Межконтинентальный узел - Семенов Юлиан Семенович - Страница 61

— Как долго происходит оформление договора на сотрудничество?

Кузанни повторил:

— Я ни разу к ним не обращался… Предпочитаю работать соло. Кстати, не германский Вальраф это начал, а я, американец, когда дрался за освобождение вашей Анджелы Дэвис.

— Вашей, — мягко поправил Степанов. — Не нашей, а именно вашей Анджелы… Тебя несколько занесло, Юджин.

— Еще бы не занести! Я должен лететь на свои деньги, а они у меня, между прочим, считанные! Должен нанимать детектива, а это дорого! И потом, я не знаю, во имя чего я вхожу в предприятие и что оно собой представляет… Ты говоришь — «преступление»… Какое? Браухич из фликовского концерна дает очередную взятку людям из партии вице-канцлера Геншера? Это не моя тема. Наркоманы принимают коллективную клятву сжечь весь героин? Не поверю. Имеет отношение к моей работе… Крадут нашу ракету? Угоняют за «железный занавес» новый Ф-13?

— Не знаю, — повторил Степанов. — Я сказал тебе условия. С меня взяли слово, что это в тебе умрет. И я такое слово дал. Если ты не входишь в предприятие, забудь о нашем разговоре.

Через час они вылетели из Женевы…

…Когда принесли завтрак и стюардесса спросила пассажиров, кто и что будет пить — пиво, вино, соки, — Кузанни ответил:

— Стакан холодной воды.

Степанов снова посмотрел на него: «Что с ним случилось за то время, что меня не было? Осунулся, глаза запали, какие-то потухшие, больные, безжизненные…»

— Что-нибудь произошло, Юджин? — спросил Степанов.

— Нет, ровным счетом ничего, — ответил тот, но не удержал вздоха; он был судорожным, какой-то спазм, а не вздох.

— Я ни в чем не могу тебе быть полезным?

— Нет, Дим. Спасибо, — ответил Кузанни, тяжело, превозмогающе усмехнулся. — Впрочем, можешь: пожалуйста, впредь никогда не давай советов, связанных с моей личной жизнью.

— Плохие новости от Стивена?

Кузанни поковырял вилкой холодную закуску; есть ничего не стал, полез за сигаретами.

— Слушай, — спросил он, — у тебя есть какие-нибудь сенсационные материалы о мафии?

— Черт его знает… Я же путешествовал по Сицилии восемь лет назад… Но крутить клубок надо с Нью-Йорка и кокаиновых плантаций в Парагвае… Потом уже возникнет Сицилия…

— У тебя никогда не появлялось желания, — задумчиво спросил Кузанни, — застраховаться на миллион долларов, войти в клетку к льву и провести с ним день? Отчего-то я убежден, что он не бросится… Если зверь сыт, он не кидается на человека, ему лень…

Нажав кнопку в кресле, Кузанни откинул спинку и отвернулся к иллюминатору.

— Я попробую поспать, ладно? — тихо сказал он. — Нигде так хорошо не спится, как в самолете. А ты придвинься поближе… Хочу чувствовать рядом с собою спину.

Степанов вздохнул:

— Заметь, с развитием научно-технической революции функции попа, которому исповедовались, перешли к врачу… Ему рассказывают про себя все, без утайки. Человек обладает знанием, которое может тебе помочь…

— К чему ты об этом?

— Не знаю… Просто пришло на ум, вот и сказал…

— Ладно, — усмехнулся Кузанни, — когда вернусь домой, непременно схожу к невропатологу, ты ж меня на это толкаешь…

Бюро частного детектива Ганса Прошке помещалось неподалеку от отеля «Берлин», в новом жилом массиве, на втором этаже.

Его помощник, молодой и несколько экзальтированный человек (Степанову это очень не понравилось; Кузанни отмахнулся, шепнув: «Не обращай внимания, мир полон психов»), провел гостей в небольшой холл:

— Шеф сейчас выйдет, располагайтесь, пожалуйста.

На низком столике, вокруг которого стояли три мягких кресла темно-малинового цвета, лежали журналы «Полицист», «Ассосиэйшн фор лоу», «Детектив»; западноберлинские газеты, подшивка «Интернэшнл геральд трибюн» и «Шпигель».

В Женеве, после того как Степанов назвал Кузанни приблизительную дату и район предстоящих событий, тот за час перед вылетом заехал к частному детективу Рене Сежо: «Он сотрудничал со мной против нацистов, которые базировались в швейцарской Асконе в последние месяцы войны; честный парень, во всяком случае, лично я ему верю безусловно». Он и назвал имя Прошке. «Только имейте в виду, господа, — заметил он, переводя взгляд со Степанова на Кузанни, — Западный Берлин — особый город, со своим статутом, у них существует ряд ограничений, неизвестных нам. Частные детективы там, например, не имеют права на хранение оружия; тем не менее Прошке — крепкий человек, новая волна, никаких связей с прошлым».

…Прошке оказался полной противоположностью своему помощнику: громадный, неряшливо одетый, медлительный в движениях, он производил впечатление абсолютной флегмы; похож на бездомного художника или музыканта из дешевенького ресторанчика в привокзальном районе.

— Да, Рене мне звонил, очень рад знакомству, фабулу он изложил весьма туманно, рассказывайте подробно, я весь внимание.

— Возможно, это будет связано с операцией разведслужбы, — сказал Кузанни и поинтересовался: — У вас американский акцент, жили в Штатах?

— Да, я там учился.

— Где?

— У Збигнева Бжезинского, в Нью-Йоркском университете, факультет права… Про Бжезинского шутка, я не славист, но его семинар посещал, мужик с головой.

— Этого не отнимешь, — согласился Кузанни. — Думать умеет…

— Что вы вкладываете в понятие «разведслужба»? — спросил Прошке. — Кстати, должен предупредить, что наш разговор записывается…

— Кем? — спросил Кузанни.

— Моим помощником, Францем… Здесь так принято, ничего не попишешь… Я должен иметь оправдательные документы перед прокуратурой, если произойдет скол.

— Тогда я бы предпочел говорить в баре, — сказал Кузанни.

— В каком?

— В вашем доме, рядом с итальянским рестораном «Ля бока».

Прошке усмехнулся:

— Там тоже записывают. Только не Франц, а дяди из полиции, что значительно хуже. Пошли, — Прошке поднялся, — погуляем, если вы считаете, что дело столь щепетильное…

Они вышли на улицу; жара спала, от канала тянуло прохладой, из-за того, что листья деревьев были покрыты слоем пыли, они казались нарисованными каким-то неореалистом — отточенность правды, приближающаяся к фотографии.

— Кстати, я дорогой детектив, — сказал Прошке. — Имейте это в виду. Особенно когда дело касается работы против организации. Одна страховка в таком предприятии стоит не менее тысячи марок.

— Я понимаю, — кивнул Кузанни. — Сначала я объясню, что меня будет интересовать, а потом вы назовете цену.

— Хорошо. Давайте, я слушаю…

— Сегодня вечером…

Прошке остановился, резко обернулся к Кузанни:

— Что значит «сегодня вечером»? Сейчас одиннадцать часов, вечер вот-вот наступит, к делу нужно подготовиться…

— Я закончу, ладно? — Кузанни полез за сигаретами. — Сегодня вечером по ту сторону зональной границы должно произойти нечто. Так, во всяком случае, считает мой друг. — Он кивнул на Степанова. — Кстати, он русский, вас это не смущает?

— Красный? — спросил Прошке.

— Да, — ответил Степанов.

— Профессия?

— Литератор.

Прошке усмехнулся:

— А чин в службе?

Кузанни вздохнул:

— Генерал. Можно продолжать? Или то, что я не считал возможным скрыть, имея в виду гражданство моего коллеги, как-то повлияет на ваше решение?

— Договаривайте, мистер Кузанни. Я должен понять, чего от меня хотят. Прежде всего условия задачи, решение потом. Если бы вы попросили выследить вашу любовницу, которая спит с приятелем, пока вы зарабатываете деньги, я бы сразу назвал цену: выгодная работа, никакого риска… Вы же говорите об операции некоей разведслужбы… Это другое дело. Я жизнелюб, понимаете ли, бо-ольшой жизнелюб…

— Так вот, — продолжил Кузанни, — в условия задачи входит следующее: вы должны быть вооружены…

— В городе запрещено хранение ору…

Кузанни перебил его:

— Что вы такой быстрый, а? Дослушайте. Я прекрасно знаю, что вы живете под оккупационным статутом… Вы вооружайтесь телекамерой и делайте съемку лиц, которые будут наблюдать в бинокли за событием, которое должно произойти в ГДР. Также сфотографируйте номер машины, на которой эти люди подъедут к зональной границе. Меня сие очень и очень интересует…