Кайтусь-чародей - Корчак Януш - Страница 5

Бабушка говорит, что по руке можно прочитать судьбу человека.

— Когда я была молодой девушкой, цыганка мне предсказала всё, что со мной будет.

— Цыганки врут, — говорит папа, — обманывают людей.

А Кайтусю хочется знать, что будет. Папа не любит, когда Кайтусю рассказывают всякие таинственные истории, потому что после этого он с трудом засыпает и спит неспокойно: разговаривает во сне.

Странно. Как можно спать и разговаривать?

А есть люди, которые ходят во сне.

Даже ходят!

В лунную ночь встанет такой с постели и через окно — на крышу. Глаза у него закрыты, но он всё видит и не падает с крыши.

Кайтусь только забыл, как называются эти люди.

Мир так удивителен и загадочен.

Да вот хотя бы… Папа тоже когда-то был мальчиком, бабушка играла в куклы, и у мамы тоже была бабушка.

Разве не удивительно, что Кайтусь вырастет, у него тоже будут дети? Очень трудно понять.

Одно было, но давно. Другое ещё только будет. А третье есть, но далеко.

Есть и дальние страны. Там живут люди чёрного цвета.

И дети чёрные, и учителя в школе чёрные.

Кайтусь видел на улице негра, но не людоеда.

Бабушка говорит, что бывает чёрный, недобрый глаз: посмотрят на человека недобрым глазом, и он заболеет.

Отец говорит, нет, не бывает. А Кайтусь видел человека, у которого стеклянный глаз, настоящий стеклянный глаз!

Папа говорит, что волшебников нет, но есть индийские факиры. Факира можно закопать в землю, а он всё равно будет жить. Про это печатали в газете.

Но иногда и газеты обманывают.

Вот если бы можно было всё точно знать…

Кайтусю кажется, что раньше на свете было интересней.

Где сейчас Варшава и дома стоят, раньше были леса, болота и медведи. А в лесах укрывались разбойники.

Были рыцари.

Были короли в коронах.

Шестёрка белых коней везла золотую королевскую карету.

Было на что посмотреть.

Нападали татары. Врали в полон. Похищали детей и продавали в рабство туркам.

Были волшебные часы.

В доме у бабушки были такие волшебные часы. Большие, висели над комодом. Это ещё когда были живы бабушкины родители. Они тогда жили не в Варшаве.

— Бабушка, расскажи про часы, — просит Кайтусь.

— Так отец сердится, что я тебя пугаю, а ты потом неспокойно спишь.

— Бабушка, ну один разочек всего. Ведь я же и так знаю. И совсем не боюсь.

— Ну ладно. Старые это были часы, очень старинные.

— Золотые, — подсказывает Кайтусь.

— Не золотые, а позолоченные. Из дерева. Резные.

— И на часах была рука, а под рукой ключ, — подсказывает Кайтусь.

— Правильно. Внизу циферблат, а над ним рука и ключ.

— И часы не ходили, — говорит Кайтусь.

— И не ходили, и не били. Ни один мастер не мог их починить. Они висели на стене и ждали своего часа.

Кайтусь подсаживается ближе.

— А они большие были?

— Как картина. Над комодом висели.

— А рука большая была?

— Как твоя.

— Дальше, — торопит Кайтусь.

— Висят себе часы, не ходят, не бьют. Но когда в доме должно было случиться какое-нибудь несчастье, рука брала ключ, и часы били и звонили.

— А какой час? Двенадцать?

— Нет. Не помню. Я тогда молоденькая была, а твоя мама совсем маленькая. У неё и зубов даже ещё не было.

— И что дальше?

— Раз рука взяла ключ, и часы пробили на смерть дедушки. А однажды перед пожаром. А в последний раз я сама видела и слышала.

— А они громко били?

— Обыкновенно. Как часы.

— А рука долго держала ключ?

— Не помню, не буду обманывать.

— А пальцы руки двигались?

— Не помню, Антось.

Кайтусь тоже многое забыл, не помнит, например, как был маленьким.

— Бабушка, расскажи, как воры хотели отравить Азора.

— Да я уж тебе столько раз рассказывала. Были у нас две собаки. Азор был молодой, а Кадо старый и умный.

— И чуткий, — добавляет Кайтусь.

— Верный, умный пёс.

— Воры подбросили отравленную колбасу, — подсказывает Кайтусь.

— Да. Но Кадо сразу почуял. Нюхает колбасу, лает, а не ест.

— Бабушка, а про фельдшера расскажи. Такая смешная история.

— Да уж, и смех, и горе. Твоя мама заболела. И дедушка вызвал фельдшера.

— Кадо сидит на цепи.

— Да. Он сильный был. Мог разорвать чужого.

— И он сорвался с цепи.

— Сорвался и кинулся на фельдшера.

— А тот раскрыл зонтик.

— Ага. Вскочил на помойный ящик и зонтик раскрыл.

— А Кадо убежал.

— Погоди. Не спеши. Кадо поджал хвост, отскочил. Стоит с глупым видом и зовёт на помощь.

— Наверно, подумал, что зонтик стреляет?

— Ну, кто знает, что думает собака.

Кайтусь зевает. Спать ещё не хочется, но во всём теле истома.

— Смешно было, — говорит бабушка, — смотреть, как эта огромная собачища ела из одной миски с кошкой.

— С Муркой?

— Нет. Мурка раньше была.

— Расскажи.

— Ну, слушай. Только мы нальем Кадо в миску еду, кошка гут как тут. Вовсе она и не голодная, приходит просто подразнить. А Кадо ждёт, пока она выберет, что ей охота. Он голодный, сердится, пробует её оттолкнуть лапой. А она — ш-ш! Смеху было! — бабушка смеётся, хоть всё это происходило давным-давно.

Кайтусь тоже смеётся, хоть и не видел этого.

— Бабушка, а теперь про крыс.

— Ладно, только на этом конец.

Кайтусь согласен.

— Дом у нас был старый, но чистый. Ни клопов, ни мышей. А сосед у нас был очень скверный. Вот стоит наш дом, дальше забор, и сразу его хибара.

— Он был пьяница, — говорит Кайтусь.

— Пьяница и скандалист.

— Жену бил.

— Бил. Раз мы сидим с твоим дедушкой. Он читает книжку, я шью. Сидим на веранде перед домом. Была у нас такая верандочка.

— Увитая диким виноградом…

— Верно. Твои мама и дядя уже спали. В те времена дети раньше ложились спать. Значит, сидим мы, каждый своим делом занят. Тихо. Вдруг крик: «Помогите, спасите!» Дедушка сначала ничего — сидит, слушает. А жена этого нашего соседа снова: «Помогите! Он ребёнка убьёт!»

— И дедушка вскочил!

— Его как будто подбросило. Дедушка твой прямо кипяток был. Добрый, но справедливый.

— Схватил палку.

— Да, толстую такую палку и через забор!

— И как даст пьянице!

— А что же? Надо же было ребёнка спасать.

— А пьяница отомстил, — напоминает Кайтусь.

— Отомстил. Он знал какой-то секрет и наслал на нас крыс.

Вреда большого они не наделали, потому что у дедушки тоже были свои способы. Осталась только одна здоровенная крысища.

— Больше кошки?

— Нет, меньше, конечно. Но поймать её никак не удавалось.

«Наверно, заколдованная была», — думает Кайтусь, но молчит.

— Дедушка заманил эту крысу в кухню. Ладно. Закрыл все двери, А её нету. Ни тут, ни там нет. Прямо как испарилась.

— Спряталась под ступеньку.

— Нет, не под ступеньку. Ты плохо слушал. Ступенька вела из кyxни в сени. Дедушка её оторвал топором, но и там крысы нету. Ну, вспомни, Антось!

— Знаю. Она спряталась в карман передника.

— И опять нет. Висел в углу передник. Так крыса подпрыгнула, вцепилась в передник зубами и так и повисла. Ну, всё.

— Бабушка, ещё про бочку для дождевой воды.

— А что там интересного? Что нашла в бочке жабу?

— А про пожар, бабушка?

— Нет, нет. Поздно ужо. Отец будет сердиться.

— Тогда расскажи, как куры в дровах неслись.

— Всё. Ты уже спишь. Вон как зеваешь.

— Да я ещё совсем не хочу спать.

Но видит Кайтусь, что бабушка больше не собирается рассказывать, и ложится в постель.

Больше всего бабушка рассказывала, когда мама лежала в больнице.

Лежит Кайтусь в постели. Глаза закрыл.

Думает: «А что значит: дедушка был кипяток? Почему бабушка говорит, что нельзя знать, о чём думает собака? Почему виноград — дикий? Бабушка же говорила, что это обыкновенное растение, не ядовитое и даже не жжётся, как крапива. Тогда почему — дикий?»