Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 49

И обернулся, потому что в этот момент прямо на них вылетела фокинская «Нива», за рулем которой сидел Владимир Свиридов.

– Мусора?! – метнулся короткий сдавленный крик, и тут же две или три вспышки прорезали ночной мрак. Парень запоздало вскинул пистолет, но тут же схватился за грудь и ничком упал на грязный снег: Свиридов выстрелил в него через разбитое боковое стекло.

Катя, закрыв голову руками, пыталась откатиться к лесополосе...

Влад выскочил из машины и, бросившись на землю, в отточенной за многие годы манере четко исполнил кувырок и с колена выстрелил в высунувшегося из-за капота «БМВ» бритого кавказца, который вел по нему плотный огонь из полуавтоматического «ствола».

Фокин выскочил из «Нивы» и бросился наперерез третьему, Кириллу Геннадьевичу, который кинулся было бежать наутек, петляя, как заяц.

Влад тем временем настиг подстреленного кавказца и выбил у него оружие. Но тот оказался не так прост. Он отскочил, зажимая рукой рану на плече, а потом окровавленной рукой выхватил нож и метнул его в Свиридова.

Если бы не оттренированная многими годами профессиональная реакция, клинок, бесспорно, нашел бы Влада. Но он успел уклониться и, прянув вперед, мощным встречным ударом с солнечное сплетение (профессионал не должен пропускать такие удары, мелькнуло в голове Свиридова) почти опрокинул противника. Тот согнулся в три погибели, утробно взвыл и попятился. Свиридов еще раз вложил ему с левой ноги – сильнейшим ударом по голени. Что-то глухо хрустнуло, кавказец пошатнулся и упал – неловко, на бок, как падает уже потерявший от боли самоконтроль и координацию движений человек.

И застыл – вероятно, от болевого шока просто потерял сознание.

Свиридов нагнулся и подобрал с земли пистолет кавказца.

– Неплохо, – вдруг услышал он за своей спиной знакомый низкий голос Фокина, – и я вот дерьмом разжился.

И Фокин толкнул на освещенный фарами «БМВ» пятачок пустыря здоровенного верзилу с выбитыми передними зубами и залитой кровью коротко остриженной головой. Вероятно, он не хотел сдаваться Фокину без боя.

– Ругался матом, – сообщил Афанасий, – как в детском саду.

Свиридов бережно поднял со снега находящуюся в полубесчувственном шоковом состоянии Катю и накинул на нее свой пиджак. Она что-то сдавленно пробормотала и буквально рухнула на заднее сиденье «Нивы», куда уложил ее Свиридов.

– Н-да, – резюмировал он, – в самом деле она наглухо. Пусть проспится. Не иначе как эти уроды ее еще поили.

– А это легко проверить, – отозвался Фокин и, зябко передернув мощными плечами, тряхнул своего попорченного «языка»: – Эй, дятел, вы девку поили?

– По-по... пошел ты на х... – пробормотал тот, сплевывая кровь.

– Интересное предложение, Кирилл Геннадьевич, – сказал Свиридов, – а известно ли тебе, что идиоматические выражения «пошел на х...» наряду с «пошел в п...» являет собой две составляющие бинарной классификации всего сущего?

– Ч-чаво? – оторопело выдавил тот, стеклянно уставившись на Влада.

– Ниччаво, – солидно сказал Свиридов, – кроме того важного момента, что применять табуированную лексику очень вредно для здоровья. Твоего здоровья, между прочим.

И он выкрутил Казакову руку так, что лишившийся передних зубов бедняга взвыл и ткнулся окровавленным лбом в ботинок Фокина.

– Кто велел вам пустить в расход девчонку, ты, сраный козел?

– О-о-о...

– Да говори, падла! – рявкнул Влад и рванул руку парня так, что хрустнули кости.

– О-о-он!!! – взвыл амбал.

– Кто – он?

– Адриан!

– Где я могу его найти?

– Я н-не знаю!

– Где?! – И Свиридов пнул того ногой так, что тот захрипел и замотал головой, словно стреноженная лошадь.

– Я правда... н-не знаю... но я его видел... один раз... только отпусти меня.

Влад медленно выпустил руку громилы и сказал:

– Не нравится? А насильно поить девчонку и потом бить ее по лицу – нравится?

Амбал сел на снег и начал лихорадочно отирать лицо рукавом драпового полупальто, расстегнутого на все пуговицы. Кровь крупными каплями падала с подбородка и пятнала светлые джинсы и грязный истоптанный, по-ноябрьски хилый снег.

– Кто принимал заказ на девчонку?

– Сергей... третий, вы его сразу шлепнули. По телефону ему приказали.

– Где ты видел Адриана?

– В «Центурионе»... дня четыре назад. Он прошел мимо меня, а Анвер сказал мне, что вот это и есть Адриан.

– Кто такой Анвер?

– А вон он... лежит у тебя за спиной.

– А, это вон тот бритый чурка?

– Ну... да.

– Что тебе известно об этом человеке?

– Об Анвере?

– Да на хера мне твой Анвер? Я, в случае чего, сейчас у него самого кое-что спрошу, как очухается. Я хочу узнать, что тебе известно об Адриане.

– Да почти ничего. Какая-то шишка... владелец «Центуриона».

– Но «Центурион» оформлен на другого человека. Это что, подставное лицо, как то обычно водится у доморощенных мафиози?

– Да... наверно. Я слышал, под ним не только «Центурион», но и несколько казино в центре Москвы... рестораны, клубы. Шли слухи, что он в близких отношениях с чеченцами... московскими чеченцами. Но это только слухи... я ничего не знаю.

– Мелочь ты пузатая, да? Разменная монетка, так что тебе серьезной информации не доверяют.

Кирилл Геннадьевич сдавленно замычал, как бык, которому немного ткнули вилами в его мужское достоинство.

– Как выглядит Адриан?

– Да обычный мужик... в пальто он был... длинном. Охраны вокруг полно... кавказцы и наши.

– Кто – наши?

– Ну... русские.

– А, вот ты о чем. Пальто длинное... а больше ты ничего не заметил?

– Ну... брюнет. По сотовому он еще говорил, – Казаков пошевелил разбитыми губами, вероятно что-то припоминая, и уточнил: – Про какого-то Фунтикова... нет, Фомкина.

Лицо Свиридова словно окаменело. Он выпрямился во весь рост и сухо произнес:

– Может, Фокина?

– А может, и Фокина. Фокина... да, такую фамилию он произнес.

– А как могло произойти, что ты слышал, какую фамилию он назвал?

– Так он же орал... на пол-улицы... – пробормотал бандит.

– Ценная информация. Правда, Афоня? – холодно проговорил Свиридов.

Иван Сергеевич Тихомиров выпрямился. Он был смертельно бледен, а на широком лбу крупными каплями выступил пот – словно все его тело прошило нечеловеческое, жуткое стылое напряжение.

– Что... ты хочешь этим сказать? – медленно проговорил он. – А... Алексей Валентинович? Или ты не Алексей Валентинович? А? – Фокин отступил на шаг и невольно принял угрожающую позу.

– А ты еще не понял, кто я? У меня временами создавалось впечатление, что ты, несмотря на всю эту бутафорию, – Свиридов провел ладонью по своему точеному лицу, – и на скорректированный голос, я же всегда мог говорить любыми голосами, хоть женскими... так вот, у меня создавалось впечатление, что ты все-таки признал меня. А, Афоня?

И он широко улыбнулся, не обращая внимания на то, что покалеченный амбал пытается подняться с земли.

Фокин оцепенел.

– То есть... как это? – Он прикусил нижнюю губу, словно стараясь отогнать наваждение. – Неужели... на самом деле? Что... ты на самом деле жив? Володя?!

– Ну да, – просто проговорил Свиридов.

Фокин широко шагнул вперед, наступив на полу казаковского пальто и максимально уменьшив тому шансы подняться со снега, и схватил Влада за плечи широченными ладонями:

– Да че... это на самом деле ты... Вовка?

– Я, Афоня, я. Я такой же Каледин, какой ты Тихомиров. Так что вот так.

– Но они говорили, что тебя убили при операции в Мельбурне. Тебя и Аню. Все телеканалы и газеты об этом трезвонили!

– Ну, охота тебе верить этим журналистам, – снисходительно улыбнулся Свиридов. – По ним, так выходит, что Иисуса Христа распял не кто иной, как мэр Москвы Лужков. Между прочим, про тебя тоже писали, что ты погиб... дескать, вывалился из вертолета – и башкой о перила моста. Да и размазал по ним мозги, а потом возмутительно утонул в Москве-реке.