Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 42

– О! – сказал Свиридов и встал с «трупа» Кирилла Геннадьевича. – Кажется, меня сейчас будут бить. Возможно, ногами. Как говаривал персонаж незабвенной книги классиков. Вы читали «Двенадцать стульев»?

Со звукосочетанием «двенадцать стульев» до ближайшего наперсника Кирилла Геннадьевича долетела сочная владовская оплеуха, тот отшатнулся, полетел на пол и пропахал физиономией полринга.

Свиридов взял выпавшую из рук ведущего тупую саблю, которой фехтовала еще Белая Акула, и картинно кивнул Алой Пантере:

– Благоволите подойти к барьеру.

Та сделала вид, что не слышит.

Тем временем музыка оборвалась, и в гулком пространстве – у помещения были бесспорные акустические достоинства – заклубились нестройные голоса.

– Ты глянь, Леха, какой децил!

– Отвязной комп получился!

– Ща, по ходу, кипешнет администряк!

– Чо?

– Кто счубайсил мой стакан?

– Не, в натуре, ща!..

– Аа-а!

– Нет, пришли спокойно посидеть, в самом деле, и тут не могут обеспечить порядок. За такие деньги.

– Спокойствие, гос-спода!

– Отзынь, козел, че ты м-меня торрркаешь...

– Зима, весна, в-веселые каникулы!!

...Свиридов чувствовал себя актером в большом бенефисном спектакле. Ему всегда – еще в «Капелле», говорили, что в его лице театр и кинематограф потеряли не меньше, чем приобрели секретные спецслужбы.

Он прекрасно понимал, что все эти люди, друзья и товарищи Кирилла Геннадьевича, несмотря на их грубую физическую мощь, не в состоянии справиться с ним или хотя бы причинить какой-нибудь вред. И потому, не выпуская из левой руки толстостенного бокала с рубиново-красным коктейлем, с нарочитой картинностью, сильно смахивающей на издевательство, он давал грубиянам урок хороших манер.

Эффектные, отточенные удары, за которыми следовала показная неторопливая дегустация содержимого бокала, тот эффект, который вызывали у приятелей Кирилла Геннадьевича эти удары, – все это, как магнитом, притянуло взгляды возбужденных посетителей еще похлеще гладиаторского стриптиз-шоу.

Больше всех досталось Кириллу Геннадьевичу, который совершенно не ко времени очнулся и полез в драку. Свиридов провел прямой удар с левой ноги прямо в челюсть бойца за справедливость, и тот, по всей видимости, временно потерял не только способность безболезненно жевать, но и дар членораздельной речи.

Впрочем, потерять такой дар, какой щедро наличествовал у Кирилла Геннадьевича, – это фактически означает ничего не потерять.

– Стой, братец! – внезапно прогремел чей-то властный насмешливый голос. – Погоди потрошить этих голубков. Хорош... и так видим, что крутой.

Влад отпустил запястье последнего из парней, которому он только что выкрутил руку и уже примеривался, как бы поэффектнее отправить его к товарищам, валяющимся по всему рингу и вяло пускающим кровавые пузыри, но насмешка, звучавшая в голосе, заставила его остановиться.

Он обернулся и увидел, как под ограждением арены пролазит невысокий плотный человек лет сорока пяти, с сильной проседью в каштановых волосах и сардонической складкой на переносице.

По всему было видно, что это большой и острый балагур. Тонкий рот растягивался в длинной насмешливой улыбке, которую неисправимый романтик Александр Дюма любил называть улыбкой тигра. Небольшие проницательные глаза смотрели весело и открыто.

За ним следовали несколько одинаковых, словно подогнанных один под другого парней – в серых костюмах, с табличкой «Служба безопасности» на груди, с индифферентными широкими лицами и аккуратными проборами закрепленных лаком коротких темных волос.

– Паясничаем, братцы? – спросил он. – Буяним, добры молодцы?

– Кирилл Геннадьевич начал... он, – заговорил было молодой человек в желтом смокинге, но человек с насмешливым лицом бесцеремонно перебил его:

– Да не то ты говоришь, Коля. Почему вот эти два охламона пьяные? А? Опять с Кирюхой безобразничают? Кирюху уволили, он тут тусуется, это его право – плати деньги и заходи. Но эти... на рабочем месте... охраннички!

– Я так понял, что двое из шести ребят работают под вашим началом в охране этого заведения? – спросил Свиридов, носком туфли поддевая лежащую на полу полупустую бутылку джин-тоника и, подкинув ее высоко в воздух, поймал за спиной с видом циркового акробата.

Начальник охраны «Центуриона» окинул его взглядом и спросил:

– Ты, брат, случаем, в цирке не работал?

– Нет, не работал. Но, я думаю, это у меня получилось бы.

– Почему-то я тоже так думаю. – Невысокий подошел к Свиридову вплотную и неожиданно рассмеялся. – А весело это у тебя вышло. Прямо артист. Как в мультфильме про остров сокровищ, где доктор Ливси дерется с тремя пиратами, ухмыляется и демонстративно нюхает цветочек... так его эти пиратские наскоки мало занимают. Чего это ты с Кирюхой сцепился?

– Я? – Свиридов широко улыбнулся и выписал ногами нечто похожее на старомодный книксен, которым институтки в дореволюционной России приветствовали свое начальство. – Да он сам на меня накинулся. Я хотел пригласить девушку на сеанс... а этот тип приревновал и хотел меня поколотить. Нехорошо, паньстфо.

И Свиридов, одним глотком допив джин-тоник и демонстративно раздавив в пальцах бутылку, уронил осколки на Кирилла Геннадьевича.

Потом поднес к глазам ладонь с длинными тонкими, как у пианиста, пальцами.

Ни одной царапины.

– Это как? – резко спросил шеф охраны.

– Что – как? – переспросил Влад.

– Вот это... как ты сделал? С бутылкой... чтобы не порезаться?

– Это просто, – скроив умную мину, ответил Свиридов и откинул назад упавшие на лоб светлые пряди, – нужно особым образом нажимать на стекло, чтобы оно при демонтаже не пошло колом и не покалечило пальцы. Разумеется, воздействовать на стекло нужно с известной силой. Вот так.

Он вытянул вперед левую руку с зажатым в ней толстостенным бокалом и сломал его так, словно это была жестяная банка кока-колы.

И опять ни одного пореза.

– Да ты фокусник, брат, – одобрительно проговорил начальник секьюрити и подобрал с пола осколки бокала, в то время как его люди с куда меньшей церемонностью поднимали пострадавших от свиридовского произвола задир. – Нет... не фокусник... черт, ну и силища! Где тебя всему этому научили, брат?

– Да так, – неопределенно ответил Влад и подмигнул слепо упершемуся в него бледным взглядом «рефери» в желтом пиджаке. – Много где.

– А щас что делаешь?

Свиридов смерил того пристальным взглядом и махнул рукой:

– В основном ничего. А что? Вы хотите дать мне шанс изменить свою судьбу, как это складно говорится в подобных душещипательных случаях? Нескафе – изменим жизнь к лучшему, так, что ли?

– Люблю веселых людей, – ответил тот. – Когда веселье уместно. Впрочем, – он пристально посмотрел на Влада и снова рассмеялся, не обратив никакого внимания на то, что за его спиной один из разделанных Свиридовым под орех молодых людей зашевелился и тут же попал под раздачу вторично, уже силами охраны «Центуриона», – впрочем, такого обостренного чувства смешного, как у тебя, я давно не встречал. – Он энергично зажестикулировал охранникам, вероятно указывая, что делать, и снова повернулся к Владу с похвальными словами: – Это надо же – пить коктейль, беседовать с девушкой и между делом раздернуть по полной программе шестерых остолопов. Ты прирожденный шоумен, братец. Паяц – в лучшем смысле этого слова. Я мог вмешаться сразу, но ты в тот момент троих уже вырубил, так что дело оставалось за малым – вырубить еще троих. Вот что... – он сразу посерьезнел, и Влад понял, что он может сказать, – пойдешь к нам работать?

– Мочить кого-нибудь? – беспечно проговорил Свиридов. – Или как?

Тот положил руку ему на плечо и сказал:

– Ты вот что... как тебя зовут?

– Алексей.

– А я Николай Алимович. Мои зовут меня проще – Налимыч, или Налим. За глаза, понятное дело. Ты вот что, Алексей... пройдем наверх. Поговорим.

– О чем?

– Хотя бы о том, что появилась вакансия после того, как только что уволил двух этих уродов. Из компании Кирюхи Казакова.