Последняя тайна храма - Сассман Пол - Страница 38

Лайла дописала перевод и, присев на стол, начала читать. Да, документ оказался очень странным.

– И что, по-твоему, это значит?

Робертс взял у нее лист и пробежал его взглядом. Наступила долгая пауза.

– Очень странно, – промолвил он наконец. – Исходя из упоминания Иерусалима и судя по словам «пересеку море», я бы предположил, что документ написан в эпоху Крестовых походов.

– Когда именно? – спросила Лайла. – Я не особо разбираюсь в истории Крестовых походов.

– Я тоже, – сказал он, почесывая шею. – Первый Крестовый поход был в 1099 году, и крестоносцы отвоевали у сарацин Иерусалим. Потом образовалось королевство крестоносцев, которое просуществовало до конца тринадцатого века. Но примерно в… – он задумался, – …в 1187 году Саладин снова захватил Иерусалим. Тогда еще была битва при Хаттине. Так что, как мне кажется, письмо написано между 1099 и 1187 годами. Хотя, возможно, я несу чушь…

Робертс положил перевод на стол и снова начал протирать линзы.

– Королевство крестоносцев иногда называли «Отремер», – добавил он, – что значит «за морем».

– Думаешь, автор был крестоносцем? – спросила Лайла, рассматривая зашифрованное послание.

– Если и был, то уж точно не рядовым. В большинстве своем участники походов были неграмотны. Так как этот Г.Р. знал латынь и умел шифровать письма, он был либо дворянином, либо писцом, либо священником.

Робертс поднял очки перед собой, убеждаясь, что линзы чистые, и надел их на нос.

– Эсклармонда – средневековое французское имя, и, насколько я знаю, популярно оно было только в Лангедоке. Таким образом, можно предположить, что наш Т.Р. происходил из Южной Франции. Но кто он такой и что за древнюю вещь нашел, я не представляю. Прелюбопытный документ, ничего не скажешь.

– А «К»? Что это может быть? – спросила Лайла, указывая на заглавную букву в тексте перевода.

– Возможно, первая буква в названии местности, хотя… – Том пожал плечами, как бы говоря: «Я не уверен».

– Думаешь, документ подлинный? Не подделка?

– Не могу тебе сказать, – ответил Робертс, снова пожимая плечами. – Надо видеть оригинал. Да и в любом случае я не специалист в этих вопросах. Лучше спроси у палеографа или еще у кого-нибудь, кто этим занимается.

Он смущенно заулыбался.

– Думаю, с каждой минутой я все меньше могу тебе помочь, – сказал Робертс, словно извиняясь.

– Вовсе нет, – ответила она, проводя рукой по его плечу. – Ты мне очень помог.

Они выбросили клочки исписанной бумаги в мусорное ведро и прошли в большую комнату. Лайла хотела предложить Тому выпить, но потом передумала. Вероятно, почувствовав ее нерасположенность к общению, Робертс объявил, что ему пора идти.

– Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Том, – сказала Лайла, открывая дверь. – Ты меня просто выручил.

– Да ладно, пустяки! Мне самому было интересно, – ответил он, улыбаясь. – Ты же знаешь, я люблю головоломки. И обед был просто превосходный.

Он вышел на лестничную площадку.

– Лайла, послушай, я действительно сделал это чисто по-дружески… Да только я подумал… Не хочу тебе навязываться, но вдруг ты не против…

Он говорил нервно, сбивчиво. Она подошла поближе и поцеловала его в щеку.

– Давай поужинаем вместе, – сказала Лайла улыбаясь. – Можно тебе позвонить?

– Естественно! – Робертс засиял от радости. – Замечательно. Я буду ждать твоего звонка.

Ликуя от пробудившейся надежды, он вприпрыжку спустился с лестницы, а Лайла закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она не собиралась ему звонить. Во всяком случае, в ближайшее время. Все ее мысли были заняты загадочным письмом.

– Кто ты такой, Г.Р.? – шептала она, глядя на листок с переводом. – Что ты нашел? И кто прислал мне твое письмо?

Иерусалим

Вечером Бен-Рой заехал в свою запущенную однокомнатную квартиру в Ромеме, принял душ, побрызгался одеколоном и пошел пешком к своей сестре Хаве, которая на Шаббат устраивала у себя дома ужин.

Вечер был ясный и прохладный; с севера дул легкий бриз, улицы словно вымерли. По дороге ему встретились лишь несколько евреев-хареди[42] с вьющимися пейсами, спешивших домой из синагоги, да взвод женщин-пехотинцев в защитной спецодежде, куривших и весело болтавших на автовокзале компании «Эггед», держа на коленях винтовки «М-16». Бен-Рой любил такой город – безлюдный, чистый, тихий. В такие моменты появлялось чувство, что жизнь может начаться заново, с белого листа.

Хава жила неподалеку от Старого города, на Ха-Маалот – зеленой улице в центре западной части Иерусалима. Дойдя до желтоватого каменного здания, Бен-Рой сделал глоток водки и нажал на домофон рядом со стеклянной дверью. Через несколько секунд в аппарате послышался голос его племянника Хаима:

– Дядя Арие?

– Нет, Человек-паук, – ответил Бен-Рой с американским акцентом.

Мальчик некоторое время молчал и затем расхохотался:

– Никакой это не Человек-паук, а дядя Арие! Заходите!

Бен-Рой улыбнулся и открыл зажужжавшую дверь. Нажав кнопку вызова лифта, он всунул в рот пластинку мятной жвачки, чтобы скрыть запах алкоголя.

Шаббаты у сестры были редкими моментами в его серой жизни, когда он чувствовал себя уютно. Религиозные церемонии сами по себе не имели для Бен-Роя такого значения, как раньше. После Галиной гибели он почти перестал ходить в синагогу, даже на Пейсах, Рош-ха-Шана и Йом Киппур. Притягивала теплая, жизнерадостная атмосфера, царившая в семье сестры. Ему было приятно посидеть в узком кругу родных – Хавы, ее мужа Шимона и двух их детей – Хаима и Эзера. Его согревал вид веселых, счастливых людей – таких непохожих на него.

Арие вышел из лифта, и навстречу ему выскочили два брата-малыша.

– Поймал сегодня бандитов?

– А пистолет у тебя с собой?

– В зоопарк! В зоопарк!

Он взял детей на руки и понес в квартиру, закрыв ногой входную дверь. Из кухни вышел шурин – низкорослый толстяк с прической в африканском стиле и с пахнущим жареной курицей передником. Не зная его, Бен-Рой никогда не поверил бы, что Шимон парашютист, да еще отмеченный высокими наградами.

– Как поживаешь, родственник? – спросил тот, хлопая Бен-Роя по плечу.

Арие мотнул головой в ответ и снял малышей с рук. Они побежали в спальню, гогоча и имитируя стрельбу.

– Налить тебе? – спросил Шимон.

– А ты как думаешь? – огрызнулся Бен-Рой. – Где Хава?

– Свечи готовит. Вместе с Сарой.

Полицейский нахмурился: он привык, что посторонних у сестры не бывает.

– Наша подруга, – пояснил Шимон. – Решили пригласить сегодня.

Он посмотрел в коридор и добавил притихшим голосом:

– Кстати, очень симпатичная. И без парня!

Он подмигнул ему и ушел в кухню за спиртным. Бен-Рой наблюдал за ним, сидя на диване в гостиной. Его сестра, высокая, коротко подстриженная, с широкими бедрами женщина, наклонилась над столом, освещая свечи для Шаббата. Рядом стояла другая женщина – ниже ее ростом и с более стройной фигурой. Ее золотисто-каштановые волосы спадали почти до самой талии. На ней были хлопчатые брюки, белая рубашка и сандалии.

– Барух ата Адонаи, элохейну мелех хаолам, ашер кидшану бмитцвотав втизвану л'хадлих нер шел Шаббат , – произносила традиционную молитву сестра.

Шимон принес виски. За ним в комнату вошли женщины, и Хава обняла брата.

– Ты чудесно пахнешь! Новый одеколон? – сказала она, целуя его в щеку. – Знакомься – Сара.

Она отошла в сторону, и ее подруга, улыбнувшись, протянула Бен-Рою руку:

– Хава много мне о вас рассказывала.

Бен-Рой невнятно пробормотал что-то, не особенно стараясь быть любезным. Он любил приходить в гости к Хаве, потому что чувствовал себя у нее непринужденно, раскованно; теперь, когда какая-то незнакомка вторглась в семейный круг, вечер был практически испорчен.

– Не обращай внимания, – пошутила Хава, кивая на брата. – Он настоящий сабра[43]. Предложишь десерт – и он тут же растает.