Любовь на фоне беспредела (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик" - Страница 2

Тот день, который намертво въелся мне в память, случился не далее как позавчера. Я, как обычно, отправилась снимать – людей, что окружили площадь, на которой остановились танки, саму технику, военных.

Никогда не знаешь, что попадет в объектив, поэтому я старалась охватить как можно большую площадь – побольше лиц, повышая шанс на стоящий материал. И я забыла уже, что события всегда развиваются стремительно, молниеносно. А стоило бы помнить.

На улице было по-летнему тепло. Солнце светило будь здоров, хоть только недавно прошел дождь. Из кабины танка вылез солдат в пятнистом камуфляже, то ли покурить, то ли подышать, но его появление вызвало волнение толпы. Люди еще не привыкли к демонстрации силы – не поняли, что все это происходит по-настоящему.

Солдат появился с автоматом на груди, держа палец на спусковом крючке. Я уже знала эту стойку – она есть у всех военных: руки на оружии, плечи напряжены, готов к действию.

Следом из кабины выбрался еще один – как брат близнец первого: в глазах та же пустота, лицо словно высечено из камня – неподвижное, холодное.

Какие молодые, практически ровесники, успела подумать я, когда внимание сместилось на другого человека. Стоящий неподалеку от меня пожилой мужчина решительно двинулся к солдатам. В руках он держал синий кожаный поводок – с которого несколько минут назад спустил щенка овчарки – толстого и лопоухого, веселого собачонка.

- Ребята, - громко обратился мужчина, привлекая внимание толпы, - Вы зачем здесь? Посмотрите, у нас сегодня нет никакого оружия, мы просто хотим стабильного будущего своим детям и внукам! И чтоб оно было, необходимо перестать дрожать и поднять задницу с дивана! Хватит уже безучастно наблюдать за тем, как воруют наши деньги и издают бестолковые законы – сколько можно? Поднимемся с колен! – последние слова он проревел белугой и обернулся к людям.

Собравшиеся – около пятидесяти, поддержали активиста бурными возгласами.

- Для чего вас прислали – затыкать нам рты? – продолжил речь мужчина, следом поднял руки, повел ими, обводя окрестности. Ремень, зажатый в ладони, медленно качнулся.

- Два шага назад, - бесстрастно ответил один из солдат.

Мужчина шагнул навстречу, словно пытаясь расслышать ответ, и не веря, возмущенно стукнул поводком себя по ноге. В толпе зароптали. Таймер на камере отсчитывал секунды.

- Да вы просто продажные шлюхи, затыкающие нам рты грубой силой, – вошел в раж пенсионер и гневно шагнул еще ближе.

Неясно, что он намеревался сделать – потрясти кулаком перед носом у военных или отхлестать их поводком, но ничего сделать он не успел.

Дальше все произошло очень быстро. Как и всегда – в одночасье, бесповоротно и от того кощунственно страшно.

Молчавший ранее солдат вдруг поднял автомат и выстрелил собачнику прямо в грудь.

Кто-то громко закричал, следом завопила женщина – тонко, на одной протяжной ноте. Рядом оглушительно громко матерились. Начался хаос. Раздался еще один точечный выстрел, люди отчаянно закричали, я увидела взмахнувшую ладонь, и женщина в цветастой юбке упала на влажный от недавнего дождя асфальт. Разрывающий барабанные перепонки ор на высокой ноте резко прекратился.

Люди падали на землю, зажимали голову руками, кто-то плакал, кто-то онемел от шока.

Я стояла за толстым стволом липы и после выстрелов просто опустилась на землю, выключила камеру, обняла колени руками, силясь унять в ногах дрожь.

Солдаты попрыгали в танки. Это стало понятно позже, когда техника с шумом тронулась и поехала к зданию городского совета.

Я с трудом поднялась, сделала пару шагов и увидела ее - женщина лежала на спине, раскинув руки в стороны. Юбка некрасиво задралась, обнажив молочно-белые ноги выше колен. Прямо в центре лба у нее была дырка. Из-под головы на асфальт текла густая кровь вперемежку с чем-то грязно серым.

Меня вырвало ей под ноги.

Через минуту снова вернулись звуки. Кто-то рядом отчаянно ругался, кто-то звонил – вызывал скорую, шум стоял невообразимый: крики, стоны. Людей охватила паника. Один из мужчин больно схватил меня за руку и оттащил от убитой. Другой снял с себя футболку и закрыл ей лицо. Через несколько минут приехала неотложка, трупы погрузили в машину на покрывалах, что скинули жильцы с третьего этажа стоящей рядом многоэтажки. За всем этим я наблюдала со стороны – безучастно, как из-под толщи воды.

Ноги дрожали, стучали зубы. Руки тряслись как у пьяницы, и кажется, стал дергаться левый глаз. Я хотела подальше уйти от площади. Остаться одной хоть на минуту. Отдышаться. Прийти в себя.

Слезы текли сплошным потоком, из-за них я не видела дороги, но на все было плевать. Когда видишь смерть так близко, больше ничто не может напугать до тех пор, пока не схлынет адреналин.

Я села на какую-то лавочку в чужом дворе, закрыла лицо руками и позволила себе разрыдаться. Тревога и стресс, накопившиеся за последние месяцы, нашли выход наружу. Кто-то сел рядом, гладил по вздрагивающим плечам, а я непозволительно беспечно плакала и не могла взять себя в руки.

В душе разгоралась дикая ненависть. Такое огромное и жгучее чувство, что становилось тесно. Мне было мало сердца, мало души – ненависть затопила все.

Я вытерла слезы ладошками, безжалостно растирая тушь по щекам, и вслепую обняла успокаивающего меня человека. Я так и не поняла кто это был и какого пола. Встала, на ходу вызвала такси – машина осталась где-то там - сил вести не было совершенно.

Вечером в новостях показали краткий репортаж посвященный нашему городу, следом выступил с комментариями министр внутренних дел. По его словам, вооруженные активисты атаковали военных, одного из которых пытались ранить. Об убитых ни слова. Помню, что швырнула в телевизор чайной ложкой, промахнулась, и со злостью его выключила.

Какого черта – хотелось заорать мне. Нельзя давать права стрелять в людей, как бы не правы они ни были!

Следующий день проспала. Потом эмоции отступили, но ничего не забылось. Я вообще редко, что забываю, а такое – тем более.

И вот, я шагаю по туманной аллее, зябко дергаю плечами и пытаюсь на время забыть о политике. Но черта с два. В город прибыло большее подкрепление от национальной гвардии. Власти открывают полномасштабную войну. Против нас. Просто за то, что мы не хотим очередную суку в президенты.

Смеркалось. Тьма окончательно поглотила улицу. Я, наконец-то, дошла до гаража, завела мотор и поехала в город.

Источники сообщали, что провокации будут возле городского совета. И как им не быть, когда происходит такое.

Военные оцепили совет и теперь стояли с оружием наперевес. После недавних событий люди боялись массовых сборищ, поэтому активистов было мало. Кто с плакатами «Даешь честного президента», кто с пустыми руками, народ стоял в десяти шагах от солдат.

Я включила камеру, покружила вокруг, потом поставила на паузу. Отошла купить воды, а когда вернулась… Активистов не осталось. Я успела заметить, как рыжеволосого парнишку сурово настроенные дяди заталкивают в хищного вида микроавтобус. Машин было несколько – все у обочины. Тонированные, мощные. Спустя секунду они тронулись.

И я осталась один на один с военными.

Это напоминало немую сцену. Окруженный покрышками и баррикадами городской совет, что оцепили гвардейцы, и – я. Одна среди враждебно настроенных, вооруженных людей.

Было темно, но мне казалось, что они зло смотрят из-под своих касок, что судорожно поглаживают спусковые крючки на автоматах. Ненавидят просто за то, что я – не с ними. Что я – коренной житель города, следовательно – могу быть против.

То ли темнота сделала атмосферу такой мифической, но действительность казалась мне нереальной, будто кино смотришь. Я никогда не считала себя натурой впечатлительной, и можно было бы хмыкнуть, сказать себе, что меньше нужно читать глупостей, но ощущения: дрожь по спине, мурашки по рукам, не давали так просто отмахнуться. Глубокий вечер, клубящийся у ног туман, давящая тишина обычно шумного проспекта, удаляющиеся габаритные огни машин с похищенными демонстрантами, и десяток вооруженных людей в метре от меня – все это напугало меня до икоты.