Око времени - Кларк Артур Чарльз - Страница 70

— Ты этого хотело, да? Ты за этим явилось сюда, Око, для этого ты разорвало на куски наш мир и наши жизни? Ты пришло, чтобы растерзать мое сердце? Почему ты не отправишь меня домой?

В такие мгновения она ощущала что-то вроде ответной реакции, смутно напоминающей отзвуки эха под куполом махины кафедрального собора, где ее жалкие крики теряли громкость и значение.

Но иногда ей казалось, что кто-то слушает ее.

И очень редко — какими бы бесстрастными ей ни представлялись эти существа — она чувствовала, что они все же могут ответить на ее мольбы.

В один прекрасный день телефон прошептал:

— Пора.

— Что «пора»?

— Я должен перейти в режим ожидания.

Она ждала этого. Память телефона содержала большой объем бесценных и невосполнимых данных — не только результатов наблюдений за Оком и запись многих событий после Разрыва. В памяти сохранилось и множество сокровищ прежнего, исчезнувшего мира — в частности, произведения бедняги Редди Киплинга. Но эти данные некуда было перегрузить, их невозможно было даже распечатать. Когда Бисеза ложилась спать, она отдавала телефон бригаде британских писарей, и они под наблюдением Абдыкадыра вручную копировали кое-какие документы, графики и карты. Это было все-таки лучше, чем ничего, но представляло собой сущий мизер в сравнении с полным объемом памяти телефона.

В общем, Бисеза договорилась с телефоном о том, что когда его аккумуляторная батарея «сядет» до определенного критического уровня, он переключится в режим ожидания. Этот режим требовал минимальных затрат энергии для сохранения данных на неопределенно долгое время — до тех пор, пока новая цивилизация на Мире не разовьется настолько, что будет способна оценить бесценные «воспоминания» телефона. — И тогда мы тебя оживим, — пообещала Бисеза телефону.

Все это было вполне логично. Но вот этот момент настал, и Бисеза медлила. В конце концов, этот телефон был ее спутником с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.

— Ты должна всего-навсего нажать на кнопочки, чтобы меня отключить, — напомнил ей телефон.

— Знаю.

Она взяла телефон в руку и, заливаясь слезами, набрала нужную комбинацию клавиш. Перед тем как нажать последнюю клавишу, она помедлила.

— Прости, — проговорил телефон.

— Ты не виноват.

— Бисеза, мне страшно.

— Не надо бояться. Если придется, я тебя замурую и оставлю для археологов.

— Я не об этом. Меня раньше никогда не отключали. Как думаешь, мне будут сниться сны?

— Не знаю, — прошептала она.

Она нажала клавишу, и экран телефона, светившийся зеленым в полумраке святилища, почернел.

39

Экспедиции

После шестимесячной вылазки в южную Индию Абдыкадыр вернулся в Вавилон.

Евмен повел его на экскурсию по возрождавшемуся городу. День выдался холодный, хотя была середина лета, судя по утверждениям вавилонских астрономов, которые упорно продолжали наблюдать за движением звезд и планет по новому небу. Дул прохладный ветер, и Абдыкадыр, поежившись, обхватил себя руками.

Он пробыл несколько месяцев вдали от Вавилона, и на него произвели большое впечатление последние перемены; горожане трудились не покладая рук. Александр поселил в Вавилоне, лишившемся значительной части населения, кое-кого из своих военачальников и ветеранов, а одного из главных полководцев назначил градоправителем, и тот делил эту должность вместе с представителем прежней вавилонской правящей верхушки. Эксперимент, судя по всему, имел положительный результат; жители города, в котором теперь македонские воины смешались с вавилонской знатью, более или менее неплохо уживались друг с другом.

Много споров было о том, как поступить с городскими районами на западном берегу Евфрата, превратившимися в руины. Для македонян это была пустошь, бросовая земля. Для людей из девятнадцатого и двадцать первого веков — ценнейшее место с точки зрения археологии, где, вероятно, позднее можно было отыскать какие-то ответы на вопрос о том, как и что происходило, когда гигантский хронологический катаклизм поделил город на две части. Очевидный для всех компромисс состоял в том, чтобы пока оставить эту часть Вавилона нетронутой. Но ниже по течению реки, неподалеку от города, воины Александра расширили русло Евфрата и превратили его в большую естественную гавань, достаточно глубокую для того, чтобы в нее могли заплывать морские корабли. Эти корабли сейчас строили из местного дерева в наспех обустроенных сухих доках. На берегу водрузили даже небольшой маяк, освещаемый масляными лампами, позади которых поставили зеркала, изготовленные из отполированных до блеска щитов.

— Потрясающе! — вырвалось у Абдыкадыра. Они стояли у парапета набережной новой гавани, по акватории которой уже сновали легкие лодки.

Евмен сказал, что Александр понимает, как важны для сплочения империи быстрый транспорт и налаженная связь.

— Царю нелегко дался этот урок, — сухо проговорил секретарь.

За пять лет он выучился, немного запинаясь, говорить по-английски. Абдыкадыр не слишком уверенно, но все же начал осваивать древнегреческий, так что теперь, время от времени сбиваясь то на один, то на другой язык, они могли обходиться без переводчиков. Евмен продолжал:

— Успешный поход Александра по Персии во многом объяснялся качеством имперских дорог. Как только мы добрались до мест на востоке, где эти дороги обрывались, пехотинцы поняли, что дальше не пройти, каковы бы ни были грандиозные планы царя. И нам пришлось остановиться. Но океан — дорога богов, и не надо труда, чтобы ее проложить.

— Все равно не верится, что вы столько всего успели за такое короткое время…

Абдыкадыру, озиравшему эту огромную строительную площадку, стало немного стыдно. Пожалуй, его не было здесь слишком долго.

Но он получил большое удовольствие от собственной экспедиции. В Индии отряд Абдыкадыра прорубил дорогу через густые джунгли. На пути им встретилось немало экзотических растений и животных — но очень мало людей. Подобные экспедиционные отряды были посланы на восток, на север, на юг, по Европе, Азии и Африке. Составление карт этого нового, интересного и богатого мира словно бы заполняло в сердце Абдыкадыра пустоту, образовавшуюся после утраты мира прежнего. Кроме того, путешествия помогали ему немного забыть о физической и психологической травмах, полученных во время сражения с монголами. Возможно, он с такой страстью погрузился в исследование внешнего мира, чтобы отвлечься от бурь, происходивших в мире внутреннем. А может быть, он просто слишком давно не занимался выполнением своих непосредственных обязанностей.

Он отвернулся от города и посмотрел на юг, где зеленые поля расчерчивала блестящая сеть оросительных каналов. Вот где велась настоящая мирная работа — выращивание будущего урожая. В конце концов, эта местность именовалась «Плодородным Полумесяцем», именно здесь зародилось организованное земледелие, и когда-то эти обработанные поля давали треть продовольствия для Персидской империи. Трудно было придумать лучшее место для возрождения земледелия. Но по полям Абдыкадыр уже прошелся и знал, что дела там идут не слишком хорошо.

— Все из-за этого несносного холода, — пожаловался Евмен. — Пусть астрономы с пеной у рта твердят, что сейчас — середина лета, но я такого лета не припомню… Да еще саранча и прочие насекомые…

Программа восстановления была и в самом деле грандиозна, пусть и разворачивалась она не слишком быстро. Задача спасти Вавилон от монголов осталась далеко позади, и в ближайшем будущем угроз с их стороны опасаться не стоило. Посланники Александра сообщали, что монголы, судя по всему, ошеломлены тем, как внезапно опустел Китай к югу от их границы. Пятьдесят миллионов человек словно испарились. Война с монголами стала большим приключением — но она только отвлекла всех от главного. Выиграв сражение, и британцы, и македоняне, и члены экипажа «Пташки» испытали нечто вроде опустошения. Всем и каждому в Вавилоне пришлось встать лицом к лицу с неприятной правдой о том, что после этого сражения никто из них не возвратится домой.