Еще не все потеряно - Серова Марина Сергеевна - Страница 52

Склонившись над его коленями, я сама открыла защелку двери, распахнула ее для него. Уходя, он несколько раз обернулся. Я взглядом проводила его до подъезда и, запустив двигатель, медленно выехала со двора.

В третий раз я проехала мимо сторожки Ефимыча по ухабам плохой дороги между штакетниками, мимо сарайчиков и особняков.

Дача Филипповых представлялась мне сейчас неким отправным пунктом, началом развития событий очередной главы дела о кассе ювелира. Эта глава, при отсутствии дачи, обещала быть последней.

«Девятка» кралась, покачиваясь на ухабах, с погашенными фарами, с работающим на пониженных оборотах двигателем. Я очень надеялась, что происшедшие здесь военные действия, завершившиеся пожаром, и, возможно, последовавшие за этим визиты официальных лиц, по ходу деятельности обязанных интересоваться происшествиями такого рода, утомили недреманные очи Ефимыча, притупили его бдительность, и он не заметит или не обратит внимания на машину, сверхосторожно проползшую мимо. Как бы там ни было, но в глубь дачного массива я проникла беспрепятственно.

Дача сгорела действительно дотла, как я и уверила Дмитрия. Куча головешек, печная труба и много-много мусора. Снег от пожара и мороза превратился в ледяную корку, ровно покрывшую землю и громко хрустящую под ногами.

Я обходила пожарище, пока не определила наверняка место, где раньше была веранда, и не ошиблась — под слоем остывших уже углей обнаружились обгорелые, но уцелевшие половицы и даже гвоздодер оказался здесь же — звякнул, когда я на него наступила. Удивляясь своему бесчувствию — и жилка внутри не шевельнулась, — расчистила тайник от хлама, подняла крышку и отбросила в сторону. Кейс был на месте. Сухой и чистый, будто только что из моих рук. Положив его в машину, я оттерла снегом вымазанные сажей руки, высушила их тряпкой, нашедшейся под сиденьем, и совсем уже собралась от холода и горелой вони нырнуть в гостеприимное машинное чрево, но была остановлена осторожным вопросом

Прозвучавшим неожиданно откуда-то сбоку и сзади.

— И кто это здесь на сей раз? — раздался в безветренной тиши негромкий голос.

На белом снежном фоне черным силуэтом человек в распахнутом полушубке, в коротких, с обрезанными голенищами валенках и тросточкой ружья наперевес. Ефимыч!

— Я, дед, не пальни ненароком! — И, видя его неослабевающую настороженность, уточнила:

— Гену Слипко на днях по твоей просьбе подвезла до города. Признал?

Признал. Задрал кверху ствол своей гаубицы.

— И чего ты здесь? — осведомился, не делая ко мне и шага.

— Тебе объяснить?

Я, засунув после снежного мытья замерзшие руки в карманы, привалилась к боку машины.

— Желательно!

Он меня узнал, перестал бояться и ответил поэтому язвительно-зло, перенервничал, видно, сегодня. Нервы у меня тоже не веревочные, но ругаться с ним сейчас не следовало.

— Не буду тебе ничего объяснять, — прошипела сквозь зубы. — Ты же видишь, что я не воровка, взять отсюда нечего, — кивнула на пожарище. — Не смей поэтому на меня кричать! Он подошел ближе, всмотрелся.

— Точно, ты!

— Я тебе сейчас, Ефимыч, деньги дам. Нужны тебе деньги?

Он оперся на ружье, как на палку, засопел.

— После меня, может быть, вскоре, может, под утро приедет сюда Дмитрий Филиппов. Возможно, будет ковыряться в головешках. Ты не мешай ему. Лучше всего — не замечай совсем.

— А если он сам обратится? Принял Ефимыч уже и деньги, и мои условия.

— Тогда — другое дело, — отвечаю. — Но то, что я здесь была, не говори, ладно?

— Больно мне надо! — вскричал он в сердцах. — Устал я от вас, провались вы к лешему! То портфель ему сбереги, то не замечай его, а самому человека по уху стукнуть — что сплюнуть!

Понесло Ефимыча жалобами на свою беспокойную жизнь и несло до тех пор, пока я не всунула в его кулачок бумажки, добытые из «бардачка». Ощутив их в руке, он замолчал, постоял еще немного и, хрустя валенками по ледку, отправился восвояси, на ходу буркнув через плечо:

— Не скажу и не замечу, будь спокойна, Ефимыч слово держит!

Выехав на трассу, я свернула в противоположную от города сторону и остановилась сразу, как только нашла на обочине место достаточно широкое, чтобы не беспокоиться за судьбу, слушая, как проносятся мимо редкие в это время суток машины. Погасив огни, заглушив двигатель, в тишине, в темноте и неподвижности я наконец позволила себе расслабиться. Откинулась на подголовник, прикрыла глаза, глубоко вздохнула и минут пять, не меньше, слушала, как шумит в ушах, как гудит усталое тело, наливаясь расслабляющей тяжестью, как кровь пульсирует в висках. Через пять минут я оценила глубину усталости, позволила себе обратить на нее внимание, перестала бороться с ней, приняла как факт и отдалась ей покорно, вся, без остатка.

Уж так получилось, что от сего момента и до утра ничего срочного не было, отлилась прекрасная пауза в горячей сутолоке последних дней, и я решила, не изобретая забот, пустить ее всю на отдых.

Гнать машину в город мне сейчас не хотелось. Вероятность встречи с Дмитрием на пустой ночной трассе существовала, а я не была бы ей рада. Узнав мою машину, даже только предположив меня за рулем, он мог заподозрить хладное, потому что делать мне здесь, то здравом размышлении, не имея, конечно, в виду кое-какие известные обстоятельства, было нечего. Рисковать не стоило, а тратить время, колеся по незнакомой местности в поисках объезда, мне не хотелось тоже. Нет у меня времени для того, чтобы так неумно его транжирить.

То ли навалившаяся усталость сдвинула мерки, то ли не заметила я впопыхах — кейс оказался тяжелым, почти неподъемным. Взломав шпилькой запоры, я открыла его и ощупала содержимое. Это был тот случай, когда предположение подтверждается блестяще — он был под завязку заполнен плотно уложенными пачками денег. Ни золота, ни бумаг я не обнаружила, что тоже соответствовало ожидаемому.

Включив освещение приборного щитка, я оценила достоинство купюр, осмотрев несколько наугад взятых пачек. Прикинула: содержимого с лихвой хватало для удовлетворения чаяний моих заказчиков — компаньонов Аркадия. Закрыв крышку и защелкнув замки, я сбросила кейс на пол. Шлепнулся он классно, тяжело, с глухим стуком. Вернувшись на подголовник, не сразу поняла, что остаюсь на удивление спокойной. Спокойствие тонкой, падающей без брызг струйкой заполнило меня до краев, не оставив места ни удовлетворению, ни облегчению, ни радости. Нет, нервный это все-таки способ зарабатывать таким образом себе на хлеб насущный! Как бы там ни было, а чемодан денег стоил потраченных усилий!