Там, где лес не растет - Семенова Мария Васильевна - Страница 69

Через озеро донеслись ослабленные расстоянием крики. Если бы седок тотчас соскользнул обратно в развилку, начавший падать короб ещё мог выпрямиться. Но испуг сомкнул руки и ноги парня в судорожной хватке, которую уже ничто не могло разорвать. Спокойное, величавое парение короба сменилось беспорядочным кувырканием, и лошади не могли ему помочь, потому что для разгона больше не было места.

Падение завершилось даже не на гребне, с которого молодой нарлак поднялся в небо. Короб рухнул гораздо ниже, почти у самого берега. За мгновение до удара тень скал погасила огненное свечение шёлка. Коренга отчётливо видел, как взлетели обломки, как летучий снаряд превратился в мятую, рваную тряпку, безжизненно повисшую на камнях…

И лишь спустя время его слуха достиг тяжелый треск, а следом прилетело эхо, отброшенное ирезейскими кручами.

Коренга всё пытался разглядеть в беспорядочном месиве тело парня, это не удавалось ему, он молился о чуде спасения жизни и смотрел, смотрел…

Эория пришла в себя первой.

– Так, – встревоженно проговорила она. – Слышишь, Коренга, давай-ка убираться отсюда! – Он поднял на неё непонимающие глаза, пребывая душой на том берегу. Эория взяла его за плечо и крепко встряхнула. – Прикинь, венн, чьё колдовство они усмотрят в том, что парень разбился?..

На сей счёт двух мнений быть не могло. Чужие люди, да иноверцы в придачу, всегда оказываются во всём виноваты.

– Кабы не вздумали задобрить нами свой Священный Огонь… – сказала Эория.

Ей показалось, что Коренга слишком медленно переступал на руках, она подхватила его и живо спустилась к воде, перепрыгивая с камня на камень.

Скоро законопаченная «душегубка» и лодочка Коренги уже рассекали мелкую волну, уходя на восток. Котловину озера быстро заливали синие сумерки, лишь на вершинах гор впереди ещё длилось пиршество солнца, но и оно постепенно сходило на нет, гасло, как мятые клочья шёлковых парусов.

ГЛАВА 65

Дымные башни

Всё же карту, которой снабдил дочку Двадцатибородый, составляли сведущие и зоркие люди. Пусть на неё не были нанесены ни восточная часть длинного ирезейского озера, ни подавно удобные перевалы в горах – Эория с Коренгой всё же нашли кое-что, могущее оказаться полезным. По крайней мере, очень любопытное. Близ южного берега было нарисовано подобие разрушенного дома. И над ним – дымок.

– Что бы это могло означать? – задумался Коренга.

Кругом не было заметно ни единого клочка зелени, за весь день у них над головами не пролетело ни одной птицы. Коренгу не оставляло ощущение, что они с сегванкой углублялись в какое-то мёртвое царство. Или, может, приветливые долины лишь укрывались от взгляда и на самом деле эти места не были уж такими негодными для жилья?..

– Да всё, что угодно, – отозвалась из «душегубки» Эория. – Скажем, кто-то, побывавший здесь раньше прочих, увидел пожар и сделал пометку. А потом карту раз за разом перерисовывали, не очень задумываясь, что к чему.

Воительница гребла по-прежнему стоя, перенося единственное весло с одного борта на другой. Коренга всё раздумывал, почему она не гребёт обычным способом, двумя вёслами и сидя спиной вперёд, как на «косатке», пока не сообразил, что в таком случае ей приходилось бы без конца его ждать. Его-то маленький гребок был предназначен для переправы через озерко или речушку, а вовсе не для многовёрстных плаваний вроде теперешнего. Он сказал:

– Или кто-то услышал легенду о древнем Фойреге, сожжённом палящими тучами, но не понял, что город лежит похороненный под Огненными увалами…

Неуклюжая «душегубка» плавно и легко скользила вперёд, словно радуясь, что хоть под конец своих дней оказалась в настоящих руках. Эория усмехнулась.

– А может, кто-то нечаянно посадил на карту пятно, а его потом приняли за пометку. Мне и такое доводилось встречать, венн. След птичьего помёта, замаравшего лист, толковали как гору или пролив и дивились, когда их не оказывалось на месте!

– Сколько ты всего видела… – в который раз позавидовал Коренга.

Эория пожала плечами.

– Может, и видела, – сказала она. – Ты бы тоже увидел, если бы родился на корабле. Ты другое видел и знаешь… Я тебе хоть слово поперёк говорила, когда ты в лесу тропу находил? Или налима выманивал на свет от костра?..

Ирезейцы за ними не погнались. Или хотели погнаться, но сомкнувшаяся ночь усугубила их нелюбовь к воде, и они предпочли вернуться домой?.. Похоже, Коренге не суждено было это узнать, да он и не особо стремился. Ему вполне хватало того, что ни утром, ни на другой день никакой погони за ними не обнаружилось.

– Мы не расспросили ирезейцев о виллах, – спохватился он погодя. – Кто сказал, что это озеро приведёт нас к местам, которые они посещают?

Эория засмеялась зло и весело, почти как на площади, когда собиралась омочить свой нож бешеной кровью.

– Никто не сказал! – подтвердила она, и Коренга расхохотался с ней вместе, как будто она сказала нечто очень смешное.

Было жутко и вместе с тем почему-то весело идти в неизвестность, отнюдь не сулившую доброго исхода.

В точности как когда-то давно, глупым мальчишкой, с той самой горки на саночках. Ведь понимал же, что вряд ли благополучно съедет и остановится на речном льду, не раскровив носа и ни единой косточки себе не сломав, – а всё равно оттолкнулся руками. И ещё смеялся в полёте…

– Сдаётся мне, с виллами они на самом деле большой дружбы не водят, – вновь принимаясь грести, сказала Эория.

Коренга нутром ощутил её правоту, но навскидку объяснить для себя не сумел и спросил:

– Почему ты так думаешь?

Улыбка Эории растеряла последние крохи веселья.

– А потому же, венн, почему многие калеки так не любят здоровых. Короба ирезейцев тяжеловесны и неуклюжи, они только и ждут, как бы рухнуть на камни, а виллы – воистину Крылатый народ, они летают на симуранах, живущих одной волей со всадниками, и только слепой не поймёт разницы. Вот почему!

Мимо проплывали скалистые берега, сложенные пластами разноцветного камня, от почти белого до чёрного, от буро-красного до зеленоватого. Эти пласты лежали где ровно, где круто падали в воду, ни дать ни взять сломанные и вздыбленные неведомой силой, да так и застывшие. Гоня вперёд лодочку, Коренга невольно задумывался, что же за битва Богов могла так исковеркать земные слои… И вдруг его осенило.

Он даже перестал грести, так велико было постигшее его понимание.

– Я понял, – сообщил он Эории.

Сегванка выпрямилась в лодке, с весла падали капли в спокойную воду, попахивавшую тухлым яйцом.

– Что понял, венн?

– Помнишь старую дорогу? Которая из ниоткуда в никуда пролегла? – принялся торопливо и сбивчиво объяснять Коренга. – Её под конец ещё вроде как разорвало и сдвинуло?.. Помнишь, там скалы были, точно ошмётки каменной пены?.. Их не с юга бросало, как я сначала подумал. Они отсюда, с гор, прилетали, пока здесь всё кипело. А потом просто кусок земли откололо… Ну, как льдину на Светыни весной… Откололо и повернуло, и этот кусок так до сих пор и стоит…

Воительница с сомнением пожевала губами.

– На островах Меорэ мы видели, как трескается земля, распираемая подземным огнём, но даже там не происходило подобного… – Подумала и добавила: – Зол ты врать, венн. Льдины на реке… Выдумаешь тоже.

Коренга запальчиво возразил:

– Если бы подняться на коробе и посмотреть на равнину, ты увидела бы, что я прав!

Сказал и осёкся, сообразив: подними Эорию на коробе, она бы только море и высматривала вдали.

Сегванка долго молчала, потом отозвалась:

– Вот заберёмся на какой-нибудь перевал, оттуда поглядим.

Как же досадовал Коренга, что высокие перевалы были ещё далеко, а взлететь к тучам на коробе вроде ирезейских ему так и не довелось! Вот бы прямо сейчас послать в небо Торона – и его глазами обозреть необъятно распахнувшийся мир!.. Хозяйка Судеб продолжала казнить Коренгу мечтой о полёте, его, лишённого даже дара хождения. Да попутно ещё разводила со всяким, способным дать маломальское наставление или совет… Вот и нарлакский парень, который мог одним словом подтвердить или опровергнуть осенившее его понимание, воссел к Священному Огню вместе с душами своих предков, не расспросишь его теперь. И даже Торон, не выучившийся летать, – даже он за что-то жестоко терпел, хотя был, как и его хозяин, виновен лишь в том, что появился на свет. Коренга тщетно гнал от себя мысль о перебитой кости, которая вполне могла не срастись. Или срастись криво, так что крыло никогда не наберёт даже своей прежней силы, не позволит Торону хоть ради забавы подпрыгивать на два-три шага с разбегу, – так и останется торчать кривым мёртвым сучком…