Школа двойников - Баконина Марианна Станиславовна - Страница 60

Наконец явилась Лидочка, которую Светлана Владимировна уже начала ругать предвыборной маркитанткой, увязавшейся за президентским штабным обозом.

– Нет, это невозможно, они все какие-то странные и глупые. – Лидочка бросила сумочку в гостевое кресло и расстегнула куртку из красного искусственного меха. Куртка не имела никакого отношения к борьбе «зеленых» за гуманное отношение к братьям меньшим, просто Лидочка любила все яркое и броское. – Ну объясни, как можно писать о всякой дури! – Она по-балетному всплеснула руками и грузно плюхнулась рядом с сумочкой.

– Что невозможно? – Лизавета повернулась к раскинувшейся на диване, словно примадонна, журналистке и приготовилась долго и безуспешно растолковывать не любящей «всякую дурь» акулке пера, что профессия, которую она выбрала, предполагает умение писать обо всем, что происходит, – об утратах и свершениях, о подвигах и подлостях, о преступлениях и о научных открытиях, в том числе и о «дури». Но Лидочка не дала ей и рта раскрыть.

– Нет, ты сама посуди, приезжаем к этому… к варягу… – Варягом в телевизионных кругах называли того кандидата, который, не пройдя в Думу, решил в отместку стать президентом. – Там у него пресс-секретарь, шустрый такой, тут же ко мне подбегает и сует кассету: «Здесь программное заявление нашего кандидата, вы должны дать!» – Обычно медленно говорящая Лидочка очень правдоподобно изобразила скороговорку пресс-чиновника. – На самом деле я ему ничего не должна. К тому же нам вообще запретили включать агитацию в программу. – Лидочка сложила губы трубочкой, как для поцелуя, и чертыхнулась: – Черт побери, почему они нас всех за обслуживающий персонал держат?

Но и на этот вопрос Лизавета не успела ответить, Лидочка опять погрузилась в воспоминания о дне минувшем:

– Они заявили, что их шансы на победу – самые предпочтительные… Интересно, кто это их предпочитает? А потом этот… Радостный… он вообще какую-то чушь лепетал. – Словечко «лепетал», явно не из Лидочкиного словаря, свидетельствовало, что она не без пользы путешествовала от штаба к штабу. – Он мне сказал, что продвигают своего кандидата, как товар, и работают по законам рынка. Так прямо и заявил.

Лизавета поняла, что девушка принципиально не читает газет, перенасыщенных спорами о том, насколько правомерно продавать политика, как маргарин или жвачку в красивой упаковке, и с элементами лотереи. Ведь, в сущности, политики и их предвыборные обещания очень напоминают лотерею – купил политика и надеешься: авось да выполнит, что обещал. Есть и выигравшие.

Советовать что-либо было явно лишним, Лизавета ограничилась банальным:

– Так обо всем этом и напиши. А что по картинке?

– По картинке все нормально. Этот Радостный, с чубчиком, весь худой и скользкий. – Лидочка всегда отличалась чисто детской наблюдательностью и непосредственностью. – А говорит, как Портос: «Мы победим, потому что мы победим».

– Так и пиши… – Лизавета не выдержала и рассмеялась.

– И про Портоса можно?

– Можно, почему нет!

– Ладно, тогда у меня получится минутки две.

Лидочка встала, запахнула куртку, взяла сумочку и поплыла в сторону двери.

Лизавета хотела было попросить юную деву поторопиться – до вечернего эфира всего час, но воздержалась, просьба могла ее травмировать, тогда сюжета и к ночному эфиру не дождешься.

В дверях Лидочка нос к носу столкнулась с Маневичем.

– Привет! Я у тебя хотела спросить…

Саша, неизменно трепетно относящийся к дамам, Лидочку тем не менее недолюбливал. С его точки зрения, плавную, округлую, склонную к созерцательности деву следовало как можно скорее выдать замуж, а не мучить всякими съемками и репортажами. «Пусть сидит у мужа на диване, как болонка, а не в нашей монтажной. Его жизнь она способна украсить, нашу – только осложняет». Эта тирада Маневича дошла до Лидочкиных ушей. Она страшно обиделась и с тех пор все время твердила о сексизме Маневича, о том, что репортер дискриминирует ее по половому признаку и что в Америке за свой сексизм он вылетел бы с работы. «Я ее не дискриминирую, а спасаю по половому признаку! – возмущался Маневич. – В Америке, если бы ее не взяли замуж, она умерла бы с голоду. Там не бывает телерепортеров, которые один минутный сюжет монтируют по полтора часа, доводя видеоинженеров до болезни Паркинсона».

– У тебя на вопрос ровно три секунды. Я тороплюсь. – Саша попытался протиснуться в двери мимо Лидочки, но был схвачен за ворот куртки.

– Постой, это ты снимал охранное агентство «Буцефал»?

– Ну, я… Только давно, год назад… А в чем дело?

– Ничего, просто там штаб этого Зеленцова, который тоже в президенты… Он тебя вспоминал…

– А-а-а… Ты об этом хотела спросить?

– Нет, о другом. А о чем – забыла, – простодушно призналась Лидочка.

– Когда вспомнишь, заходи! – Саша все-таки проник в Лизаветин кабинет и даже умудрился закрыть дверь. – Пойдем… Мне надо кое-что тебе показать!

Лизавета немедленно сделала строгое лицо.

– Не могу. До эфира всего ничего, а у меня два комментария не готовы.

– Глупости! До эфира час, а ты пишешь комментарий за пять минут. Идем. Это действительно важно.

– Объясни, в чем дело!

– Не могу. Ты должна сама увидеть. Кажется, я понял, кто и почему отравил Савву.

– Мы же договорились: об отравлениях, слежке и прочих… чудесах, – Лизавета чуть не сказала «глупостях», – говорим, только если я не занята на эфире.

– Да помню, помню я. Ты просто посмотри. А говорить будем потом, после…

Лизавета поняла, что легче пойти и посмотреть, чем спорить с настырным коллегой, который час назад отобрал у нее кассеты, снятые Саввой в школе телохранителей.

Вчера они долго крутили всевозможные версии, но толком ничего не придумали. Саша отправился домой со словами «утро вечера мудреней».

Утром Лизавета, спешившая на работу, наотрез отказалась снова идти к Савве и к избитому политическому психологу. Так что Саша отправился в вояж по больницам в одиночестве. А вечером появился и изъял Саввины кассеты.

– Вот, только смотри очень внимательно… – Саша усадил Лизавету в смотровом закутке и защелкал кнопками – монитор, плейер, динамик.

На экране возникло лицо хозяина школы телохранителей «Роланд», решительное и высокомерное.

«…Да, сейчас многие криминальные, преступные группировки прикрываются лицензиями на охранную и детективную деятельность. Это осложняет работу тех, кто стремится работать честно. Но ведь отравиться можно и лекарством! Это же не означает, что следует позакрывать фармацевтические фабрики. Пена может появится на любом, самом благородном деле!»

Андрей Викторович самодовольно усмехнулся. Его немедленно перебил журналист. Послышался голос Саввы:

«Это, конечно, так. Но, по данным лицензионного комитета мэрии и регионального управления по борьбе с организованной преступностью, почти восемьдесят процентов сыскных и охранных фирм – это просто-напросто банды… Если бы четыре пятых аптек торговали наркотиками, проще было бы закрыть аптеки!»

Хозяин школы ответил жестко:

«Милиция тоже занимается предоставлением охранных услуг. Разве вы никогда не слышали о милицейской „крыше“? Так, может, они просто хотят устранить конкурентов? Я согласен, что лицензии следует выдавать очень осторожно, что необходим жесточайший контроль за деятельностью таких фирм и бюро, но запретить! Нонсенс! Особенно теперь. В России продолжаются реформы, появляется все больше богатых людей, которые нуждаются в наших услугах. Запретить легальный охранный бизнес – значит загнать его в подполье. Это и сработает на руку преступникам!»

Андрей Викторович говорил сладко, гладко и чересчур пафосно. Лизавета посмотрела на часы и сказала:

– Я знаю, что Савва готовил спецрепортаж о частных детективных агентствах. И представляю круг проблем, которые он собирался затронуть. Мы даже вместе ходили в эту школу с глумливым названием «Роланд».

– Смотри. – Саша чуть не силком заставил Лизавету посмотреть на экран.