Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения - Лермонтов Михаил Юрьевич - Страница 132

132

Изменить размер шрифта:

Он был дитя, когда в тесовый гроб

Его родную с пеньем уложили.

Он помнил, что над нею черный поп

Читал большую книгу, что кадили,

И прочее… и что, закрыв весь лоб

Большим платком, отец стоял в молчанье.

И что когда последнее лобзанье

Ему велели матери отдать,

То стал он громко плакать и кричать,

И что отец, немного с ним поспоря,

Велел его посечь… (конечно, с горя).

Он не имел ни брата, ни сестры,

И тайных мук его никто не ведал.

До времени отвыкнув от игры,

Он жадному сомненью сердце предал

И, презрев детства милые дары,

Он начал думать, строить мир воздушный

И в нем терялся мыслию послушной.

Таков средь океана островок:

Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;

Ладьи к нему с гостями не пристанут,

Цветы на нем от зноя все увянут…

Он был рожден под гибельной звездой,

С желаньями безбрежными, как вечность.

Они так часто спорили с душой

И отравили лучших дней беспечность.

Они летали над его главой,

Как царская корона; но без власти

Венец казался бременем, и страсти,

Впервые пробудись, живым огнем

Прожгли алтарь свой, не найдя кругом

Достойной жертвы, – и в пустыне света

На дружний зов не встретил он ответа.

О, если б мог он, как бесплотный дух,

В вечерний час сливаться с облаками,

Склонять к волнам кипучим жадный слух,

И долго упиваться их речами,

И обнимать их перси, как супруг!

В глуши степей дышать со всей природой

Одним дыханьем, жить ее свободой!

О, если б мог он, в молнию одет,

Одним ударом весь разрушить свет!..

(Но, к счастию для вас, читатель милый,

Он не был одарен подобной силой.)

Я не берусь вполне, как психолог,

Характер Саши выставить наружу

И вскрыть его, как с труфлями пирог.

Скорей судей молчаньем я принужу

К решению… Пусть суд их будет строг!

Пусть журналист всеведущий хлопочет,

Зачем тот плачет, а другой хохочет!..

Пусть скажет он, что бесом одержим

Был Саша, – я и тут согласен с ним,

Хотя, божусь, приятель мой, повеса,

Взбесил бы иногда любого беса.

Его учитель чистый был француз,

Marquis de Tess.[288] Педант полузабавный,

Имел он длинный нос и тонкий вкус.

И потому брал деньги преисправно.

Покорный раб губернских дам и муз,

Он сочинял сонеты, хоть порою

По часу бился с рифмою одною;

Но каламбуров полный лексикон,

Как талисман, носил в карманах он

И, быв уверен в дамской благодати,

Не размышлял, что кстати, что некстати.

Его отец богатый был маркиз,

Но жертвой стал народного волненья:

На фонаре однажды он повис,

Как было в моде, вместо украшенья.

Приятель наш, парижский Адонис,

Оставив прах родителя судьбине,

Не поклонился гордой гильотине:

Он молча проклял вольность и народ,

И натощак отправился в поход,

И, наконец, едва живой от муки,

Пришел в Россию поощрять науки.

И Саша мой любил его рассказ

Про сборища народные, про шумный

Напор страстей и про последний час

Венчанного страдальца… Над безумной

Парижскою толпою много раз

Носилося его воображенье:

Там слышал он святых голов паденье,

Меж тем как нищих буйный миллион

Кричал, смеясь: «Да здравствует закон!» —

И, в недостатке хлеба или злата,

Просил одной лишь крови у Марата.

Там видел он высокий эшафот;

Прелестная на звучные ступени

Всходила женщина… Следы забот,

Следы живых, но тайных угрызений

Виднелись на лице ее. Народ

Рукоплескал… Вот кудри золотые

Посыпались на плечи молодые;

Вот голова, носившая венец,

Склонилася на плаху… О, творец!

Одумайтесь! Еще момент, злодеи!..

И голова оторвана от шеи…

И кровь с тех пор рекою потекла,

И загремела жадная секира…

И ты, поэт, высокого чела

Не уберег! Твоя живая лира

Напрасно по вселенной разнесла

Все, все, что ты считал своей душою, —

Слова, мечты с надеждой и тоскою…

Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,

Не отомстив, и творческую грудь

Ни стих язвительный, ни смех холодный

Не посетил – и ты погиб бесплодно…

И Франция упала за тобой

К ногам убийц бездушных и ничтожных.

Никто не смел возвысить голос свой;

Из мрака мыслей гибельных и ложных

Никто не вышел с твердою душой, —

Меж тем как втайне взор Наполеона

Уж зрел ступени будущего трона…

Я в этом тоне мог бы продолжать,

Но истина – не в моде, а писать

О том, что было двести раз в газетах,

Смешно, тем боле об таких предметах.

вернуться

288

Маркиз де Тесе (фр.).