Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич - Страница 84

Мир не пришел внезапно, не свалился будто снег на голову. О нем думали, его ждали, к нему готовились. В победе, в окончательном и бесповоротном разгроме фашизма никто не сомневался.

И все же, когда гигантская военная машина, вобравшая многие миллионы людей и невообразимое количество различной техники, остановилась, кое-кто на первых порах растерялся, ощутил себя выбитым из колеи. Привычного дела, каким на долгие годы стал ратный труд, больше не было. Пушки смолкли. И надо было перестраиваться на мирный лад.

Сам я, честно говоря, проблем тут особых не видел. Рассуждал просто: война кончилась, но армия осталась. И, как командир, считал основной своей задачей сохранять на нужном уровне боеспособность частей.

Забот в этом смысле хватало с избытком. Причем самых прозаических.

Начать хотя бы с горючего. С одной стороны, его — хоть залейся. С другой — нечем заправить баки самолетов. Парадокс заключался в том, что высокооктановый бензин, на котором летали наши «яки», оказался вдруг в остром дефиците. А с низким октановым числом, которого хоть пруд пруди, не годился. Предстояло срочно искать выход из положения.

На совещании инженерно-технического состава, которое мы провели у себя в штабе, мнения специалистов резко разделились. Вопрос на повестке дня стоял, по существу, один: как и что надо сделать, чтобы двигатели смогли работать на низкосортном бензине? Кое-кто принял это предложение в штыки. Авиационный мотор, дескать, рассчитан на определенный вид горючего, и пытаться в кустарных условиях вносить изменения в его конструкцию просто смешно.

Скептики ожидаемой поддержки не нашли. А через несколько дней инженер Сурков доложил, что ему с группой техников удалось кое-чего добиться. Во всяком случае контрольный мотор после переделки уже опробован на земле: работает нормально, не перегревается.

— Так в чем же дело? — спросил я.

— Да тяга чуток подсела, товарищ генерал. Все ж таки у новой горючки не те калории…

— И как велик твой «чуток»?

— Расчеты показали: в пределах шести-семи процентов.

— Чего же тогда пугаешь! — отлегло у меня на сердце. — Для учебно-боевой подготовки скоростей вполне хватит. Нам же теперь не за «мессерами» гоняться!

— А за «спитфайрами»? — ухмыляясь напомнил Сурков.

Хаукер «Тайфун» и «спитфайры» были в те дни еще одной лишней заботой. И надо сказать, весьма неприятной.

Аэродром Кладов, где базировалась английская авиационная часть, находился по соседству с нашим аэродромом Дальгов, и тамошние летчики взяли за обыкновение навязывать нашим «якам», так сказать, учебно-воздушные бои. Только поднимется кто-нибудь с аэродрома, как англичанин уже тут как тут — норовит пристроиться в хвост. Наши, понятно, в долгу не оставались. А зеваки толпятся на обоих аэродромах, задрав головы к небу, переживают: кто, дескать, кого… Дело на первый взгляд вроде бы безобидное. Но если вдуматься, мало ли чем обернуться могло: самолеты-то боевые, истребители, а летчики, да еще фронтовики, народ горячий, не ровен час — и ЧП готово! Командование, во всяком случае, смотрело на такие забавы косо и не раз предупреждало, что помимо всего могут быть провокации. Пришлось мне собрать командиров, чтоб внушили людям: не ввязываться ни при каких обстоятельствах в учебные бои с английскими летчиками. Пусть, мол, крутятся вокруг тебя сколько хотят, а ты делай свое дело и — ноль внимания.

— Своих-то мы предупредили, а вот союзникам, видать, на это начхать. Чуть что, по-прежнему за свое, — заметил как бы вскользь Сурков и, сделав вид, будто посчитал вопрос закрытым, спросил: — Каковы будут дальнейшие распоряжения, товарищ генерал?

— Распоряжение одно: ставьте опробованный мотор на самолет. Кто-нибудь из летчиков поопытнее налетает на нем часов пятьдесят — шестьдесят. А для контроля нужен такой же налет с немодернизированным мотором на прежнем горючем. Сравним, и, если все окажется, как задумали, буду докладывать командарму Руденко.

Я был убежден, что дело пойдет. Но одной уверенности мало, нужны факты. Их-то и предстояло как можно быстрее добыть. Впрочем, подгонять никого не пришлось. Летчики наперебой просились на самолет с доработанным двигателем; пришлось чуть ли не очередь устанавливать. Летали, меняя друг друга, все светлое время — с рассвета до сумерек. Но только над аэродромом. Чтобы, если что случится, если, скажем, заклинит двигатель, осуществлять вынужденную посадку в максимально благоприятных условиях.

Но все пока шло нормально. «Як» исправно сжигал низкосортное горючее, нанизывая один за другим в небе бессчетные круги.

А мне тем временем предстояло решать очередную, не менее неотложную задачу.

Ломать голову было над чем. Учебно-боевая подготовка включает, само собой понятно, стрельбы по мишеням. А где их взять? Во время войны недостатка в них не было: любой вражеский самолет для летчика-истребителя естественная цель. Причем такая, что требовала всего без остатка мастерства и искусства. Иначе сам станешь для врага мишенью. Теперь же стрельбы велись с прохладцей. И немудрено. Стреляли по матерчатым конусам, которые тащили за собой на тросах тихоходы По-2. Или, того хуже, по недвижным наземным макетам. Где уж тут вчерашнему фронтовику высечь из себя искру вдохновения?! А без душевного горения, без увлеченности подлинного летного мастерства нет. Одно ремесленничество.

Я и сейчас считаю и тогда считал: профессия летчика — профессия творческая. А раз так, то и относиться ко всему, что с ней связано, следует соответственно. И прежде всего требовалось позаботиться о подходящих мишенях. Давняя мысль о том, что характер учебно-боевой подготовки должен максимально приближаться к реальным боевым условиям, оказалась и теперь как нельзя более кстати. Только вот как ее воплотить в жизнь?

Пробовали искать старые полигоны фашистской люфтваффе. Не нашли. Зато отыскали карьеры заброшенных торфяных разработок. Возникла идея поднять в одном конце под узкоколейкой насыпь, создать уклон и гонять вагонетки — чем не подвижная мишень? Даже мотовоз разыскали, чтобы вагонетки на обратном пути в гору таскать.