любовь к порядку должна быть заложена в человека с самого детства, только в этом случае он сможет стать хорошим руководителем и добиться ощутимых результатов.

– Неужели? – выдохнула я, приближая губы к его лицу. – Ваши родители, видимо, как следует позаботились о том, чтобы привить своему сыну правильные… принципы?

Вновь польщенный Шелдон принялся рассуждать на тему правильного воспитания детей. Я слушала не слишком внимательно, сосредоточившись на генерировании томного взгляда с поволокой. Теперь уже не я держала кастеляна под руку, это он галантно вел меня по залу.

Антоний Шелдон никогда не был женат, уж не знаю, почему именно. Не то помешала преданная служба шерифу, не то сыграл роль собственный не слишком приятный характер (сколько бы он ни распространялся сейчас о достоинствах полученного в детстве воспитания). Зато о слабости, которую кастелян испытывал к молоденьким девушкам, не слышал только глухой. Именно на этом мне и предстояло сейчас сыграть.

– Среди всего прочего, конечно, требуется умение проявить жесткость, – вдохновенно продолжал Шелдон. – Без этого порядка не навести. Необходимо, чтобы подчиненные боялись отступить от правил. Поэтому время от времени нужно устраивать публичные наказания, и наказания эти должны быть суровыми, чтобы людям внушала страх сама мысль о повторении подобного проступка. Я понимаю, – снисходительно добавил он, – женщины предпочитают мягкость и доброту. Однако на службе доброта непременно ведет к халатности.

– Ну что вы, – смущенно улыбнулась я. – Доброта – это, конечно, хорошо, однако же мужчинам следует в некоторых случаях вести себя жестко, я бы даже сказала, брутально. В том числе и в вопросах, касающихся воспитания… и не только в них.

– Вы на удивление тонко чувствуете подобные нюансы.

– По-женски тонко, – уточнила я, краснея от удовольствия, которое якобы доставил мне комплимент.

Продолжая идти под руку, мы спустились по лестнице и вышли в сад. Здесь тоже иногда попадались гости, но в целом людей было значительно меньше, чем наверху.

– Вы знаете, вообще порядок, управление, контроль и жесткость – это мужские прерогативы, – принялась распространяться я, не веря ни единому собственному слову. – Мы, женщины, слишком эмоциональны для подобных вещей. Именно поэтому мы очень ценим мужчин, которые не утратили в наш нелегкий век всех этих качеств. Мужчин, с которыми можно почувствовать себя как за каменной стеной. Которым можно – и хочется – подчиняться.

Мы остановились в тени высокого, густо зеленеющего дуба. Антоний приобнял меня за талию и поцеловал в губы. Я не сопротивлялась до тех пор, пока не заметила стоявшего шагах в десяти от нас Адриана. Вместо того, чтобы смущенно отвернуться, Уоллес смотрел на нас не отрываясь… и, кажется, то, что он видел, совсем ему не нравилось. Я воспользовалась данным поводом, чтобы поспешно отстраниться от Шелдона.

– Мы здесь не одни, – прошептала я и отвернулась, якобы от смущения, в действительности же для того, чтобы торопливо вытереть губы.

После таких расследований мне еще долго не захочется ни с кем целоваться. Но что поделать, искусство требует жертв.

– Мы могли бы найти более удачное место… для разговора, – предложил Антоний.

– Отлично, – воодушевленно подхватила я. – Давно замечала, что по-настоящему вдумчивые глубокие беседы требуют соответствующей обстановки, в том числе уединения. Но сад сегодня кажется местом не слишком спокойным.

– Вы правы, – кивнул кастелян. – Мы могли бы продолжить беседу в моей комнате.

– Нет, это как-то неудобно, – заупрямилась я. – Было бы лучше, если бы это место было более… нейтральным.

– Вы правы, как и во всем.

Шелдон задумался, мысленно перебирая возможные помещения.

– А что это за ключ? – поинтересовалась я как бы между делом, указывая на большой металлический ключ, висевший у него на поясе.

Сама я уже знала ответ. По характерной резьбе было не так уж трудно сопоставить ключ с замком, догадавшись таким образом, какую именно комнату можно отпереть с его помощью.

Шелдон нахмурился.

– Это ключ от архива, – пояснил он. – Не думаю, что такое место сильно подходит…

– Ну почему же, это как раз то, что нужно! – В моем голосе звенел восторг от столь удачно подвернувшейся идеи. – В архиве ведь точно не могут оказаться слуги, равно как и гости. Да и вообще, это так волнующе. Никогда не занималась в архиве… вдумчивыми разговорами.

Вероятно, то же самое можно было сказать и о Шелдоне, поскольку эти слова его убедили. Мы снова вернулись в замок и поднялись по лестнице, но не на один этаж, а на два. Кастелян ненадолго куда-то отлучился и возвратился с бутылкой шипучего вина. Я и не сомневалась, что он так поступит. Затем мы пошли по широкому коридору, он впереди, я чуть позади.

Здесь нам опять повстречался Уоллес. Частота, с которой мы с этим человеком натыкались в последнее время друг на друга, явно выходила за рамки статистической вероятности.

Как-то так произошло, что Адриан стоял непосредственно у меня на пути. Мне пришлось остановиться, чтобы избежать столкновения. Он посмотрел на меня таким укоризненным взглядом, что захотелось сразу извиниться и, стушевавшись, убежать за тридевять земель. Я поборола искушение и, глядя Уоллесу прямо в глаза с выражением лица из серии «Ты мне не отец», обошла его сбоку, будто на моем пути возникло препятствие вроде статуи или дерева. И поспешила скрыться за услужливо распахнутой Шелдоном дверью.

Дверь закрылась изнутри, оставляя нас с кастеляном наедине. Комната оказалась довольно просторной, с многочисленными полками, на которых в идеальном порядке лежали всевозможные конверты, грамоты и свитки. В стороне от полок располагалась небольшая, но вполне уютная на вид кушетка с изящно изогнутыми ножками. Именно к ней и подвел меня Антоний. После того как я с комфортом уселась на кушетке, он открыл бутылку и разлил по бокалам вино.

– Что там за шум? – вздрогнула я.

– Шум? – удивленно переспросил Шелдон. – Я ничего не слышал.

– Это потому, что вы как раз открывали вино. Мне кажется, там за окном, в саду, что-то произошло.

Антоний подошел к окну и высунул голову наружу. Посмотрел по сторонам и, ничего примечательного не заметив, возвратился к кушетке.

– Там все спокойно.

– Значит, мне показалось, – улыбнулась я. – Выпьем?

Свой бокал я уже держала в руках. Шелдон взял второй бокал и сел рядом со мной.

– На брудершафт? – предложила я, глядя ему прямо в глаза.

– На брудершафт, – охотно принял предложение он.

Мы выпили до дна. Отставили бокалы на столик. Тяжело дыша, кастелян схватил меня за талию, прижался губами к моим губам… и обмяк, безжизненно откинувшись на спинку кушетки. Я поднялась на ноги и, уложив его на диван, поспешила к полкам.

Разумеется, никакого шума из сада я не слышала. Тем временем, когда кастелян выглядывал в окно, я воспользовалась для того, чтобы кое-что добавить в один из бокалов с вином. Такую идею мне подал мой собственный недавний коньяк. Однако в бокале Шелдона был не яд, а препарат несколько другого назначения. По сути это было сильнодействующее снотворное, одним из побочных эффектов которого был беспорядок, вносимый в воспоминания человека о последней паре часов перед принятием препарата. Я могла быть уверена в том, что впоследствии кастелян не вспомнит, как именно оказался спящим на кушетке в комнате, отведенной под архив. А если какие-то смутные воспоминания и возникнут, он все равно не сможет с уверенностью отличить сна от яви.