Кортик. Бронзовая птица - Рыбаков Анатолий Наумович - Страница 43

— Понимаешь, мама, — быстро заговорил Миша,— встретили в Пушкине знакомых, вот и задержались. Я там и поужинал, так что ты не беспокойся.— Он заглянул через ее плечо в книгу.— Ты что читаешь? А… «Анна Каренина»…

Она почувствовала в его голосе равнодушие и спросила:

— Тебе не нравится?

— Не особенно. Я больше «Войну и мир» люблю.— Миша сел на кровать и начал раздеваться.

— Почему?

— Почему? В «Войне и мире» герои все серьезные: Болконский, Безухов, Ростов… А здесь не поймешь, что это за люди. Стива этот — бездельник какой-то. Ему сорок лет, а он из себя все деточку строит.

— Не все герои легкомысленны,— возразила мама.— Например, Левин.

— Да, Левин, конечно, посерьезней. Да и то его ничего, кроме своего хозяйства, не интересует.

— Видишь ли, — мама медленно подбирала слова,— это были люди своего времени, своего общества…

— Я понимаю. — Миша уже лежал под одеялом, заложив руки под голову. — Это великосветское общество. Но и в «Войне и мире» тоже рисуется великосветское общество. А посмотри, какая разница. Там люди имеют какие-то цели, стремления, сознают свой долг перед обществом, а здесь не поймешь, для чего живут эти люди — например, Вронский, Стива. Вот скажи: ведь человек должен иметь какую-то цель в жизни?

— Конечно, должен, — сказала мама, — но, по-моему, каждый из героев «Анны Карениной» имеет цель. Правда, эти цели сугубо личные: например, личное счастье, жизнь с любимым человеком. Маленькие цели, но всё же цели.

Миша поднялся на локте: — Какая же это цель, мама! Если так рассуждать, тo каждый человек имеет цель. Выходит, у алкоголика тоже есть цель: каждый день пьянствовать. И у нэпмана: деньги копить. Я вовсе не о такой цели говорю.

— А о какой же?

— Ну, как бы тебе сказать… Цель должна быть возвышенной, понимаешь? Благородной.

— Всё же?

— Ну, например, мы вот на днях разговаривали с Константином Алексеевичем. Он сам рассказывал. Раньше он служил только из-за денег. Где больше платят, там и служит. Значит, у него цель не возвышенная. А если он сейчас работает круглые сутки и хочет восстановить фабрику, чтобы у нас в стране было много товаров, — значит, у него цель благородная. Может быть я, привел неудачный пример, но я так понимаю.

— Чем же он виноват? Ведь раньше он не мог ставить себе такой цели. Он работал у капиталиста, и, конечно, ни-что, кроме жалованья, его не интересовало.

— Значит, он не должен был работать, — решительно ответил Миша. — Ведь папа не работал на капиталистов.

— Не совсем так, — мама качнула головою: — папе приходилось работать и у капиталистов.

— Это совсем другое дело. Он работал, чтобы заработать на существование. Но ведь не это было главным в его жизни. Ведь он был революционер. И отдал жизнь за революцию. Значит, у него была в жизни самая возвышенная, самая благородная цель.

Они помолчали.

— Знаешь, мама, — сказал Миша, — я себе очень хорошо представляю папу. Мне вот кажется, что он никогда ничего не боялся.

— Да, — сказала мама, — он был очень смелый человек.

— И потом, — продолжал Миша, — мне кажется, что он никогда не думал о себе, о своем благополучии, и самое высшее для него были интересы партии.

Они замолчали. Миша знал, что маме тяжело вспоминать об отце, и он больше не задавал ей вопросов.

Потом мама закрыла книгу, потушила свет и тоже легла в постель, а Миша еще долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в лунные блики, скользившие по комнате.

Разговор с матерью взволновал его. Может быть только сейчас, когда они говорили о цели в жизни, он впервые отчетливо почувствовал, что детство кончается и он вступает в жизнь.

И, думая о своем будущем, он не хотел никакой другой жизни, кроме такой, какую прожил отец и такие люди, как отец, — люди, отдавшие свою жизнь великому делу революции…

Глава 71

ГЕНКИНА ОШИБКА

О том, что он видел Никитского, Миша рассказал товарищу Свиридову. Свиридов велел ребятам ждать и в Пушкино больше не ездить.

Впрочем, другие заботы владели теперь нашими друзьями. Совет отряда постановил передать в комсомол группу пионеров, в их числе Мишу, Генку, Славу, Шуру Огуреева и Зину Круглову. Ячейка РКСМ уже их приняла, и они готовились к приемной комиссии райкома.

Миша очень волновался. Ему никак не верилось, что он станет комсомольцем. Неужели исполнится его самая сокровенная мечта? Он с тайной завистью поглядывал на комсомольцев, заполнявших коридоры и комнаты райкома. Какие веселые, непринужденные ребята! Интересно, что они испытывали, когда проходили приемную комиссию? Тоже, наверно, волновались. Но для них все это позади, а он, Миша, робко стоит перед большой, увешанной объявлениями дверью. За этой дверью заседает комиссия, и там скоро решится его судьба.

Первым вызвали Генку.

— Ну что? — кинулись к нему ребята, когда он вышел из комнаты.

— Все в порядке! — Генка молодецки сдвинул свою буденовку набок. — Ответил на все вопросы.

Он перечислил заданные ему вопросы, в том числе: какой кандидатский стаж положен для учащихся.

— Я ответил, что шесть месяцев, — сказал Генка,

— Вот и неправильно, — сказал Миша: — год.

— Нет, шесть месяцев! — настаивал Генка. — Я так ответил, и председатель сказал, что правильно.

— Как же так,— недоумевал Миша,— я сам читал устав.

Вызвали Мишу. Он вошел в большую комнату. За одним из столов заседала комиссия. Сбоку стола сидел Коля Севостьянов. Миша робко сел на стул и с волнением ждал вопросов.

Председатель, молоденький белобрысый паренек в косоворотке и кожаной куртке, торопливо прочел Мишину анкету, поминутно вставляя слово «так»: «Поляков — так, Михаил Григорьевич — так, учащийся — так…»

— Это наш актив, — улыбнулся Коля Севостьянов,— вожатый звена и член учкома.

— Ты своих не хвали, — отрезал председатель, — сами разберемся.

Миша ответил на все вопросы. Последним был вопрос о кандидатском стаже. Миша знал, что год, но Генка… И он нерешительно сказал:

— Шесть месяцев…

— Неправильно, — сказал председатель: — год. Ладно, иди…

Из райкома ребята поспешили к Свиридову, вызвавшему их на десять часов утра, и всю дорогу Миша и Слава ругали Генку. Слава тоже неправильно ответил.

— Теперь начинай все сначала, — говорил Миша:— всех примут, а нас нет. Позор на всю школу!

— Зато у него большие успехи по конькам! — сказал Слава. — Целые дни на катке пропадает, даже газеты в руки не берет.

Подавленный всем случившимся, Генка молчал и только яростно дышал на замерзшее стекло трамвая. Однако молчание ему не помогало. Друзья продолжали его ругать и, самое обидное, говорили о нем в третьем лице, даже не обращались к нему.

— У нас все в порядке. — передразнил Миша Генку,— знай наших! Мы сами с усами, лаптем щи хлебаем.

— Шапками закидаем, — добавил Слава.

— Он все о кладе мечтает, — не унимался Миша, — все клад и клад.. Какой кладовщик нашелся!..

— Он в миллионеры метит, — добавил Слава, но более мягко. Ему, видно стало жаль удрученного Генку.

Они доехали до большого здания, где внизу их ожидал пропуск в комнату № 203, к товарищу Свиридову.

— Что же вы, друзья, опаздываете? — строго спросил Свиридов, когда они явились к нему.

— В райкоме задержались, на приемной комиссии,— ответил Миша.

— Ого! — Свиридов поднял брови. — Поздравляю молодых комсомольцев.

Мальчики сокрушенно вздохнули.

— Что вы? — спросил Свиридов и внимательно посмотрел на них. — Что случилось?

— Провалились,— глядя в сторону, сказал Миша. — Провалились? — удивился Свиридов. — На чем?

— На вопросе о кандидатском стаже.

— Это я виноват, — угрюмо произнес Генка.

— А на остальные вопросы как вы ответили?

— Как будто правильно. — Что ж вы горюете? — рассмеялся Свиридов. — Из-за одного неправильного ответа вам не откажут. Кто хочет и достоин быть комсомольцем, тот им будет. Так что не огорчайтесь… А теперь, ребята, приступим к делу. Слушайте меня внимательно. Никитский упорно именует себя Сергеем Ивановичем Никольским. При этом он ссылается на ряд свидетелей, в том числе и на Филина. — Свиридов усмехнулся.— Хотя после пропажи ножен они все передрались: Филин сваливает на филателиста, филателист — на Филина. Между прочим,— он внимательно по-смотрел на ребят, — свой склад они заблаговременно ликвидировали: видимо, их кто-то спугнул.