Повесть о фронтовом детстве - Семяновский Феликс Михайлович - Страница 25

Б ыло ещё рано, но мы с дядей Васей уже вовсю работали. Летом, чтобы побольше сделать, надо подниматься до солнца, а то потом, в жару, здорово устаёшь, и работа не ладится.

Пётр Иваныч приказал выкопать щель, чтобы разведчики могли укрыться в ней от бомбёжек и артиллерийских обстрелов. Место для щели дядя Вася выбрал за хатой, и сейчас я копал с одного конца, а он с другого.

Всё вышло по-моему. Ни в какое Суворовское училище я не поехал. Нас по тревоге бросили на передний край. Всю дивизию. Тут уж было не до меня. Да и капитан Чумин тоже никуда не поехал.

Мы шли ночью очень быстро. В темноте заняли оборону. Чуть свет фрицы пошли в атаку. Но наши их так встретили, что от злости фрицы взбесились. Только пехота одну атаку отобьёт, лезут во вторую, вторую отобьёт – в третью идут. К вечеру фрицы поняли, что ничего у них не получится, и стали в оборону.

Наш взвод в бою не был. Я сам слышал, как батя сказал Петру Иванычу:

«Вы своё дело сделали. За разведку снова к орденам представлю. Если бы не вы, наделала бы эта эсэсовская дивизия бед. Кто знает, где бы встречать её пришлось».

Вечером, когда бой кончился, Витя привёл нас в хату. Впереди поднималась высота, за которой был наш передний край. До него, как говорил Витя, было километра полтора. Слева неслышно текла река, а справа, за дорогой, был хутор, в котором разместился штаб полка.

Только мы устроились в хате, как разведчики стали собираться на передний край. Я хотел пойти с ними.

– А ну-ка иди сюда, Аника-воин! – сердито позвал Пётр Иваныч. – Становись, пятки – вместе, носки – врозь! Слушай внимательно. Ежели на передний край без спросу полезешь, сразу в тыл походным маршем зашагаешь! Понял?

– Понял.

– Ты – почтальон. Носи себе письма и газеты, исполняй свою службу! И чтоб анархией мне не заниматься! Марш назад!

Мы с дядей Васей остались одни. Немцы всю ночь стреляли то из пулемётов, то из миномётов. К утру стрельба кончилась, и сейчас, когда мы копали щель, было тихо.

И вдруг я услышал свист снаряда. Снаряд летел прямо на нас.

– Ложись! – крикнул дядя Вася.

Я бросился на землю вместе с ним.

Над головой так оглушительно треснуло, будто раскололась сама земля. Воздух ударил в лицо, сбросил пилотку. В чёрном дыму взлетел песок. Послышался непонятный звук: будто надо мной повис огромный рой пчёл и грозно, медленно жужжал, перед тем как наброситься на меня. Жужжание перебивали удары в стену хаты. Осколки! Это они.

Опять снаряд! Ещё! Ещё!

Я вжался в землю. Стиснул зубы.

Новый взрыв! Сейчас ещё прилетит!

Нет. Не летит… Не летит…

Я поднял голову и встретился глазами с дядей Васей.

– Жив?

Я смотрел на него и ничего не мог ответить. В ушах звенело, кружилась голова. Дядя Вася встал, стряхнул с себя землю. Я тоже поднялся. Вокруг дымились глубокие воронки. Стена хаты была заляпана горелой землёй и песком. В ней торчали осколки. Осколки валялись и на траве. Сильно пахло взрывчаткой. Стлался пороховой дым.

– Пронесло вроде, – сказал дядя Вася и вдруг спохватился: – А кони-то как?

Он побежал к сараю и вскоре вернулся довольный:

– Целы лошадки. Привыкли. Понимают, что стоять надо смирно, а не бегать под огнём.

Дядя Вася вытащил из кармана кисет, начал скручивать цигарку. У него дрожали руки. Он стал высекать огонь, но кресало никак не попадало на кремень. Дядя Вася виновато посмотрел на меня и перевёл дыхание. Наконец жгут затлел. Дядя Вася прикурил большой затяжкой. А я вдруг плюхнулся на землю и засмеялся.

Из-за высоты появились разведчики. Они торопливо шли прямо по полю. А когда увидели нас, то, точно по команде, глубоко выдохнули.

– Всё в норме? – спросил Пётр Иваныч.

– Целёхоньки, – ответил дядя Вася улыбаясь.

– Глядим, фрицы по вас лупят, лупят. Ну, думаем, сейчас врежут в избу! Как, Фёдор, страху-то набрался?

– Федюшка у нас молодцом! – ответил за меня дядя Вася.

– Правильно, – одобрил Пётр Иваныч. – Что за разведчик, который под огнём не побывал? Получай, Фёдор, солдатское образование!

Значит, дядя Вася не заметил, как я испугался?

Мы с Витей первый раз с передовой шли на почту. Я и без него дорогу нашёл бы, но Витя беспокоился за Валю.

Непривычно было идти незнакомой дорогой. Я даже подумал, что мы идём не на Валину почту, а на какую-то другую.

Мы обогнали несколько легко раненных. Они шли без санитаров, кто опирался на винтовку, кто на палку, кто бережно прижимал к груди перебинтованную руку. Значит, где-то недалеко медсанбат. К переднему краю прошли два бронебойщика. Они несли на плечах длинное противотанковое ружьё. За ними старательно прошагали в строю новобранцы. Усталые, запылённые бойцы протащили станковый пулемёт «максим».

Я запоминал дорогу и все приметы на ней. У поворота на высокой подставке я увидел распятого на кресте обугленного Иисуса Христа. Такие распятия и раньше встречались на дорогах в этих местах. «Запоминай ориентир», – учил меня Витя.

Справа показалась высота, а на ней – артиллерийская батарея. Уже хорошо были видны пушки. Но когда мы подошли поближе, я рассмотрел, что пушки сделаны из брёвен, жердей, тележных колёс.

– Ложная позиция, – объяснил Витя. – Военная хитрость. Пусть немецкие лётчики и артиллеристы бомбят и обстреливают её. Настоящие пушки целее будут.

Наконец впереди появилось село. Когда мы вошли туда, я сразу понял, что здесь были немцы: сожгли, разрушили всё, что могли, как это они в других местах делали. А если ещё узнают, что наших в селе ждут или партизанам помогают, то могли и людей всех расстрелять или сжечь.

На месте многих хат были кучи камней и брёвен. И тем, которые не совсем разбиты, тоже досталось: где отбит угол, где дыра в крыше, где стена пробита. Одна хата без крыши вся выгорела изнутри. Земля вокруг была в воронках.

Здесь, как и в тылу, вместе разместились склады, мастерские, почта.

Почта занимала самую дальнюю хату. Витя с ходу распахнул дверь, и я увидел Валю. Это была и наша прежняя Валя, и другая. На лице её не было улыбки. А движения – резкие, торопливые, точно она хотела быстрее кончить эту работу и уйти отсюда.