Великие некроманты и обыкновенные чародеи - Автор неизвестен - Страница 19

— Кто ты такой? И откуда явился?

На что солдат, нисколько не смутившись, отвечал ему так:

— Я валлон, солдат и мерзавец. Сюда я пришел потому, что меня послали. А послали меня потому, что наняли. А наняли меня потому, что никто, кроме меня, на такое не осмелится. Но то, что надлежит мне сделать, не сделано. А надлежит мне убить тебя. Теперь ты знаешь, зачем я пришел.

Подивился брат Бэкон решимости солдата и спрашивает:

— А кто же тебя нанял совершить убийство? Тот так же смело отвечал:

— Вандермаст, немецкий чародей.

Тогда брат Бэкон его спросил, какую религию он исповедует.

— Ту же, что и многие другие, — молвил солдат. — Главные ее принципы таковы: ходить в кабак с таким же усердием, что и в церковь, воздерживаться от зла, пока не представится случай, и делать добро против воли. На что Бэкон заметил:

— Хорошее занятие для дьявола. А в ад ты веришь?

— Нет, не верю, — отвечал ему солдат.

— Ну что ж, тогда смотри, — молвил монах и в ту же секунду призвал дух Юлиана Отступника, все тело которого пылало, покрытое ранами, такими громадными, что солдат от страха чуть ума не лишился. А Бэкон повелел духу говорить, кем он был при жизни и за что претерпевает мучения.

Тот заговорил:

— Был я во время оно римским императором. Некоторые полагают, будто в величии счастье. Но мое счастье заключалось не в империи, и, сумей я его сохранить, я был бы и теперь счастлив. Лучше было бы мне потерять империю, чем счастье. Я был христианином, и в этом состояло мое счастье. Но себялюбие и гордость заставили меня от него отказаться. За это и терплю я пытки вечные. Такие же испытания приуготовляются на том свете и для прочих неверующих, подобных мне. — И с этими словами дух исчез.

Все это время солдат трясся и потел так, будто пытали его самого. Потом упал он перед братом Бэконом на колени и стал молить наставить его на путь истинный, которого он никогда не знал раньше. Брат Бэкон, пообещав, что впредь солдат будет обходиться без его помощи, дал ему требуемое наставление, а также снабдил деньгами и отправил воевать в Святую землю, где воин вскоре и погиб.

Был у монаха Бэкона сосед, старый скряга, который давал в рост деньги и обладал огромным богатством, но никогда не помогал бедным, хотя брат Бэкон и намекал ему не однажды, что хорошо бы заняться благотворительностью, пока жив. Видя, что намеки не помогают, сделал брат Бэкон волшебный горшок, который, если на него поглядеть, казался полным золота. Взял он этот горшок и пошел с ним к старому ростовщику. Пришел и говорит:

— Скопил я за свою жизнь немало золота, да боюсь, украдут его у меня, коли прознают, ибо негоже человеку моего звания иметь такие богатства. Не согласишься ли ты принять у меня это золото на хранение, а взамен выдать мне сто фунтов, которые составят едва ли шестую часть всего сокровища.

Ростовщик очень обрадовался, услышав такие речи, и сказал, что охотно золото возьмет и сохранит его как свое собственное. Монах, обрадованный согласием скряги, принес горшок. При виде его ростовщик даже засмеялся от удовольствия, ибо про себя уже решил, что все золото будет его. Хотел он надуть простодушного монаха, да сам попался.

— Смотри, вот золото, — говорит ему монах, — дай мне теперь же сто фунтов и оставь горшок у себя до тех пор, пока я не верну долг.

Ростовщик отвечал:

— С большой охотой.

Тут же отсчитал он ему сто фунтов, которые Бэкон принял, выдав владельцу расписку, и пошел своей дорогой. Эти деньга брат Бэкон раздал бедным ученым и другим нуждавшимся людям с просьбой молиться о спасении души старого Собирателя Добра (таково было прозвание старого ростовщика), что они и делали, а встречая его на улице, благодарили и хвалили вслух, чему он немало удивлялся, ибо знал, что ничем не заслужил таких похвал. Наконец пришел старый Собиратель Добра взглянуть на горшок с золотом, но не нашел в нем ничего, кроме земли. При виде этого он едва не умер с горя, и только мысль об остальных богатствах, которые он должен будет покинуть, остановила его. Собрался он с духом, пришел к брату Бэкону и стал жаловаться, что тот его обманул самым бессовестным образом и что теперь он подаст на монаха в суд, если, конечно, тот не заплатит ему за убытки. На что брат Бэкон отвечал, что и не думал его обманывать, а всего лишь выступил в роли рачительного управляющего в пользу бедных, о чем ростовщик, слыша их похвалы и благодарность, непременно должен знать. Суда же, сказал Бэкон, он ничуть не боится, так что пусть ростовщик бежит заявлять хоть сейчас. Собиратель Добра, видя, что брата Бэкона ничем не запугать, пошел восвояси и решил, что отныне сам будет своим управляющим.

Случилось однажды Майлзу отправиться по какому-то делу миль за шесть от дома, и такая там была приятная компания, что уходить не хотелось, и в ту ночь смог он проделать не более половины обратного пути. Чтобы сэкономить на ночлеге, решил он зайти в один дом, хозяин которого был знакомым Бэкона. Но, явившись туда, он узнал, что хозяина нет дома, а жена его не хотела впускать в дом незнакомца. Майлз, видя такой холодный прием, пожалел, что ее побеспокоил; в то же время идти в другое место он не хотел и уговорил-таки хозяйку позволить ему переночевать. Женщина утверждала, что, будь ее муж дома, она бы с радостью пустила любого нуждавшегося в ночлеге, но поскольку муж ее отсутствует, то не годится ей впускать в дом первого встречного, чтобы дурные слухи не пошли.

— Напрасно ты меня боишься, — уговаривал ее Майлз, — ибо у меня и в мыслях нет подвергать твое целомудрие испытанию. Запри меня в любой комнате, где есть кровать, и до следующего утра меня даже не услышишь.

Женщина, боясь, что муж может и рассердиться, если она откажет кому-либо из его друзей в столь ничтожной просьбе, согласилась. Майлз, довольный, тут же улегся в постель, а хозяйка заперла комнату на ключ.

Недолго пролежал он в постели, как вдруг услышал звук отворявшейся двери. Он поднялся, заглянул в щель в перегородке и увидел входившего в комнату старика. Гость поставил корзинку, которую держал в руках, на стол и поцеловал хозяйку так смачно, что у Майлза потекли слюнки. После этого открыл он корзинку и вытащил оттуда жареного каплуна, хлеб и бутылку старого доброго вина. Все это он отдал хозяйке с такими словами:

— Душенька, услышав, что мужа твоего нет сегодня в городе, подумал я, что неплохо было бы навестить тебя. Как видишь, пришел я не с пустыми руками, а с угощением, чтобы было с чем весело провести время. Стели же скатерку, милая, попируем — и в постельку.

Женщина его сердечно поблагодарила и сделала, как он велел. Только сели они за стол, как вдруг стук в дверь: муж вернулся. Женщина, услышав стук, испугалась, не зная, что делать со своим престарелым любовником. Но, теребя завязки своего передника, скоро нашла способ (как это обычно бывает с женщинами) выпутаться из ситуации. Любовника она засунула под кровать, каплуна и хлеб спрятала под кадку, бутылку с вином — за сундук, сама же открыла дверь, нежно поцеловала мужа и спросила, отчего он так рано вернулся. Он ответил, что забыл дома деньги, но наутро снова отправится в путь. Майлз, который все видел и слышал, умирая от желания отведать каплуна, окликнул хозяина. Тот спросил у жены: — Кто это?

Та ответила, что это его знакомый, который попросил пустить его переночевать. Муж велел ей отворить дверь, что она и сделала, и Майлз вышел наружу. Хозяин дома, увидев Майлза, радушно его приветствовал и попросил жену собрать им чего-нибудь на стол. Женщина ответила, что никакой готовой еды в доме нет, но, если они поберегут свой аппетит до утра, соберет она им отличный завтрак.