Бездна - Сильверберг Роберт - Страница 58

— Если это касается вас, доктор, то совершеннейшая правда.

— Неужели?

— Вы-пользуетесь очень большим уважением, надеюсь, вам сие известно? Все, с кем бы мне ни приходилось беседовать, высоко ценят ваше терпение, выдержку, мудрость, силу воли. Особенно, силу воли. Мне говорили, что вы один из самых крепких, сильных и выносливых людей в нашем сообществе.

Казалось, священник описывает какого-то другого, совершенно другого, значительно менее уязвимого и более непреклонного человека, чем Вальбен Лоулер.

Доктор хмыкнул и смущенно произнес:

— Возможно, я и произвожу подобное впечатление со стороны, но как же все ошибаются.

— А я всегда полагал, что личность — это именно то, каким предстает в жизни человек перед окружающими, — резонно заметил священник. — Ваши мысли о самом себе — вещь абсолютно ненадежная и не имеющая никакого значения. Вас могут оценить объективно и по достоинству только другие люди.

Лоулер бросил в его сторону удивленный взгляд. Длинное суровое лицо Квиллана казалось совершенно серьезным.

— И вы в это верите? — поинтересовался Вальбен, замечая, что в его голосе начинают проскальзывать нотки раздражения. — Давно уж не слышал подобной ерунды. Но нет, конечно, нет… Вы просто шутите, не правда ли? Знаю, вам нравятся шутки такого рода.

Священник промолчал. Они застыли рядом, освещаемые первыми лучами утреннего солнца. Лоулер уставился в пустоту за бортом, которая утратила четкость очертаний и превратилась в большое расплывчатое пятно, состоящее из множества подпрыгивающих разноцветных клякс, — бессмысленный танец водяных цветов.

Несколько секунд спустя Вальбен принялся уже более пристально всматриваться в происходящее на поверхности океана.

— Думаю, что даже водяные цветы не так уж неуязвимы, — заметил он, указывая на воду. Пасть какого-то огромного подводного существа показалась в дальнем конце пространства, заполненного разноцветными водорослями. Оно медленно двигалось среди них, не поднимаясь на поверхность и образуя темную зияющую пропасть, в которую десятками проваливались яркие цветы. — Какими бы ни были ваши стойкость и сопротивляемость, но настанет момент, и появится нечто такое, что обязательно проглотит вас. Разве не так, отец Квиллан?

Ответ священника унес внезапный порыв ветра, и вновь воцарилось холодное молчание. В памяти Лоулера продолжали звучать слова святого отца: «Личность — это именно то, каким предстает в жизни человек перед окружающими. Ваши мысли о себе — вещь абсолютно ненадежная и не имеющая никакого значения». Совершенная чушь! Не правда ли? Конечно, чушь. И тут Вальбен услышал свой собственный голос, зазвучавший помимо его воли.

— Отец Квиллан, почему вы решили прибыть на Гидрос?

— Почему?

— Да, почему? Это ведь чертовски неуютная и негостеприимная планета для любого человека. Она создана не для нас… Мы живем в крайне стесненных условиях. Кроме того, попав сюда, вы обречены остаться здесь навеки. Эту планету нельзя покинуть. Почему вам захотелось навсегда застрять в подобном мире?

Глаза священника странным образом оживились, и он с жаром произнес:

— Я прибыл сюда, потому что ощутил неотразимое очарование Гидроса.

— Ну-у, это не ответ.

— А вы… — в голосе Квиллана послышалось нечто новое, словно он почувствовал, что Лоулер подталкивает его произнести вслух то, о чем не хотелось говорить. — Давайте определим мой приезд следующим образом… Э… Я прибыл сюда потому, что это место, где собираются все отбросы Галактики. Здесь мир, населенный всякого рода изгоями, отщепенцами, отребьем космоса. Так выглядит Гидрос, не правда ли?

— Конечно, нет.

— Все вы — потомки преступников. В остальной части Галактики больше нет подобных людей, в других мирах все мыслят и живут более здраво.

— Я очень сомневаюсь в вашем утверждении. — Лоулер не мог поверить, что Квиллан говорит совершенно серьезно. — Да, мы действительно потомки преступников, вернее, некоторые из нас. Сие — не тайна. Мы все знаем… Моего прапрадеда выслали сюда из-за какого-то несчастного стечения обстоятельств, вот и все… Правда, он случайно убил человека. Но предположим, что вы правы, и мы — просто отбросы и потомки отбросов. Почему же тогда вам захотелось поселиться среди нас?

Холодные голубые глаза священника сверкнули.

— Неужели вам не все ясно? Это мой мир, он близок мне.

— Гм-м… Здесь вы можете вершить свои святые дела и вести нас к спасению?

— Ни в малейшей степени. Я прибыл на Гидрос ради себя, а не ради вас.

— Ах, так! Вы прилетели сюда из чистейшего мазохизма и желания наказать себя за какое-то прегрешение… Верно, отец Квиллан? — Тот промолчал, но Лоулер чувствовал, что, должно быть, попал в самую точку. — Но за что? За преступление? Вы же только что сказали об отсутствии преступности там…

— Мои преступные действия оказались направленными против самого Бога, — перебил собеседника священник, — и это сделало меня фактически одним из вас, то есть изгоем, отщепенцем по природе.

— Преступления против Бога, — задумчиво повторил Вальбен. Господь представлял для него понятие столь же туманное, далекое и загадочное, как и джунгли, обезьяны, утесы и козы. — Что же вы могли совершить против него? Если Он всемогущ, то, следовательно, неуязвим, ну а если не всемогущ, то какое имеет право называться Богом? Кроме того, неделю или две назад вы говорили, что не верите в него.

— Что само по себе уже является преступлением против Него.

— Но только в том случае, если вы являетесь убежденным верующим. А вдруг Его нет? Тогда какой вред вы можете причинить чему-то несуществующему?

— У вас стиль священника при ведении казуистического спора, — одобрительно заметил Квиллан.

— Вы серьезно заявили тогда о своей нетвердости в собственной вере или пошутили?

— Да, вполне серьезно.

— Вы не играли в словесные игры? Не предлагали мне немного дешевого цинизма ради мгновения пустого развлечения?

— Нет. Ни в коем случае. Клянусь! — Священник протянул руку и пожал запястье Лоулеру — странный, излишне доверительный жест, который в другое время Вальбен мог бы счесть за недопустимую бестактность, но сейчас показавшийся необычайно искренним, идущим от чистого сердца. Очень тихо священник произнес: