Бездна - Сильверберг Роберт - Страница 57

— Выживем? Конечно.

— Нет, — сказала она, нервно покусывая губы, — я все еще продолжаю бояться… Вдруг мы все погибнем в океане? Госпо открыл счет…

— Все будет хорошо, — поспешно перебил ее Лоулер. — Я говорил об этом раньше и повторяю сейчас. Струвину не повезло, вот и все. Всегда есть кто-то, кому приходится отдуваться.

— Я хочу жить, хочу добраться до Грейварда. Там меня ждет жених… Мне сказала об этом сестра Фекла. Она предсказала мое будущее перед самым отплытием… сказала, что в конце путешествия я найду себе мужа.

— Сестра Фекла многим наговорила массу глупостей по поводу завершения экспедиции. Не следует придавать большого значения болтовне гадалок. Но если тебе очень хочется найти себе мужа, Тила, то я могу только пожелать, чтобы слова Феклы сбылись.

— Я хочу, чтобы он был старше меня… Умный и сильный, способный многому научить меня и по-настоящему полюбить… Да и кто меня учил чему-то, кроме корабельных работ? Вот и приходится гнуть спину на Делагарда, плавать на его судах. Я никогда не выходила замуж, но теперь… пришло мое время. Меня можно назвать привлекательной, не правда док?

— Да, да, очень привлекательной, — промямлил Лоулер и подумал: «Бедная девушка…» Неожиданно он почувствовал себя виноватым за то, что не может полюбить ее.

Браун отвернулась от него, словно осознав, что беседа развивается не в том направлении. Спустя мгновение она произнесла:

— Я все думаю о тех маленьких вещицах с Земли, что ты показал мне в своей каюте… О тех красивых штучках… Как они милы! Я попросила тогда одну из них, и ты отказал мне, мягко, но отказал. Так вот, теперь я передумала. У меня нет больше желания иметь их, потому что они — прошлое, а мне нужно будущее! Доктор, вы слишком много живете в прошлом!

— Гм-м… Прошлое — значительно более просторное место, чем будущее. В нем много любопытного.

— Нет! Нет! Будущее огромно, оно никогда не кончается. Вот подожди, ты увидишь, насколько я права. Тебе следовало бы выбросить это старье, но ты никогда не решишься… — Тила улыбнулась ему нежно и немного застенчиво. — Извини, мне нужно идти на реи. Ты очень приятный человек. Мне казалось, что я должна сказать об этом, чтобы ты знал — у тебя есть верный друг.

Выпалив последнюю фразу, она повернулась и убежала.

Лоулер наблюдал, как девушка быстро поднимается на мачту, а в голове звучало: «Бедная Тила. Бедная Тила… Бедная…» Неожиданно мысли Вальбена изменили свой бег: «Какая же она очаровательная девушка, но я никогда не смогу полюбить ее. Полюбить той любовью, что она заслуживает. И все-таки она очень хороша, очень».

Браун ловко и быстро карабкалась по вантам и через мгновение оказалась уже высоко у него над головой. Она взбиралась по веревочным лестницам, подобно одной из обезьянок, которых он помнил из детских книжек с картинками, повествовавших о непостижимом мире суши, рассказывавших о том, какой была Земля с ее джунглями, пустынями, ледниками, обезьянами и тиграми, верблюдами и быстроногими лошадками, полярными медведями и тюленями, козами, скакавшими с утеса на утес. Что же такое «козы»? Ему приходилось рисовать их в своем воображении, основываясь на тех туманных намеках, которые он запомнил из детских историй. Они были косматыми и длинноногими… Да, да, с длинными ногами, в них словно кто-то вставил упругие стальные пружины. Утесы представлялись, как большие неровные выступы скал, чем-то похожие на огромные куски древовидных водорослей, но во много-много раз тверже. Обезьяны походили на маленьких уродливых человечков коричневого цвета, волосатые и хитрые, они прыгали по ветвям деревьев, визжа и тараторя. Тила нисколько не напоминала их, но двигалась там, на реях, словно находилась в своей родной стихии.

Лоулера поразило, что он никак не мог вспомнить собственные ощущения в то время, когда занимался любовью с Аней, матерью Тилы, двадцать лет тому назад. Вальбен помнил только сам факт этих отношений, но все остальное: слова, которые Анна произносила в те минуты, то, как она двигалась, форма ее груди — все ушло, исчезло из его памяти. Ушло и исчезло, как Земля. Словно между ними ничего и не происходило. Лоулер припомнил, что Аня имела такие же золотистые волосы, как и ее дочь, и такую же гладкую темную кожу, только глаза были голубыми. Вальбен тогда чувствовал себя очень несчастным, страдая от тысячи душевных ран, причиненных исчезновением Мирейль. В сей миг на его пути и повстречалась Анна, и предложила ему небольшое утешение. «Какова мать, такова и дочь, — подумал Лоулер. — А может, Тила и любовью занимается так же, управляемая бессознательной генетической памятью? Не исчезнет ли она в моих объятиях, превратившись в собственную мать? А если я обниму Тилу, то, возможно, в моей душе воскреснут утраченные воспоминания об Анне… Может, все-таки провести эксперимент? Нет, не стоит… Не стоит».

— Рассматриваете водяные цветы, доктор? — поинтересовался отец Квиллан, неожиданно оказавшись рядом.

Лоулер оглянулся. Священник обладал неприятной способностью приближаться неслышной, скользящей походкой. Казалось, он материализуется из воздуха, словно состоял из эктоплазмы, незримо перемещавшейся вдоль ограждения борта.

— Водяные цветы? — переспросил рассеянно Вальбен. Его почти рассмешило, что отец Квиллан застал его погруженным в сладострастные помыслы. — О, да…

А ведь он и не заметил их. В это роскошное солнечное утро водяные цветы усеяли всю океанскую гладь. Они представляли собой прямые мясистые стебли примерно с метр длиной с яркими, величиной с кулак, споросодержащими образованиями на верхушках. Все они отличались кричащей, режущей глаз цветовой гаммой: ярко-алые с желтоватыми лепестками, покрытыми зелеными полосками, и со странно раздувшимися черными воздушными пузырями под «бутонами», которые находились под водой, удерживая цветы на плаву. Даже высокая волна не могла потопить их — они тут же выныривали, подобно неутомимым куклам-неваляшкам.

— Чудо устойчивости, — заметил Квиллан.

— Урок всем нам, не так ли? — произнес Лоулер, внезапно ощутив желание прочесть проповедь. — Мы должны постоянно состязаться с ними в этом умении. В жизни нам приходится получать удары и всякий раз выпрямляться, принимая прежнее положение. Водяные цветы, прекрасные в своей неуязвимости, стойкости и способности переносить любые толчки, — отличный пример для подражания. Но и мы не менее упруги и выносливы, не правда ли, святой отец?