Издержки профессии (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 14

— Катя на глаза огурцы клала и чайные пакетики, — задумчиво сказал Стас, — только не помню, для чего это… Может, от морщин? Надо в интернете посмотреть. Огурцов я вчера как раз купил.

— Только попробуй подойди ко мне со своими огурцами! — взвился Макс.

Он выскочил из-за стола, оставив недопитую кружку с кофе, и закрылся в своей комнате. Пора было собираться. О том, чтобы не пойти, речи сейчас даже не шло. Спрыгнуть с проекта теперь было ещё более нереально, чем в самом начале. Стас вложился в съёмки по-крупному: одна только аренда бассейна в загородном клубе сколько стоила! Ну почему заказчики именно его выбрали, почему? Угораздило же его встрять в эту комедию! Нет, уже не комедию. Максу было не до смеха.

Фотосессия происходила в президентском люксе одной из гостиниц города, вернее, в его ванной, по площади большей, чем комната Макса. Посреди ванной находилась перегородка, на которой крепилась душевая стойка. Никаких стеклянных створок вокруг не было — принимай себе душ посреди комнаты, да ещё и напротив окна. Максу это казалось немного странным: он бы чувствовал себя некомфортно в таких условиях, с другой стороны, этот номер предназначался не для тех, кто, подобно ему, почти всю жизнь прожил в квартире с шестиметровой кухней и трёхметровым совмещённым санузлом.

По сюжету ему предстояло плескаться в душе, будучи освещённым лучами утреннего солнца из окна. Что за идиотизм? При чём здесь чай? Ну, в общем-то, было понятно: если пьёшь чёртов чай, то ты такой совершенный, что утром встаёшь с постели — и, вуаля, уже красивый самым естественным образом. Осталось только зубы почистить и душ принять. Но неужели нельзя как-то иначе эту идею передать?

Макс только на минутку заглянул в ванную комнату, где Соня и ещё один ассистент — Игорь — ставили свет и отражатели под бдительным руководством Воскресенского. Фотограф не обратил на Макса никакого внимания.

Соня сказала ему идти готовиться. Визажистка (уже другая) быстро его подкрасила — основные усилия ушли на то, чтобы скрыть небольшую ссадину на щеке, оставшуюся после съёмок на треке. Остальное время Макс сидел в одних джинсах перед дверью в ванную, слушая сквозь шум льющейся воды распоряжения Ви и его споры с Соней по поводу выдержки. Ассистентку почти не было слышно, тогда как Воскресенский громко и раздраженно отвечал ей.

— Я что, первый раз воду снимаю?! Кого ты учишь! — неслось из-за двери.

Отлично, фотограф будет зол как чёрт ещё до начала съёмок… Спасибо тебе, Соня!

Когда его наконец пригласили, Макс вошёл в ванную, снял джинсы и встал под душ в указанной в описании сюжета позе: голова слегка запрокинута назад, обе руки на затылке. Вода, как ни странно, была комфортной температуры (парень ожидал, что мстительный фотограф заставит его стоять или под ледяной водой, или под кипятком).

— Ты всегда в трусах моешься? — язвительно поинтересовался Воскресенский.

— Сейчас я позирую, — ответил Макс, стараясь, чтобы голос не выдал переполнявшего его возмущения. — И в кадре я до пояса только…

— Всё равно снимай. На съёмке — как в жизни.

Парню показалось, что он сейчас задохнётся от ненависти к Ви: мерзавец делал это специально! Заставить его стоять тут голым после вчерашнего, было настоящей подлостью!

— Не буду, — упрямо заявил Макс, добавив: — Я стесняюсь…

— Соня, выйди, пожалуйста, — попросил Воскресенский, разумеется, прекрасно понимая, что модель вовсе не её стесняется. — Мы с Игорем справимся.

Ассистентка фыркнула, закатила глаза, но удалилась царственной походкой, одарив Макса насмешливым взглядом. Парень стоял и смотрел на Ви, тот на него.

— Хватит время тянуть! — скомандовал фотограф. — Делай что говорят!

Макс пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь унять овладевшую им злость, потом вышел из-под струй воды и стянул с себя мокрое бельё.

— Всё, теперь представь, что ты только-только проснулся, наслаждаешься приятным прохладным душем, свежим воздухом и солнцем, — сказал Воскресенский, возвращаясь к камере.

Парень старался как мог, но даже без едкой и эмоциональной критики фотографа понимал, что у него ничего не получается.

— Нет, так дело не пойдёт, — объявил Воскресенский. — Что ты весь зажался?! Девочка двенадцати лет, честное слово! Юная девственница! Можно подумать, тебя голым в школе к доске вызвали… Что за лицо такое унылое! Совершенно не умеет работать, совершенно…

Макс привычно молчал.

Ви немного походил по ванной туда сюда, затем сказал:

— Выключай воду! Давай попробуем так…

Макс выключил душ и завернулся в приготовленное кем-то полотенце.

— В идеале тебе нужно абстрагироваться от происходящего — как если бы ты на самом деле находился в одиночестве, — удивительно спокойно начал Воскресенский. — К тому же у тебя глаза полузакрыты — ты же всё равно нас не видишь. Вот тогда и будет нужное выражение лица. Если так не получается, представь, что рядом не фотографы, а какие-то знакомые люди, которых не нужно стесняться. Брат, например, или отец… Ты же отца не стесняешься.

— Я отца, — отрывисто ответил Макс, ещё больше взбешённый лицемерной лекцией Воскресенского, — в жизни два раза видел, и то по телевизору.

— Знаменитость какая-то? — без особой заинтересованности спросил Ви, тогда как Игорь, до этого особо не прислушивавшийся, вытянул в их сторону шею.

— Не особо… Лирический баритон; после консерватории пел в нашем театре два сезона, а потом уехал. Сейчас в Берлине поёт.

— О как! Не думал к папочке податься?

— Нужен я ему! У него от трёх жён четверо детей и внебрачных, как я, трое. А ещё и так, наверное, найдутся, которых он не признал…

Он нисколько не преувеличивал: его отец, сын московской студентки и торгового представителя из Испании, сам выросший без отца, успешно продолжил дело своего неотразимого красавца-родителя и наплодил кучу отпрысков во время многочисленных гастролей.

— Да уж… — насмешливо посмотрел на Макса фотограф. — Гроза женских сердец. Понятно теперь, в кого у тебя такая смазливая физиономия… А с пением как дела обстоят?

— Слушайте, вы!.. — не выдержал Макс.

— Ладно-ладно, — поднял руки вверх Воскресенский. — Признаю, не самая удачная шутка. Иди-ка сюда.

Фотограф отвёл Макса в дальний угол ванной к окну, подальше от подслушивающего ассистента. Макс не упирался, но и глаза поднять на Воскресенского не смел: хотя чего бы ему было стыдиться — это Ви должно быть совестно за вчерашнее…

— Вот что, мальчик, — сказал Воскресенский, заглядывая в лицо парню так, чтобы их взгляды всё же встретились, — если ты из-за того, что в номере было, то забудь… Я довольно туманно всё помню, но повёл я себя не самым лучшим образом. Признаю, был неправ. Просто подумал, что ты сам… ну, что ты для этого и поднялся в номер. Так что вот… На самом деле я о тебе так не думаю.

Макс выслушал путаное объяснение фотографа с каменным лицом, хотя внутри у него от этих слов всё переворачивалось. И смотрел на него Воскресенский сейчас совсем иначе — не похотливо, как вчера, и не пренебрежительно, как обычно, а как-то открыто, по-доброму.

— А Соня говорила, что вы с моделями никогда, — наконец открыл рот Макс.

— Ты модель, что ли? Ты недоразумение какое-то, — тут же последовал ответ.

А вот и старый Ви!.. С возвращением!

— Ладно, — скомандовал Воскресенский, — мы здесь не для этого собрались. За дело! Даю тебе пять минут на то, чтобы настроиться. Если не начнёшь работать как следует — тебе же хуже.

Макс пристроился на подоконнике, по самую шею замотавшись в полотенце и нахохлившись, как воробей. Ви, вместе с Игорем корректировавший освещение и настройки, изредка поглядывал на него. Мальчик на самом деле мало походил на модель, и чем больше он к нему присматривался, тем заметнее это становилось. Каким-то чудом он мог дать хорошие лицо, позу и настроение, в итоге — хорошие кадры, но даже если оставить в стороне профессиональные качества, у Макса был просто другой характер, другой тип личности. Он был очень замкнутым для модели, типичным интровертом, которого на проявления эмоций могли подвигнуть лишь очень грубые оскорбления или нарушения его личного пространства. И ещё он совершенно не стремился привлекать внимание, к собственной внешности тоже был равнодушен. Нет, он весьма пристойно одевался, аккуратно, чисто и не то чтобы совсем дёшево, но опять же нетипично для того, кто решил стать моделью: неброско, обыкновенно, без единой яркой детали. Заурядная серая или синяя футболка, иногда не менее заурядная рубашка, джинсы и серые замшевые кроссовки — ничего другого на нём Воскресенский никогда не видел. Один раз ещё была куртка — и та какого-то приглушённого, пыльно-синего цвета.