Искатель. 2013. Выпуск №9 - Саканский Сергей Юрьевич - Страница 24

Гриша уже спал, храпел, растянувшись на кровати. Бутылка стояла пустая. Ульяна прибрала все, помыла посуду, разделась и легла рядом с мужем. Все пройдет.

А через неделю пришла беда. Вечером Ульяне плохо стало. Живот схватило, закрутило, в глазах потемнело. Чуть не упала. Гриша переполошился, за врачихой сбегал. Та в «скорую» позвонила, и Ульяну увезли. В больнице сказали — выкидыш у нее, ребенка потеряла. Свет померк для Ульяны, что она Грише скажет? Ниточка оборвалась. Тонкая ниточка, что их связывала в последнее время, оборвалась. Может, смолчать? Пока. А там, глядишь, снова забеременеет. Но и тут провидение вмешалось. Гриша в больницу сам приехал, с врачом поговорить, тот ему все и сказал. А отчего, плечами пожал — бывает…

В палате Гриша Ульяну за руку взял, теребит:

— Как же так, Уля?

Ульяна отворачивается, чтобы слезы сдержать.

— Сама не знаю…

— Ну, ничего, — Гриша по руке ее похлопал, — еще будет.

Ульяна улыбается, целует мужа.

— Конечно, будет. Не сомневайся даже. Дома залюблю до смерти. И не думай отвертеться.

— И не думаю. — Гриша улыбается через силу, а глаза печальные, как у больной коровы. — Выздоравливай.

— Через два дня дома буду.

— Я приеду, заберу. Ну, а сейчас я пойду.

— Иди. — Ульяна подбежала к окну, посмотреть, как муж уходит.

Зинка на соседней кровати заворочалась, завздыхала. Сама она уже третий аборт делает, а дома трое детишек ждут, мал мала меньше.

— Что это ты, девонька, раскисла совсем? Подумаешь, выкидыш! У тебя и срок-то небольшой совсем. Там еще и человечка нет, слизь одна. Успеете еще наделать, ты вон молодая какая, здоровая.

Напряжение последних дней вдруг отпустило Ульяну, и она неожиданно даже для себя расплакалась.

— О! Она и плакать вздумала! Прекращай сейчас же! А то мужу пожалуюсь! — Зинка шутливо погрозила Ульяне пальцем.

Ульяна, стыдясь своей накатившей слабости, утерла слезы.

— Вот и правильно, чего реветь? Я вон сама от них избавляюсь. На кой леший они мне? Тех, что есть, девать некуда. — И добавила без всякой связи: — Ваня мой сейчас придет, апельсинов принесет.

Ваня, муж Зинки, был маленьким тщедушным мужичонкой. Но веселым и добродушным. Всю палату апельсинами потчевал, анекдоты рассказывал, над которыми и смеялся громче всех. С женой у них мир да лад, это с первого взгляда видно было. Когда он уходить собирался, Зинка с ним в коридор выходила, они там обнимались, хихикали тихонько. Не поймет Ульяна, за что Зинке такое счастье? И не красавица, и умницей не назовешь, а поди ты, за мужем — как за каменной стеной. Сколько лет живут, а все не налюбуются друг на друга. Нет, чего-то в этой жизни Ульяна совсем не понимает. Зачем тогда Бог людям красоту дает, если не для счастья? Она всегда думала, что красота — это выигрышный билет, приз, а оказывается — нет. Никому-то ее красота теперь не нужна. Да и ей нужна ли? Большой вопрос. Она задумчиво почистила апельсин и начала есть, отделяя дольку за долькой. Вошла Зинка.

— Проводила своего. Говорю, не приходи, домой завтра, а он прется. Упрямый, как баран.

— Любит тебя, наверное. Видеть хочет.

— Да уж и любит. — Зинка улыбается, довольная. — А твой что такой смурной? Поругались?

— Да так. Все как-то наперекосяк пошло. И ребенок этот. Думала, настоящая семья будет, да не повезло. Грехи за мной, видно, тянутся.

— Ой! Посмотрите на нее! Грехи! Да откуда грехи в твои-то годы? И когда только успела нагрешить столько?

— Да кто его знает. Иному и сто грехов простится, а иной и за ничтожный грех ответ держит. Да такой, что и унести не в силах.

— Это правда, — Зинка погрустнела. — Ноты не бери в голову. Без трудностей и жизнь не жизнь. Я по первой знаешь сколько горя хлебнула, лучше и не спрашивать! Отец умер, мать болела. Весь дом на мне, и огород. Работала с утра до ночи как проклятая. У меня две сестры и два брата, все младшие, вот и приходилось поднимать. Мать потом тоже померла, мы одни остались. Мне двадцать было, одному брату восемнадцать, он тоже работать пошел, немного легче стало. Ничего, справились. Сейчас уже все подросли, работают, разъехались. А в ту пору я Ваню встретила, он прикипел ко мне, не оторвать. Помог сильно. Как Бог его мне послал. Младший наш болел сильно, лекарства нужны были, море. Ваня доставал и на море нас возил. Брат поправился, а мы поженились. С тех пор и живем.

— Счастливая ты, Зина. — Ульяна вздохнула. — А у нас сразу все — и дом, и достаток. Живи, радуйся, но…

— Что «но, что «но», от жира вы, молодежь, беситесь, смотрю я на вас. Все есть, а они ходят как в воду опущенные, будто обделенные чем. Чудно!

— Действительно, будто обделенные… Вкусные апельсины, сладкие, — добавила Ульяна без всякого перехода.

Заглянула медсестра, прервав беседу.

— Пора, девочки, уколы делать. Открываем ягодички! — Она выпустила из шприца фонтанчик и вонзила его в плоть. — Вот и хорошо! Полежим так. — Прижала вату к месту прокола.

Сестра ушла, но говорить больше не хотелось. Ульяна отвернулась к стене, закрыла глаза. Все пройдет. У каждого свой крест.

Гриша забрал Ульяну, как и обещал. До дома ехали молча, трясясь в рейсовом автобусе.

Хоть Ульяны не было всего три дня, а запустение уже начинало ощущаться. Посуда немытая, грязь. Ульяна засучила рукава и начала убираться. Негоже как в берлоге жить.

Гриша отмалчивался. Тихим стал, будто замороженным. Спать с Ульяной ложился, как по приказу. Или по обязанности. Дело свое сделает, отвернется к стене и спит. Ульяне порой кажется, что положи она вместо себя резиновую куклу, он и не заметит. А в последнее время, как тепло стало, повадился каждый день на реку ходить. Сядет на берегу с удочкой, сидит. У него клюет, а он и не видит. Всматривается в воду, всматривается, будто ищет там чего. Потом бутылочку стал с собой прихватывать. Посидит, выпьет и домой идет, спать. А утром на работу. Иногда и полусловом с Ульяной не обмолвится. Вроде она как шкаф или полено какое. С кошкой даже иной раз поиграет, на руки возьмет, потискает, пошепчет ей что-то на ухо. А Ульяна даже такого внимания не удостаивается. Чурка, да и только. Ульяна мужа растормошить пытается, он только глянет пустыми глазами — и отворачивается.

В начале июня, когда вода уже достаточно прогрелась, пошли вечером купаться вместе. Гриша плавать наотрез отказался, сел на мостки, ноги в воду опустил и смотрит вдаль. Ульяна пошутить решила, уплыла подальше, нырнула и под водой подплыла к мосткам, Гришу за ногу ухватила. От неожиданности тот в воду свалился и с головой ушел. Ульяна испугалась, подхватила его снизу, наверх толкает. Он вынырнул, воздух ртом хватает, глаза безумные, губы трясутся. Увидел Ульяну, оттолкнул от себя, из воды выбрался и домой побежал. Поняла Ульяна, что шутка глупая была, но зачем так пугаться-то? Она же не чудовище, не водяной. Вышла из воды и тоже домой пошла. Гриша на завалинке сидит, курит.

— Гриш, ты чего? Испугался? Я же пошутила, глупенький. Подумаешь, за ногу схватила. Мы в детстве так всегда играли. — Ульяна присела рядом.

Рука у Гриши слегка дрожит.

— Так, почудилось просто, вот и испугался.

— А что почудилось?

— Да глупости, нервы расшатались. Совсем ни к черту. Вот всякая нечисть и видится. Прямо как тогда…

— Это когда «тогда»?

— Да никогда. Что-то ты чересчур любопытная стала. Давно. Случай со мной был в детстве.

— Расскажи.

— Нечего рассказывать. Пошел купаться, нырнул, и русалка привиделась. Испугался до смерти, долго потом в воду заходить боялся. Пацаны смеялись, а мне не до смеха было.

— Ну, так то ж в детстве. Начитался сказок, поди, россказней бабкиных наслушался… про леших да русалок. Глупости это все.

— Может быть, и глупости.

— Такты что, всерьез веришь, что здесь русалки водятся? Смех, да и только!

— Да не верю я ни во что! — Гриша докурил сигарету. — Пошли в дом, холодно уже.