Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович - Страница 2

— Неплохо б заложить, а, хлопцы? — предложил Ванька Большевик.

— Умно! — жадно отозвался Болек Лорд, не пропускавший ни единой возможности выпить.

Послышались хлопки ладоней о донца бутылок. Трофида долго пил водку прямо из горлышка, запрокинув голову. Потом протянул мне наполовину пустую бутылку.

— Давай! Глотни вволю! Сразу полегчает.

Первый раз в жизни я пил водку прямо из бутылки.

— Тяни до конца! — посоветовал Трофида.

Когда я допил, дал мне добрый кусок колбасы. Хлеба вообще не было. Колбаса на вкус казалась — чудо. Я жадно глотал, даже шкурки не снимая. Потом закурил папиросу, показавшуюся необычайно ароматной! Веселей стало. Чувствовал себя превосходно. Водка разошлась огнем по всему телу, прибавила сил.

Отдыхали почти час. Когда двинулись дальше, уже посветлело. Глаза привыкли к сумраку, и я без усилий различал фигуру Трофиды, идущего в нескольких шагах впереди. Идти было легко, усталость прошла. Тревоги никакой вообще не чувствовал. Да и уверен был в нашем машинисте на все сто.

Юзефа Трофиду знали на пограничье как опытного и очень осторожного проводника. Он никогда не рисковал. Шел напролом, на «ура», только если не было другого выхода. Тропы за границу знал как свои пять пальцев и всякий раз их менял. Одной тропой шел к Советам, другой возвращался. С ним хлопцы охотнее всего ходили на «работу», ему купцы давали самый дорогой товар. Считали редкостным везунчиком, но везение его зависело, прежде всего, от его собственной осторожности. Он никогда не сбивался с дороги: самой темной осенней ночью шел по жуткому бездорожью так же уверенно, как днем по хорошо знакомому гостинцу. Направление будто нюхом чуял.

В местечке он был единственным моим знакомым. Когда-то служили вместе в Войске Польском. Встретил его в Вильне, где долго мыкался без работы. Юзеф приезжал туда закупиться. Когда узнал, как мне несладко приходится, предложил ехать с ним в пограничье. Я согласился сразу. Когда приехали в Раков, у него в доме и остановился, вместе с ним пошел на первую «работу». Он сперва не хотел меня брать. Советовал отдохнуть, набраться сил. Но я заупрямился и пошел с ним в ближайшую же ходку.

Группа Трофиды не была постоянной. Кто-то уходил, начиная работать «под своей рукой», сам по себе, а кто-то уходил с другими контрабандистами. Их места занимали новые люди, и работа продолжалась. Трофида обычно вел от семи до двенадцати человек, в зависимости от количества товара, который следовало нести через границу.

Когда увидел Трофиду — почти через два года после службы в войске — едва узнал. Похудевший, загорелый, голову втягивает в плечи, будто удара боится сзади, глаза немного прищуренные. Когда присмотрелся, заметил на лице много морщин. Очень он постарел, хоть всего на пять лет меня старше. Был по-прежнему веселый, пошутить любил, разыграть, но теперь как-то неохотно, словно не по своей воле. Будто думал в это время о другом. Через несколько лет я понял, о чем. Узнал, что именно крылось в глазах, не любящих дневного света.

Шли полями, лугами. Ноги скользили по мокрой траве, соскальзывали с узких меж, вязли в болоте. Шли мы через лес, продирались сквозь кусты, обходили множество препятствий. Некоторые замечали сами, о других знал только Трофида. Временами казалось: все, потерялись, идем наобум, плутаем. Например, уже взбирались в темноте на косогор с белеющей в сумраке березой на самом верху, и вот снова взбираемся по глинистому склону, и снова вверху — береза. Я уже и сказать хотел Юзеку, что плутаем, да все случай не выпадал подойти.

Крадемся вдоль деревушки. В темноте видны контуры сараев. Перелазим через изгороди. Идем по дороге. Из темноты, в нескольких десятках шагов от нас, там и сям светят окошки хат. Стараюсь на свет не смотреть, потому что после мрак густеет и трудно различить силуэт Трофиды.

Вдруг поблизости заливаются лаем собаки. Почуяли нас, хотя ветра нет. Идем быстрее. Ступаем на глинистую проселочную тропку. На ней вязнут подошвы. Каждый шаг дается с усилием. Хочется наклониться и придержать голенища, потому что при каждом шаге сапоги так и норовят слезть с ног. Какой-то пес бежит на нас и аж захлебывается визгливым лаем. Думаю: хорошо, что я не сзади. Через минуту услышал собачий визг — камнем, видать, получил.

Снова тащимся в темноте, бредем по бездорожью. Идем непонятно куда… Внезапно понял, что потерял дорогу, что не вижу перед собой Трофидовой носки. Пошел вперед быстрей — нет его. Повернул влево — нет. Вправо — и там нет. Слышу позади голос Лорда: «Чего крутишься?» Хотел уже закричать, позвать Юзека, но тут кто-то взял меня за плечо.

— Что с тобой? — спросил Трофида.

— Темно. Потерял тебя.

— Сейчас легче будет, — пообещал и пошел вперед.

Теперь и в самом деле идти стало легче. Отчетливо видно маячащее впереди узкое белое пятно. Вспоминаются почему-то порхающие в воздухе голуби. Это Трофида, чтобы облегчить дорогу, высунул из-за воротника куртки кончик белого платка. Теперь я вокруг вовсе ничего не вижу, только белое пятно кружится в ночи: то почти исчезает вдали, то мелькает прямо перед носом.

Действие водки кончилось — чувствую себя усталым донельзя. И сонливость одолевает. Подтягиваю ремни носки да бреду все время вперед, наклонившись, за белым пятном платка на спине Трофиды, уплывающим в бесконечную ночь. Спотыкаюсь, качаюсь вправо, влево, но все же иду, скорее, усилием воли, чем мышц.

2

Через семь часов, считая от пересечения границы, подошли мы к хутору Бомбины. Это была «точка», с которой товары увозили в Минск.

По очереди перелезли через изгородь большого сада и, крадучись, пошли к сараю. Пришлось прикрыться рукой, чтоб ветки не тыкались в лицо. Снова перелезли через забор и оказались у стены сарая. Послышался голос Трофиды: «Лорд, иди-ка глянь, как там в сарае. Мигом!»

Тот прошел мимо нас и исчез за углом постройки. Вскоре послышался скрежеток засова. Лорд вернулся спустя несколько минут и сказал коротко: «Пошли!»

В сарае было тепло, пахло сеном. В сумраке посверкивали заслоняемые ладонями огоньки карманных фонарей. Послышался голос Трофиды: «Носки кидать здесь, в кучу! Хлопцы, живо!»

Со вздохом облегчения я сбросил с плеч невыносимую тяжесть. Подошел к Трофиде и попросил: «Юзек, мне б поспать».

— Ну так залазь на сено и кемарь.

Показал мне на лестницу. Я забрался наверх, содрал с ног сапоги, накрылся курткой и в сене, как в теплой ванне, провалился в глубокий сон.

Проснулся поздно. В сарае царил полумрак. Неподалеку сидели несколько хлопцев. Разговаривали вполголоса. Прислушался: Ванька Большевик рассказывал эротическую историю. Женщины — любимая Ванькина тема. Обычно рассказывал или о Думенко и сменившем его Буденном (потому что служил когда-то в кавалерии Буденного), или про женщин. Слушали его Фелек Маруда, здоровенный мужик в летах, сгорбленный, со сплющенным носом, Юлек Чудило, молодой парнишка с необычайно буйной фантазией (оттого и «чудило») и Славик — маленький, щуплый, всегда улыбчивый. Голосу Славика был на диво красивый, и пел он отменно.

Ванька Большевик, облизывая пухлые губы, рассказывал:

— Баба, говорю вам, хлопцы, как из бетону литая. Нигде не ущипнешь. Леща дашь по… — аж звенит! Бедро зацепишь — искры летят! Э-лек-три-чест-во, о!

— Холера! — выговорил Фелек Маруда.

Юлек только головой крутил и глаза широко открывал.

Рядом из норы в сене, как из-под земли, показался Болек Лорд, сощурился насмешливо. Ванька же, его не видя, заливался дальше: «Тело, скажу вам, хлопцы, ну как алебастр». Чмокает и гладит ладонью воздух.

Тут Болек не выдержал и встрял: «Тьфу, пся крев, алебастер. Пятки в цыпках, навоз меж пальцев, колени как наждак. И смердит от нее на полверсты, а он, тоже мне: алебастер. Тьфу, тьфу!»

— А тебе-то что?

— А ничего! Нашел, тоже мне, слушателей и пошел вешать!

Начали спорить и вовсю костерить друг друга.

Я встал, обул сапоги, подошел к ним. Спросил Славика: «Где Юзек?»