История катастрофических провалов военной разведки - Хьюз-Уилсон Джон - Страница 27

Я догадывался, что сообщенные японцем сведения чрезвычайно важны, поэтому, когда он на нетвердых ногах удалился в уборную, мне пришлось вырвать страницы с рисунками из его дневника. Вернувшись, он выглядел еще пьянее, чем прежде, поэтому, когда голландский пилот сказал, что нам пора идти, я с легким сердцем оставил своего нового друга — тот общался с природой, перегнувшись через перила.

По возвращении в Малайю 5 декабря я немедленно сообщил обо всем услышанном нашему офицеру разведки ВВС. В тот же день меня доставили в Куала-Лумпур, где я имел разговор с двумя лицами в штатском, в которых я также признал офицеров разведслужб. Я передал им листки с рисунками японского бортмеханика и еще раз повторил все услышанное от него. Во время своего рассказа я утверждал, что склонен верить незадачливому японцу, который говорил мне правду, какой он ее видел, и мы сошлись на том, что если так оно и есть, то вторжения японской армии в Малайю следует ожидать в течение трех дней, начиная с 8 декабря [7 декабря по гавайскому времени, принимая в расчет линию перемены дат]. Назад в Сунгей-Патани я летел со строгой инструкцией держать язык за зубами.

Однако когда я вернулся, все оставалось по-прежнему. Несмотря на введение чрезвычайного положения, на аэродроме, к моему большому удивлению, так и не была объявлена полная боевая тревога, поэтому следующим шагом в развитии событий стал внезапный бомбовый удар японцев в семь часов утра 8 декабря, когда в результате разрыва снаряда меня буквально выбросило из солдатской душевой комнаты сквозь бетонный проем.

Я получил тяжелые ранения, был эвакуирован сначала в Батавию, а затем в Карачи и не принимал участия в войне в течение следующих двух лет, пока заживали мои раны. В начале 1944 года я вернулся в Великобританию и там был комиссован из ВВС по инвалидности.

Я часто спрашиваю себя: что стало с той информацией, которую я передал офицерам разведки в Куала-Лумпуре? До сегодняшнего дня я не могу понять, почему военное командование в Малайе в то утро не объявило полную военную тревогу, не говоря уже о том, что не отдало приказ об атаке японского флота, который, как мы все знали, был замечен у наших берегов.

Рассказ Питера Шепарда очень детален, но он представляет собой лишь один драматический пример среди массы подобных сведений, стекавшихся к британским властям в Малайе за месяц до вторжения японцев. Сами японцы, по-видимому, также допускали утечку информации в последние дни перед высадкой десанта, единственной загадкой остается то, почему на эти сигналы не реагировали британцы?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны бросить взгляд на другую фундаментальную проблему, замедлявшую работу английской разведки в Малайе: плохую организацию. Подход англичан к ведению разведывательной деятельности и координации разведслужб на Дальнем Востоке был, скажем так, легкомысленным. Конечно, вполне объяснимо, что в разгар войны с та-ким могучим и жестоким врагом, как нацистская Германия, британцы отдавали приоритет непосредственной угрозе своей государственности, а не событиям на Дальнем Востоке. Гораздо сложнее понять ту неразбериху и неорганизованность, которая царила в самой Малайе. Корни проблемы, по всей видимости, и в упущениях руководства, и в нехватке ресурсов.

Структура разведслужб в Малайе была, мягко говоря, далека от совершенства. Главным органом формально являлся ОКДВ, который должен был координировать действия трех разведслужб, источников радиотехнической разведки и учитывать сообщения МІ6, снабжая власти своевременными, точными сводками об угрозе интересам Великобритании. На самом деле основной его функцией было претворение в жизнь кодовой операции «Ультра», разработанной в Блетчли-парке. О деятельности ОКДВ написано очень мало, особенно в сравнении с его патронами в Уайтхолле, Объединенном комитете разведок и Государственной шифровальной школе. Дело, по всей видимости, в том, что, в отличие от Уайтхолла, ОКДВ имел куда меньший политический вес на Дальнем Востоке. Это была скорее очередная служба по сбору данных, нежели координационный или аналитический орган (в 1939 году ОКДВ был перемещен из Гонконга в Сингапур).

На самом деле ОКДВ был главным оплотом «Школы» на Дальнем Востоке, хотя отношение к нему в среде разведслужб было снисходительным — голос ОКДВ не был решающим на военных советах в Малайе. Более того, его представители даже не входили в такие советы из соображений особой секретности (перед падением Сингапура ОКДВ был эвакуирован оттуда, чтобы его документы не попали в руки японцев), да и голос их неизбежно потонул бы среди мнений различных гражданских и военных комитетов, ответственных за оборону полуострова. Как бы то ни было, в 1941 году в Малайе отсутствовала организация, которая координировала бы деятельность разведслужб.

Частично эта проблема проистекала из непонимания предела компетенции разведки. Военная разведка была лишь незначительным и подчиненным звеном в неповоротливой бюрократической машине, управлявшей малайскими колониями, и к тому же «настоящие разведчики» попросту не обращали на нее внимания. Это шло как от невежества колониальной администрации, так и от распространенного взгляда на «большую игру» разведок и секретных служб через призму приключенческой литературы. Все командование вооруженными силами на Дальнем Востоке было убеждено, что Secret Intelligence Service (SIS, или MI6) и поимка шпионов — это все, чем занимаются спецслужбы; о гораздо более приземленных их функциях, таких как сбор, сопоставление, интерпретация и распространение информации, не догадывались или на них не обращали внимания. До событий весны 1942 года таким важным моментам, как труд дешифровщиков, взломавших коды японцев и давших возможность читать секретные сообщения врага, не придавалось никакого значения, а если и придавалось, то такие данные не учитывались в работе оперативных и генерального штабов.

Чтобы еще больше усложнить ситуацию, появилось новое агентство, узурпировавшее функции контрразведки и осуществлявшее руководство с помощью офицера по обороне и безопасности. МІ5 всегда рассматривалась как служба, несущая персональную ответственность за шпионаж, саботаж и подрывную деятельность на территориях, принадлежавших Британской короне, и такая точка зрения бытует и по сей день. Но тогда (как, впрочем, и всегда) в МІ5 не хватало сотрудников. Раздробленность усугублялась еще и большим количеством различных спецслужб (так называемых «особых отделов») в самой Малайе. Результатом явилось то, что деятельность британских разведслужб на Дальнем Востоке была абсолютно некоординированной, а бесконечные дрязги между различными агентствами стали нормой.

Ко всему прочему и многие конкретные лица, ответственные за принятие важных решений, на дух не переносили друг друга, поэтому о каком-либо сотрудничестве между их службами не могло идти и речи. Достаточно лишь одного примера: офицер по обороне и безопасности МІ5 в Сингапуре полковник Хэйли Белл не разговаривал с главой японской секции особого отдела сингапурской полиции Морганом. Отношения между ними были настолько испорчены, что последний просто-напросто отказался сообщать Беллу (который, помимо всего, был еще и председателем губернаторской комиссии по безопасности и разведке) сведения о шпионаже со стороны японцев из соображений безопасности.

В конечном итоге конфликт между ними стал предметом внимания военных. В записях генерал-лейтенанта Персиваля, впоследствии сдавшего Сингапур, а в 1937 году бывшего главой штаба, имеется весьма примечательная характеристика Моргана: «Майору Моргану доверять совершенно невозможно. Его взгляды и заявления... несут на себе печать эксцентричности, инфантильности, сумбурности мысли и неуместной закрытости». Такая саркастическая оценка могла говорить о «профессиональной деформации» и неизбежности развития паранойи у любого разведчика после долгих лет пребывания в мире государственных секретов, но Персиваль (который, по оценке многих, лично знавших его, был гораздо более способным штабным офицером в 1937 году, нежели боевым генералом в 1941—1942 годах) не останавливается на этом: «Моргану очевидно недостает способностей, и он абсолютно не подходит для выполнения своих обязанностей... и моя оценка вполне подтверждается... его прошлыми действиями и поступками». Однако, как и все бывалые госслужащие, майор Морган обладал способностью выходить сухим ИЗ ВОДЫ: «С другой стороны, у него семи- или десятилетний контракт с государственными структурами, поэтому отправить его в отставку будет затруднительно»,— с досадой добавляет Персиваль.