Работа над ошибками (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 44

И так, я отправилась с приглашениями по друзьям и знакомым. Домой зашла чуть ли не в последнюю очередь.

Дверь открыл Никита. Обрадовался. Но радость его была недолгой. Взял протянутую мной открытку, развернул, прочел. Изумленно посмотрел.

— Ты с ума сошла!

— Придешь? — я постаралась не дать ему углубиться в тему.

Он недовольно пожал плечами. Мрачнел прямо на глазах. Потом все-таки утвердительно кивнул.

— Конечно, приду. Куда я денусь?

Мы помолчали, испытывая неловкость. Я не могла так просто уйти. И, одновременно, не знала, что сказать. Никита спохватился первым.

— Слушай, а Иван знает?

— О чем?

Он замялся, покраснел.

— Ну… о ребенке? О том, что ты замуж выходишь?

Может, и к лучшему Никита завел этот разговор. Надо раз и навсегда разложить все по полочкам.

— О свадьбе — пока нет. Но непременно узнает. О ребенке… Для всех это ребенок Широкова. Для Ивана — в первую очередь.

Никита сделал приглашающий жест, посторонился — пропустить меня в квартиру.

— Зайди домой-то. И поговорим.

Я упрямо стояла на лестнице. Ничего не говорила. Не шевельнулась даже. Брат вздохнул, принимая мой выбор. Продолжил:

— Я полагаю, вам с Иваном надо объясниться. Он не откажется от своего ребенка. Он не такой человек.

— Мы уже объяснились. Раз и навсегда. И мне вовсе не хочется женить на себе Ивана под дулом пистолета.

— Но ведь ты его любишь?! — Никита выговорил это очень неуверенно. То ли робкий вопрос, то ли несмелое утверждение. И с надеждой ждал. Я в тот момент остро почувствовала, какой у меня замечательный брат, как сильно он за меня волнуется.

— Допустим.

— Что «допустим»?

— Допустим, люблю. Но это только мои проблемы. И ничьи больше. И предупреждаю, если ты хоть слово скажешь Ивану, ты мне больше не брат.

Жестоко было говорить Никите такие слова. Нечестно. Но по-другому нельзя. Иначе он тут же побежит к своему дружку, стараясь решить мои проблемы. Впрочем, я уже готовилась принести извинение за свой тон. Но тут из глубины квартиры послышался голос отца:

— Никита! Кто там? Скажи гостям, чтобы зашли! И дверь закрой! Дует!

С отцом встречаться не было никакого желания. Еще меньше хотелось видеть мать. Потому я быстренько попрощалась и, прыгая через ступеньку, помчалась по лестнице вниз. Никита кричал мне вслед, чтобы я не скакала, берегла себя.

Эта встреча была все-таки приятной. А еще предстояло зайти к Лукиным. Лидуся оказалась последней, к кому я шла с приглашением. Не потому, что я не хотела ее видеть. Напротив, собиралась просить Лидусю быть свидетельницей. Просто оттягивала время. Боялась. Боялась откровенного разговора с подругой. Боялась столкнуться с Иваном. У меня все внутри дрожало, пока я поднималась к ним по лестнице. Колени противно ослабели. Но вспомнила свою «молитву», пересилила себя. Смело позвонила. Отчаянно надеялась, что Ивана нет дома. Ведь может же мне повезти? Пусть бы он шлялся где-нибудь.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Иван собственной персоной. У него был усталый, замотанный вид. Под глазами залегли тени. Колечки волос у лба и на висках казались слипшимися.

Он немного растерялся. Не ожидал. Сказал почти мирно:

— Привет. Зачем пришла?

— Лида дома?

— Нет ее. Они с матерью поехали в центр. Лидке сережки покупать.

Он успел прийти в себя. Прислонился плечом к дверному косяку, будто расположился надолго. Скрестил руки на груди. Приготовился к чему-то? Я вовсе не собиралась торчать перед его глазами больше трех минут. Протянула ему открытку.

— Тогда передай ей вот это. И скажи, что я еще буду звонить сегодня вечером.

Сделала слабое движение рукой на прощание. И пошла. Боковым зрением видела: Иван полюбопытничал, сунул нос в открытку. Почти сразу же позвал:

— Катерина Алексеевна!

Я остановилась. Повернула голову и посмотрела на него вопросительно.

— Значит, замуж выходишь? Ну, поздравляю… Так торопишься за Широкова, чтобы мне насолить?

Для меня наступил самый трудный, самый ответственный момент, когда нельзя было допустить ни малейшей фальши. Набрала побольше воздуха в легкие. Постаралась быть простой и спокойной.

— В общем, нет. Просто нас время поджимает.

— Что значит «поджимает»?

— Мы с Генашей ребенка ждем.

— Что?

— Ребенок у нас будет.

Я незаметно перевела дух. Уф! Сказала. Я и хотела сама ему сказать. Не думала, что такая возможность появится. И все же мне это было нужно. А то услышит от кого-нибудь и начнет думать, чей ребенок? Может, Широкова. А, может, его, Ивана? Ну, а раз сама сказала, значит, и думать нечего. Все знают — я не люблю врать. Да-а-а… Вот только легче мне от этого не стало. Наоборот, словно свинцовая тяжесть легла на грудь, не давала дышать. Вот он, Рубикон. Перейден. И назад пути уже не будет. Иван это еще только начинал осознавать. Все его мысли читались по лицу так же ясно, как если бы он их высказал.

— Ты врешь!

Он пока не верил. Не хотел верить. Стоял беспомощный. Но уже накатывала на его лицо злоба, ярость какая-то.

— Зачем мне врать? — я равнодушно пожала плечами. Сейчас уже можно было не кривить душой, говорить чистую правду.

— Вот рожу, тогда и увидишь.

И пошла, пошла побыстрее вниз. Если бы могла в тот момент бежать, бежала бы. Да ноги не слушались. Страшно было оглянуться, увидеть глаза Ивана. Горько и больно было осознавать, что он потерян для меня навсегда. Я сама, своими руками построила стену, которую он не смог да и не захотел бы преодолевать.

Всю ту ночь пролежала без сна. Смотрела на высокий потолок, по которому сполохами пробегали отсветы фар изредка проезжающих по Сретенке автомобилей. Мучительно переживала потерю. Будущая жизнь представлялась скучной, пустой, утомительной. Без Ивана я не могла ощущать себя самой собой. Без Ивана меня просто не было…

Все последующие дни ходила разбитая. Не плакала, нет. Ведь обещала себе никогда больше не плакать из-за Ивана. Слово держала. Но… была заторможенная какая-то. До меня все доходило с небольшим опозданием. Хорошо, что Генаша списывал это на беременность.

Саму свадьбу почти не запомнила. Справляли ее в том же пресловутом «Дачном». На первом этаже. Так подешевле.

Гостей получилось немного. И веселья тоже. Правда родители мои пожаловали-таки. Никита мне потом растолковал. Они были просто счастливы подобным решением проблемы. Хотели помириться. Ну, хотели или не хотели, а я им такой возможности не дала. Держалась в стороне. Кроме всего прочего, моей матери не понравилось присутствие на свадьбе тети Симы. Мама пыталась высказать мне свое возмущение тем, что ее сестра распоряжалась и была почетным гостем, сидела рядом с молодыми в отличие от родителей. Кому бы возмущаться! Деньги на свадьбу дали Генашины предки и тетя Сима. Мои ни копейки не потратили. Добывала машины, фотографа, цветы, заказывала ресторан тетя Сима. Морально меня поддерживала тоже тетя Сима. Короче, заменила мать. Поэтому, когда мама начала высказывать мне свое отношение, я, не дослушав, демонстративно отвернулась и сразу отошла в сторону. Приткнулась к тетке.

Праздник шел своим чередом. Чинно, благопристойно. Вроде, ничего. Но ближе к ночи Лидуся, уже изрядно под шафе, улучила момент. Вытащила меня в холл. Оглянулась, убедилась — мы одни. Быстро-быстро, чтобы я ее не перебила, затрещала:

— Ой, а Ванечка-то… Всю неделю пьет. Не просыхает. Драться ко всем лезет. И без всякого повода. Соседи два раза милицию вызывали. А он снова… Как с работы придет, так за бутылку… Совсем чумной стал…

Она еще что-то тараторила. Наверное, важное и интересное для меня. Я не слышала. По улице, за большим зеркальным окном, прошел и остановился напротив меня Иван. Смотрел мутным, недобрым взглядом. Весь какой-то расхристанный. Видно, что сильно пьяный. Лицо нездоровое, опухшее. Или это перепады света и тени делали его лицо таким? В сердце сразу сильно кольнуло. Смятение стало затапливать душу тяжкой волной. Я вцепилась пальцами в фату. Сглотнула слюну.