Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 66

– Обидел кто? – спросил он вроде спокойно. Но никому из кондарцев и жителей ближней округи не захотелось бы, чтобы УЛОЙХО, отвечая, произнес его имя.

– Да что ты, что ты, – улыбаясь, замахал руками горбун. – Никто не обидел. Тут просто... Виону, ты понимаешь, страхи замучили. Как родила, так все разговоры – придут да убьют. Вот я и подумал... Выручишь, побратим?

Когда-то давно семилетнему сыну всесильного Сонмора случилось вступиться на улице за своего ровесника, увечного сироту. И такой гордостью наполнили его благодарные слезы беспомощного малыша (да еще и помноженные на отцовскую похвалу), так понравилось чувствовать себя лютым защитником слабого, что наследник Ночного Кониса тут же и объявил сверстникам: кто, мол, не так взглянет на его брата, тот пускай сразу себе могилу копает. «Смотри, не разбрасывайся побратимством», – заметил ему отец. «А я и не разбрасываюсь», – упрямо ответил сын. С тех пор прошло двадцать зим, один из названных братьев готовился воспринять огромную власть, другой нажил достаток трудом и искусством, сделался прославленным ювелиром. Дружили они, однако, совершенно попрежнему.

– Виона, говоришь, – пробормотал Кей-Сонмор, вытягиваясь на подушках, точно сытый обленившийся тигр. Вскипевшая было кровь нехотя успокаивалась. – Да она у тебя после родов, небось, еще не прочухалась! Бывает с бабами, говорят.

Что до него самого, предшественники будущего Ночного Кониса поколениями не водили законных семей. Не подобает бродячему вору, смелому грабителю богатеев, связывать себя семьей и имуществом. Раньше это относилось ко всем членам Сонморова братства, ныне старинную заповедь блюли только вожаки. Отец Ауты был чуть ли не первый, кто обзавелся собственным домом, но мать его так и не надела свадебного кольца. И сам Кей-Сонмор не собирался дарить кольцо ни одной из девчонок, домогавшихся его внимания. А вот УЛОЙХО женился. Да как!.. Увидел на невольничьем торгу девушку немыслимой красоты. Ахнул. И не сходя с места вывалил за нее целое состояние золотыми монетами. И тут же, по обычаю проведя рабыню кругом святого костра, при свидетелях назвал ее законной женой, тем самым подарив и свободу. Тут уж ахнули все, кто знал мастера, а не знали его только некоторые заезжие. Со временем ахи поулеглись, но кто мог предположить, что дивная красавица ответит калеке УЛОЙХО такой же пылкой любовью? Да еще ровно через девять месяцев подарит ему крепенького, здорового сына?..

...Доверенные между тем вовсю потешались, называя имена и одного за другим отвергая людей, почему-либо не годившихся охранять жену мастера. Этот всем вроде хорош, да выпить горазд, а как выпьет... Тот тоже неплох, да на рожу таков, что при виде него у Вионы кабы молоко не пропало... А еще третий, наоборот, куда как смазлив и падок на женскую красоту. Дело ли, чтобы этакий-то проказник день-деньской состоял при ювелировой бабе?..

Луга слушал болтовню и сперва усмехался удачным шуткам, потом перестал. Грех не повеселиться, если есть мало-мальский к тому повод, однако Младший отлично знал:

коли уж его приятель на ночь глядя выбрался из дому и потащился в гости, значит, в самом деле встревожен. И ожидает от него помощи, не насмешек. Доверенные уже вспоминали каких-то девок, стрелявших и дравшихся не хуже парней (смех смехом, но вот кого, в самом деле, приставить бы к молодой хозяйке в подружки!), когда Кей-Сонмор перебил:

– У батюшки испросить бы совета.

Мысль о девках казалась ему в самом деле неглупой. Он только не мог избавиться от ощущения, будто упускает нечто важное. И притом сулящее немалую выгоду.

Один из доверенных сразу встал и скрылся за обтрепанным ковром, заменявшим дверь. От многолетнего сидения за кропотливой работой УЛОЙХО был близорук, но знал, что ковер был обтрепанный, ибо много раз видел его вплотную. У себя в доме он завесил бы двери внутренних покоев чем получше, ну да под чужим кровом хозяина не учи. Сонмор повелевал оружными людьми и распоряжался сокровищами, но в домашней жизни обычай предписывал ему достойную скромность. Старинная мудрость недаром гласила, что сытый сокол не полетит на добычу. В роскоши пусть купаются те, кому на роду написано бояться Сонмора.

Стену комнаты украшал лишь один по-настоящему драгоценый предмет. Небольшая каменная мозаика, изображавшая знаменитую кондарскую крепость под клубящимися тучами, пронзенными одним-единственным солнечным лучом. Луч символизировал самого первого Сонмора, спасшего город. По краю картины была выложена веревка, связанная в петлю и разорванная посередине. Из-за слабости зрения УЛОЙХО не мог рассмотреть подробности мозаики, но в том и не нуждался. Это была его собственная работа, некогда подаренная хозяину дома. Он знал, что Сонмор ею очень гордился.

Мастер ждал, что сейчас их позовут предстать перед Ночным Конисом, как обычно бывало, когда люди приходили за помощью и советом. Он ошибся. Сонмор, сопровождаемый смуглолицым телохранителем, вышел к ним сам. Горбун невольно оробел и хотел было подняться, но старик замахал на него рукой – сиди, сиди, мол, – и сам опустился на ковер рядом с сыном. Телохранитель Икташ, он же правая рука, побратим и первый советник по воинскому делу, скромно поместился у него за спиной.

Если бы Волкодав мог сейчас видеть этого лучшего во всем Кондаре бойца, он, наверное, подметил бы, насколько тот отличался от себя вчерашнего. Вчера возле «Зубатки» из-за его плеча глядела смерть, и люди чувствовали это за сотню шагов. Сейчас никакой угрозы не было и в помине. Просто вежливый, спокойный, улыбчивый, не очень молодой человек...

Сонмор же был действительно стар. Сухопарый, морщинистый, с редкими седыми волосами до плеч, он выглядел Луге не отцом, а скорее дедом. Он зачал красавца сына уже пожилым человеком, что, вероятно, оказалось только во благо наследнику. Умудренный жизнью отец порою умеет дать сыну больше, чем молодой, сам едва оторвавшийся от соски.

УЛОЙХО изложил ему свою просьбу. Луга и доверенные, уже слышавшие рассказ ювелира, почтительно внимали. Дослушав, Сонмор прищурился и подпер кулаком подбородок, и тут за спиной у него тихо шевельнулся Икташ. Сонмор, не один десяток лет проведший бок о бок с верным помощником, сейчас же слегка отклонился назад и чуть повернул голову, не скашивая глаз. Икташ что-то произнес шепотом, еле слышно. Не потому, что у них с Сонмором имелись какие-то тайны от УЛОЙХО и тем более от Луты с доверенными. Просто Икташ был скромным советником и не посягал на власть и влияние, тем более не метил в преемники. Если ему и случалось подать мудрому Сонмору какую-то дельную мысль, незачем было выставлять это напоказ. Мало ли о чем он шепнул ему на ухо. Может быть, вообще о чем-то не относившемся к делу!

Как бы то ни было, Ночной Конис довольно долго молчал, пристально глядя на сына.

– Не получилось ли, батюшка, что мы с тобой об одном и том же?.. – наконец сказал ему Луга. Сонмор улыбнулся:

– А я уж испугался, ты у меня так и останешься Младшим...

Если вельхи со стародавних пор с подозрением относились к верховой езде, почитая ее уделом труса, который, бесславно потеряв колесницу, бежит с поля сражения, то у нарлаков еще с кочевых времен обстояло ровно наоборот. Чтобы усадить знатного нарлакского воина на повозку, его требовалось сначала связать. Или изранить уже так, чтобы не держался в седле.

Мастер УЛОЙХО знатным воином не был. И вряд ли кто осудил бы калеку, появись он на улице в тележке, толкаемой широкоплечим слугой. Тем не менее, когда Луга явился за ним, как и обещал, на другой день пополудни, слуга вывел горбуну кроткого серого ослика. Мастер с кряхтением забрался в седло, недоумевая про себя, почему это его приглашали к облюбованному Сонморами охраннику, а не наоборот. Луга сам взял ослика под уздцы и повел со двора. За калиткой ждала свита: Кей– Сонмор мало кого боялся, просто так уж приличествовало молодому вождю. Шел среди прочих и Тормар, неудачливый охранник из «Сегванской зубатки». Он держался позади, стараясь не очень лезть на глаза, и вместо безрукавки с нашитыми кольчужными клочьями одет был в простую рубаху.