Мертвые сраму не имут... - Серба Андрей Иванович - Страница 7

Но когда легионер взмахнул мечом, собираясь обрушить его на голову Всеслава, перед ним неожиданно возник новый враг: Ангел умело принял удар византийского клинка на свой щит. Воспользовавшись выигранными секундами, русич отшвырнул в сторону кинжал и тоже обнажил меч. Легионер не успел повторно занести клинок для удара — Всеслав раскроил ему череп вместе с каской.

— Благодарю, друже, — растроганно сказал он, обнимая Ангела. — Ты спас мне жизнь, я буду помнить это до конца дней своих.

— Забудем об этом, сотник, — недовольно поморщился болгарин. — На моем месте ты поступил бы точно так. Сейчас у нас есть куда более важные дела, нежели благодарить друг друга.

Десятский внимательно осмотрелся по сторонам, вслушался в наступившую на дороге после схватки тишину. Приложил ухо к земле.

— Покуда тихо, однако все равно надобно торопиться. Наши братья в Доростоле ждут нас.

Через минуту два всадника, каждый с запасной лошадью в поводу, мчались во весь опор по дороге.

Вдоль стен Доростола медленно шли великий князь Святослав и группа русских воевод. Они внимательно осматривали крепостные стены и башни, недавно углубленный ров, уже доверху наполненный дунайской водой. Невдалеке от них сдержал коней отряд всадников-болгар. Трое из них спешились, направились к русичам. В нескольких шагах от Святослава они остановились, сотник Стоян снял с головы шлем, отвесил великому князю поклон.

— Здрав будь, великий киевский князь.

— Желаю того и тебе, болгарин.

— Великий князь, ты — русич, я — болгарин. Но оба мы — славяне, оба — воины. Поэтому ты должен понять меня.

— Слушаю тебя. Однако вначале скажи, кто ты.

— Я — сотник Стоян, великий князь. Привел к тебе четыре сотни болгарских воинов, пожелавших защищать свою Родину от ромеев. Мы все просим об одном — позволь встать под твое знамя.

Святослав внимательно всмотрелся в Стояна.

— Разве Болгария не имеет собственного царя и знамени?

— У нее этого нет, — убежденно заявил Стоян. — Если ты, великий князь, говоришь о кесаре Борисе, то какой он болгарский царь? Разве его мать не гречанка? Или Болгария его родина? За Борисом всегда стояла тень императора Нового Рима, он всегда ненавидел и страшился славян. Он только ждал подходящего случая, дабы подороже продать Болгарию Империи, и сейчас совершил это. Однако он забыл о нас, болгарах, и о русичах, наших славянских братьях.

Князь Святослав усмехнулся.

— Кесарь Борис говорит болгарам, что Византия явилась освободить их родину от язычников-русов. Именно поэтому христианин Борис вкупе с христианином Иоанном Цимисхием, его братом по вере, зовут христиан-болгар против язычника киевского князя.

Глаза Святослава налились гневом.

— Кесарь Борис попросту перепутал врагов Болгарии. Империя — вот злейший недруг славян. С ней сражался мой дед, в бою с ромеями погиб отец.

Прошлой осенью вместе с твоими русичами, великий князь, дрался против византийцев и я. В страшной сече под Адрианополем мои глаза впервые видели спины бегущих с поля боя легионеров, и я был счастлив, как никогда в жизни. Сегодня у Болгарии нет ни собственного кесаря, ни своего знамени. Поэтому мы, болгары, явились к тебе, брату-русичу, с просьбой: разреши нам встать под твой стяг. Поверь, мы не уроним гордой славы твоих воинов-русичей.

— Верю тебе, сотник. В Доростоле уже много таких, как ты. В нем сыщется место для тебя и твоих воинов.

— Благодарю, великий князь.

Князь Святослав проводил взглядом поскакавший к крепостным воротам болгарский отряд, повернулся к высокому седому воеводе с суровым лицом.

— Мало нас, Микула, и потому будет трудно. Однако нисколько не легче придется императору Иоанну. Пусть не обольщается, что сторону Империи принял кесарь Борис — большинство болгар будет с Русью…

В узкое стрельчатое окно крепостной башни виднелся широкий синий Дунай. Отливал под солнцем золотом песчаный противоположный берег, сливались вдалеке с линией горизонта зеленевшие степные дали. В небольшой чисто выбеленной комнате в нижнем ярусе башни стоял князь Святослав, крепкая княжеская ладонь покоилась на рукояти длинного меча. Напротив него по всей ширине комнаты замерли в молчании русские князья, воеводы, тысяцкие.

— Русичи, други-братья мои! — звучал голос великого князя. — Знаете все, зачем покликал вас, лучших мужей земли вашей.

Да, им это было известно. Не минуло еще года, как император Иоанн Цимисхий просил у Руси мира и получил его. Не все из сегодня присутствующих поверили тогда в искренность намерений императора, некоторые настаивали на продолжении похода, даже осаде и взятии Константинополя. Однако большинство участников состоявшейся той осенью воеводской Рады все-таки высказались за мир. Да и какой прок был бы в продолжении кровопролитной войны? Разве Русь сражалась с Империей из-за того, чтобы отнять у нее какую-либо часть владений? У Руси вполне достаточно собственных земель, красота и богатство которых непревзойденны. Или русичи явились на далекие Балканы, дабы превратить в своих рабов имперских подданных? Тоже нет: ценя пуще всего собственную свободу, русичи уважали также свободу других народов и племен. Воины князя Святослава пришли на братскую болгарскую землю, чтобы защитить ее от имперского нашествия, преградить путь хищной Византии на противоположный берег Дуная, на Русь. И если Империя отказывалась от притязаний на болгарские земли, подтверждала нерушимость всех ранее заключенных с Русью договоров, то к чему было лить кровь дальше?

Однако так думали и рассуждали русичи, но вовсе не ромеи. Сейчас император Цимисхий вероломно нарушил данное слово и двинулся на русичей и болгар со всей византийской армией. Сухопутные войска ромеев проследовали Железные ворота и, захватив Преславу, направились к Доростолу. Огромный флот Империи поднимался вверх по Дунаю с намерением отрезать славян от Руси.

Уже не было среди русичей воеводы Сфенкела и пяти тысяч их братьев-дружинников. Они до последнего сражались в Преславе и навсегда остались там, не запятнав славного имени русича. Отсутствовали среди доростольских дружин и еще десять тысяч русских воинов. Оставшиеся на зиму во Фракии и Македонии, менее разоренных войной, нежели окрестности Доростола и других пограничных дунайских городов-крепостей, они заранее рассчитанным маневром Иоанна Цимисхия оказались отрезанными за горными перевалами и вряд ли смогут скоро пробиться к Дунаю. Не приходилось русичам ждать помощи и с Руси: флот Империи отрежет их от родной земли раньше, чем поспеет оттуда подмога.

К ромеям переметнулся болгарский кесарь Борис с рядом своих именитых бояр и воевод. Другая часть боярской знати, запуганная или подкупленная Иоанном и Борисом, притаилась с дружинами в замках, выжидая момента, когда можно будет примкнуть к победителю. Поэтому ромеев уже сейчас насчитывалось втрое больше, нежели русичей и поднявшихся на защиту родной земли болгар, а с подходом к Доростолу византийского флота их перевес станет еще ощутимее. Вот почему непобедимый князь Святослав, всегда первым нападавший на любого врага, вынужден сегодня сам находиться в обороне.

Все это знали они, находившиеся в Доростоле вместе с великим князем, верные сподвижники и отважные участники всех его походов. Потому так сумрачны и задумчивы были мужественные лица воинов.

— На воеводскую раду собрал я вас, князей земель русских и воевод полков моих, тебя, дружина моя старшая. Два пути у нас сейчас. Первый: домой, на Русь, покуда нет еще на Дунае флота Иоанна. Другой: остаться здесь, дабы скрестить меч с Империей. Сегодня у нас есть выбор, однако завтра его уже не будет и останется только одно — биться до конца. Поэтому хочу говорить с вами, други-братья, желаю слышать ваше слово.

Князь Святослав смолк, обвел поочередно взглядом стоявших против него князей и военачальников. Остановил глаза на Микуле.

— Что молвишь, воевода? Что избрал: Днепр или Дунай?

— Княже, ты упоминал о двух путях. Но у нас лишь один, ибо русичи встречают недруга только грудью. Вот мое слово — станем на Дунае не на живот, а на смерть.