Мир Терского фронта. Тетралогия - Рыбаков Артем Олегович - Страница 68

Следующий квартал, несмотря на то что дома там были поновее, пострадал ещё сильнее.

Рядом послышалась возня и матерное бормотание — старший прапорщик тоже разглядывал разрушенный город.

— Что ругаешься, Мирзоев?

— Вот, блин, тащ капитан, как артиллеристам досталось-то? Вон там видите, у ангаров, крыши посносило на хрен! И выгорело всё…

Дальше в кадр попал полуразрушенный завод, ещё несколько кварталов жилых домов, у многих из которых даже снесло верхние этажи…

А вот после железной дороги пошла зона сплошных разрушений!

— Красную Слободу сдуло, на хер! — снова выругался прапор. — А фиг ли? Частный сектор…

То, что было ещё неделю назад частным сектором, сейчас походило на декорации к фильму ужасов — серо-угольного цвета пустошь размером примерно полтора километра на километр, затянутую пеленой дыма.

— Вот он! — завопил внезапно Колмогоров. — Эпицентр! Видишь яму?! Вася?!

— Вижу, не ори! — Не заметить аккуратную круглую ямину диаметром около сотни метров было сложно. Тем более что рядом имелся неплохой ориентир — разрушенный до основания стадион.

— Я прав был! Взрыв наземный! Смотри, какая аккуратная воронка. И большая! Похоже, что у штатников тоже брак гонят…

— Это с чего ты взял?

— По городам лучше всего работать с подрывом в воздухе — зона разрушений больше, а осадков выпадает меньше. А тут у них взрыв позже, чем требовалось, произошёл. То бишь и сейсмоволну испортили, основная компонента в той части, что у поверхности идёт — стала вертикальной, значительно менее опасной, но тут, насколько я знаю, никаких укрытий или бункеров нет… И территорию толком не прожарили: слишком низко, угол падения света — как в полярный день. Прям как в поговорке: «Светит, но не греет». К тому же ударная волна в приземном слое — сильно слабее. Потому как тот же угол падения и минус половина энергии вдобавок. Да и засрали всё вокруг по максимуму лет на двадцать, не меньше.

— Ты что, старые конспекты на антресолях нашёл?

— Да, — признался Иван. — Только не в антресолях, а в чемодане под кроватью. Веришь, думал, никогда не пригодятся…

— А чем засрали, не просветишь? — Камеру я по-прежнему держал направленной в окно, но записать на микрофон комментарии специалиста никогда не вредно.

— Железом в основном. Так его в почве немного, но тут застройка, машины, предприятия. У «пятьдесят четвёртого» полураспад три года, в грунте его обычно немного, процентов пять или шесть. А тут — сам понимаешь — в десятки раз больше. Ну и кальций в почве и стройматериалах. Кремний… Долгоживущая пакость, короче.

Дальше разговоры прекратились, потому что на консоли у Ивана запищал какой-то датчик, и он вернулся к своим обязанностям, а я просто продолжал снимать. Больше всего пострадала старая часть города — Затьмачье и Центральный район. А вот обелиск в честь Победы устоял — я специально снял крупно оплавленный памятник — хоть какой, а символ…

Мелькомбинат стоял на самой границе зоны наибольших разрушений, так что был нам совершенно неинтересен — даже если что-то там и сохранилось после взрыва, пожары и радиация выключили его из списка доступных объектов.

А вот на «Тверское химволокно» и экскаваторный завод мы заглянем. Всё-таки уже пять километров от эпицентра и продукция там не скоропортящаяся. Не в ближайшее время, но заглянем.

Вертолёты начали поворот вправо, следуя за изгибом Волги, и километрах в пяти перед нами в небо упёрся столб густого черного дыма.

— Мирзоев, не знаешь, что это может гореть?

— Это? «Красная заря». Топливная база Госрезерва.

«Не очень здорово, конечно, но в Торжке есть своя топливная база, и на заводе „Шелл“ кое-какие запасы имеются. На первое время хватит, а там что-нибудь придумаем».

Южная часть города пострадала значительно меньше, и в некоторых посёлках между «старой» и «новой» Ленинградками можно было заметить признаки жизни. «Выводить надо людей отсюда, пока не перемерли!»

Во время второго круга я перешёл на другой борт и снимал уже «наш» берег Волги. Картина была похожая, только со скидкой на большее расстояние от эпицентра. Заволжский район превратился в руины и, что самое обидное, вместе с ним склады средств химзащиты, располагавшиеся рядом с академией ПВО. Боеголовку прислали сюда не просто так…

* * *

Первые признаки человеческой активности мы засекли в Эммаусе — посёлке славном не только своим странным названием, но и тем, что в нём регулярно проводят всякие рок-фестивали. На одной из улиц мы заметили две машины, припаркованные у какого-то дома. По просьбе старшего лейтенанта пилоты снизились до двухсот, примерно метров.

— Вась, мне кажется, или они чью-то хату дербанят?

— Нет, Ваня, не кажется…

— Пугнём?

— А смысл? Если каждого, кто сейчас в пустой дом вломился, пугать — никаких патронов не хватит! Вот если бы они поножовщину или ещё какое насилие учинять вздумали — тогда стоило бы…

Майор Рыжков, правда, решился — их «восьмёрка» сделала крутой разворот и пронеслась над улицей совсем низко, чуть ли не на высоте столбов. Мародеры покидали скарб и врассыпную бросились прятаться.

«А толку-то? Мы улетим, они вернутся. Домик вон какой красивый — „три этажа — два гаража“…»

Тут подал голос Камчатка, до того спокойно сидевший на куче ОЗК:

— Помню, у нас на Камчатке вот так же браконьеров гоняли… — из-за многочисленных баек про родной край он и получил прозвище. Только за время нашей поездки в Вышний Волочок за взрывчаткой он рассказал четыре истории, начинавшиеся с этих сакральных слов.

— А что, — оживился Мирзоев, — обратки не боялись?

— Так не наших же, а японских! — веско ответил Андрей. — За это благодарность от командования…

— А, тогда понятно…

В Городне и обоих Мелково ситуация сложилась похожая — грабили, причём скорее всего дачи и особняки богатеев. Ни у одной полуразвалившийся хибары мы машины мародёров не заметили. «Вот вам и ответ в тему, товарищ генерал-майор!» — припомнил я недавний разговор с Суходольским.

На подходе к разрушенной дамбе у Завидово с нами связались с заставы «подсолнухов», но Колмогоров переключать переговоры на динамик не стал — видимо, ничего особенного, обычный обмен любезностями. А вот сам блокпост я засёк визуально — на окраине Безбородово стояли несколько «коробочек».

Шли мы на приличной высоте, по моим прикидкам — около километра, и деталей с такой высоты разглядеть не удалось.

— Вань, а что вверх-то полезли?

— Так тут спецура всё под контролем держит, а выше лететь нам по топливу удобнее — расход меньше, чем у земли. Да и скорость держать больше можно…

Не доверять вертолётчику-профессионалу у меня резонов не было, и я просто продолжил снимать происходящее на земле. Больше для проформы — в том, что ребята из Солнечногорска облазают тут каждый пятачок, никаких сомнений нет, достаточно на Сашу-Клоуна посмотреть. Даже дом себе в наших краях уже подыскал и Юлю свою ненаглядную перетащил. Только пока не как жену или там наложницу, а просто жить и хозяйство вести. Дескать, мне самому недосуг, война и всё такое, так что давай, милая, отрабатывай постой. Как у них дальше всё сложится, не знаю…

* * *

Столб дыма над Москвой мы засекли ещё в Зеленограде. Пилоты, я думаю, заметили его ещё раньше. В наш первый рейд погода была сумрачная, а облачность — низкая, но сегодня было ясно и густая серая стена, встававшая, пожалуй, на треть горизонта, пугала.

— Ваня, — позвал я Колмогорова. — Мы её всю осматривать будем?

— Нет, по радиусу влетим, замеры проведём, и назад. Периметр больше сотни километров — топлива даже с подвесными не хватит. Назад вообще в Солнечногорск пойдём. Но, боюсь, глубоко не залетим — пожары могут активную пыль вверх гнать, так что работать будем, как говорится, «по способности». Тут, если честно, дивизию дозиметристов пригонять надо, а не меня-вахлака на пару с гражданским. Вон, смотри — «Шарик» ещё дымится, — показал он рукой в сторону международного аэропорта. Я перешёл на противоположный борт и начал снимать.